Стефания Бельгийская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стефания Бельгийская<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: 21 мая 1864(1864-05-21)
Брюссель, Бельгия
Смерть: 23 августа 1945(1945-08-23) (81 год)
Паннонхальма, Венгрия
Род: Саксен-Кобург-Гота
Отец: Леопольд II
Мать: Мария Генриетта Габсбург-Лотарингская
Супруг: Рудольф Австрийский
Дети: Елизавета Мария

Стефания (полное имя фр. Stéphanie Clotilde Louise Herminie Marie Charlotte, нидерл. Stefanie Clotilde Louise Hermine Marie Charlotte; 21 мая 1864, Брюссель — 23 августа 1945, Паннонхальма, Венгрия) — принцесса Бельгийская, в замужестве кронпринцесса Австрии.





Биография

Дочь короля Бельгии Леопольда II и его жены Марии Генриетты Габсбург-Лотарингской. Её детство было отмечено распрями между родителями и смертью единственного брата, наследника престола, Леопольда. Стефания была дружна с младшей сестрой, Клементиной.

Первое замужество

10 мая 1881 года в Вене Стефания вышла замуж за Рудольфа, кронпринца Австрии. Этот брак был заключен по политическим мотивам. На церемонии присутствовали будущий король Великобритании Эдуард VII и его племянник, будущий германский император Вильгельм II. Их единственный ребенок, Елизавета Мария, родилась в замке Лаксенбург 2 сентября 1883 года.

Стефания с удовольствием выполняла все обязанности, связанные с её положением, тем самым заслужив одобрение императора Франца Иосифа. Вскоре у супругов возникли разногласия. Рудольф был импульсивным, придерживался нетрадиционных и либеральных взглядов, а Стефания — реакционных. Когда Рудольф заразил её венерической болезнью, что сделало невозможным её беременность, они даже подумывали о разводе.

Стефания напрасно пыталась обратить внимание родителей мужа на его депрессивное и даже суицидальное настроение. В 1889 году Рудольф и его любовница, семнадцатилетняя баронесса Мария Вечера, были найдены мертвыми, видимо, в результате самоубийства. Стефания стала вдовой в возрасте 24 лет. Скандал, вызванный смертью Рудольфа, еще больше отдалил её от имперского двора.

Второе замужество

Еще будучи замужем, во время визита в Галицию в 1887 году, Стефания познакомилась с венгерским графом Элемером Лоньяем. Они поженились в Мирамаре (Италия) 22 марта 1900 года, что вызвало негодование её отца. После его смерти в 1909 году вместе с сестрой Луизой она потребовала в бельгийском суде права на часть наследства, которое Леопольд II передал в пользу своей собственной коммерческой организации.

В 1917 году Элемер получил от императора титул фюрста. Стефания переехала во владения её мужа, Оросвар-Русовце, в западной части Венгрии. Им пришлось уехать оттуда с наступлением Красной Армии в 1945 году. Они нашли убежище в бенедиктинском аббатстве Паннонхалма. В том же году принцесса скончалась от инсульта и была похоронена в крипте аббатства.

Наследие

В 1935 году Стефания хотела опубликовать свои воспоминания, но суд запретил их распространение. Эти воспоминания были опубликованы в конце концов за пределами Австрии под названием Ich sollte Kaiserin werden («Я должна была быть императрицей»).

В честь принцессы названы:


Напишите отзыв о статье "Стефания Бельгийская"

Отрывок, характеризующий Стефания Бельгийская

– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.