Стефан Баторий и днепровские козаки
| Стефан Баторий и днепровские козаки | |
| Стефанъ Баторiй и Днѣпровскiе козаки: изслѣдованiя, памятники, документы и замѣтки | |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: |
научная историческая монография |
| Язык оригинала: |
русский дореформенный |
| Оригинал издан: | |
| Издатель: |
типография Г.Л.Фронцкевича, Киев |
| Выпуск: | |
| Страниц: |
327 |
| Носитель: |
книга |
|
[oldbooks.ax3.net/BookLibrary/00926-Zaporozhskoe/1904.-Stefan-Batoriy-i-Dneprovskie-kozaki.html в каталоге онлайн-библиотеки «Царское село» Электронная версия] | |
«Стефан Баторий и днепровские козаки» (полное название: «Стефан Баторий и днепровские козаки: исследования, памятники, документы и заметки», рус. дореф. «Стефанъ Баторiй и Днѣпровскiе козаки: изслѣдованiя, памятники, документы и замѣтки») — сочинение историка Андрея Стороженко, историческая монография. Издана в Киеве в 1904 году, удостоена в 1909 году 48-й Уваровской премии Петербургской академии наук. Одна из важнейших работ историка, признаётся специалистами в качестве одного из наиболее важных трудов начала XX века в отрасли истории украинско-польских отношений[1][2][3].
Содержание
История
Андрей Стороженко с 1880-х гг. планировал посвятить себя преподаванию в Киевском университете Святого Владимира. Он получил в 1879 году степень кандидата университета и готовил магистерскую работу, но ввиду кончины в 1881 году своего научного руководителя Александра Котляревского, который был его основным покровителем и продвигал его на профессорское звание, Стороженко не смог защитить магистерскую диссертацию и получить профессорскую кафедру.
Оставление университета не вынудило Стороженко завершить научную деятельность. Он в дальнейшем неоднократно публиковался на страницах журнала «Киевская старина». Основными тематиками его сочинений была древняя история Украины и украинско-польские отношения. С 1882 года по 1899 год им было опубликовано здесь около 30 статей и заметок[1]. Отдельные материалы этих публикаций в «Киевской старине» стали основой будущей фундаментальной монографии историка «Стефан Баторий и днепровские козаки». Работа эта была написана на основе малоизвестных ранее документов Варшавского главного архива древних актов, а также документов Киевской археографической комиссии, в которой работал Стороженко[1] и издана в Киеве в 1904 году.
В 1909 году книга была отмечена Петербургской академией наук и Андрею Стороженко за неё была присуждена 48-я Уваровская премия за вклад в историографию и доказательство несостоятельности версии казацко-старшинских и дворянских историков XVII—XIX вв. о даровании польским королём шляхетских привилегий запорожским казакам.
Содержание
Первая часть
Первая часть книги озаглавлена по общему названию книги: «Стефан Баторий и днепровские козаки».
Поскольку в XVI веке поднепровские территории подвергались частым татарским набегам, оказывавшим влияние на общественное и политическое развитие края, первая часть книги Стороженко начинается анализом причин возникновения казачества. Первые шаги его становления исследователь тесно связывает с деятельностью польского короля Стефана Батория. Среди причин его избрания на польский трон в 1576 году автор называет влияние Турции, для которой Баторий являлся лицом, выгодным султану Селиму[1].
Стороженко опровергает вывод польских историков о том, что этот «воинственный король» являлся одним из организаторов казацкого движения, вместо этого он приводит противоположные доказательства того, что Баторий был одним из существенных противников его развития. Представители киевской исторической школы были подвергнуты критике автором за то, что «стремясь объяснить внутреннее содержание надуманной „реформы“, приписывали Стефану Баторию такие политические комбинации, которые в действительности никогда не приходили ему в голову … будто он воспользовался прерогативой польских королей нанимать без ведома сейма чужеземное войско»[1].
Он подчеркивал, что данная реформа Батория являлась результатом политической конъюнктуры. Ввиду наличия обязательств Батория перед Турцией и султаном, в условиях недовольства последнего частыми походами казаков на Молдавию, он грозил Баторию собственноручно выступить против казаков, если с ними не сможет справиться Баторий. Тем самым, находясь под постоянным прессингом этой нерешенной проблемы, и одновременно задумывая войну с Московским государством в 1578 году, Баторий привлёк низовых казаков на собственную службу, в надежде, что это пополнит его вооружённые силы и заставит казаков отказаться от походов на Молдавию, а также турецкие и татарские поселения[1].
Вторая часть
Вторая часть книги носит название «Князь Михаил Александрович Вишневецкий и стихотворный „Плач“ о нём неизвестного по имени автора 1585 года», где Стороженко публикует и анализирует польский плач «Epicedion»[1].
Награды
- 48-я Уваровская премия Петербургской академии наук (1909)[4]
Издания
- Стороженко А. В. [www.archive.perm.ru/PDF/lichn/subbotin/для%20САЙТА/03690_Стороженко%20А.%20В.%20Стефан%20Баторий%20и%20днепровские%20казаки%201904_0.pdf Стефан Баторий и днепровские козаки: исследования, памятники, документы и заметки] = Стефанъ Баторiй и Днѣпровскiе козаки: ізслѣдования, памятники, документы и замѣтки. — монография. — Киев: типография Г. Л. Фронцкевича, 1904. — 327 с.
- Стороженко А. В. [www.ozon.ru/context/detail/id/6169871/ Стефан Баторий и днепровские козаки]. — Репринтное издание книги 1904 года. — Москва: Книга по требованию, 2011. — ISBN 978-5-458-02080-0.
Напишите отзыв о статье "Стефан Баторий и днепровские козаки"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Копилов С. А. [www.nbuv.gov.ua/portal/soc_gum/Npkpnu/Ist/2009_19/19.10%20Kopylow.htm А. В. Стороженко – вчений-історик і громадський діяч] (укр.) // Наукові праці Кам’янець-Подільського національного університету імені Івана Огієнка. Історичні науки. : Фаховий збірник наукових праць. — Кам’янець-Подільський: Кам’янець-Подільський національний університет імені Івана Огієнка, 2009. — Т. 19. — С. 140-152. — ISBN 978-966-2187-16-8.
- ↑ Лепявко Сергій Анатолійович. [www.lib.ua-ru.net/inode/27865.html Військово-політична діяльність українського козацтва в контексті міжнародних відносин (1561 – 1595)]. — Автореф. дис... д-ра іст. наук. — Київ: НАН України, Інститут історії України, 2000. — 35 с.
- ↑ Винар Л. Огляд історичної літератури про початки української козаччини // Винар Л. Козацька Україна. Вибрані праці / Ред. В.Степанков. — К.; Львів; Нью-Йорк; Париж, 2003. — С.479.
- ↑ Пазюра Наталка Василівна. [www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/borysfen/2008_1.pdf Андрій Володимирович Стороженко: до 150-річчя від дня народження] (укр.) // Борисфен : Науковий журнал ВАК України. — Дніпропетровськ, 2008. — Вып. 1. — С. 20-23.
Отрывок, характеризующий Стефан Баторий и днепровские козаки
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
