Стефан Махрищский

Стефан Махрищский
«Стефан Махрищский с житием», XVII век
Имя в миру	неизвестно
Рождение	начало XIV века Киев
Смерть	14 июля 1406(1406-07-14)
Почитается	Русской Православной церковью
В лике	преподобных
Главная святыня	мощи в Свято-Троицком Стефано-Махрищском женском монастыре
День памяти	14 (27) июля
Подвижничество	трудолюбие отшельничество пост скромность

Стефан Махрищицкий (ум. 14 июля 1406) — преподобный Русской церкви, память совершается 14 (27) июля.

Родился и воспитался в Киеве. Стефан постригся в Печерской обители и провел там несколько лет в послушании и молитве. Согласно житиюм, притеснения папистов заставили его вместе с другими печерскими иноками искать убежища в Москве, где его благосклонно принял великий князь Иван II. Но притеснения папистов являются анахронизмом, так как Кревская уния и привилегии католиков появились только в 1385 году. В реальности сторонник Константинопольского патриарха и единства русской церкви спасался от власти киевского митрополита, поставленного болгарским патриархом при помощи литовских князей, недовольных переселением законных киевских митрополитов вначале во Владимир, а затем в Москву, и воспользовавшихся тем, что митрополиты сравнительно редко служили в Киеве.

Оставшийся верным законному киевскому митрополиту в Москве Стефан поставил себе келью в уделе московского князя в уединенном месте на берегу реки Махрищи, в 35 верстах от обители Сергиевой. Желая сохранить безмолвие, Стефан сначала не хотел принимать приходивших к нему, но потом уступил их просьбам и в 1358 году основал обитель. Живший близ Махры благочестивый человек отдал обители Махрищской свою усадьбу с засеянными полями, сам принял иночество с именем Григория и был любимым учеником Стефана. Это было не по сердцу соседним владельцам: они знали уважение великого князя Дмитрия к Стефана и опасались, чтобы земли, которыми они владели, не перешли во владение монастыря. Четверо из них, братья Юрцовские, подняли гонение на игумена и грозили убить его, если он не уйдет из Махры. Стефан удалился вместе с Григорием на север и в 60 верстах от Вологды, на реке Авнеге, основал в 1370 году пустынную обитель с храмом св. Троицы. Великий князь Дмитрий Иванович прислал пожертвования в эту обитель, а Стефана вызвал обратно в Махрищскую.

Дожив до глубокой старости, Стефан принял схиму и скончался в 1406 году.

Мощи Стефана обретены нетленными при построении каменного храма св. Троицы в 1550 году, но оставлены в новом храме под спудом.

Житие Стефана написано игуменом (впоследствии епископом вологодским) Иоасафом, по воле митрополита Макария, при пособии кратких записок, составленных столетним монахом Серапионом; Иоасафом же составлены описание чудес Стефана и служба ему. В начале XVII века Махрищская обитель, разоренная поляками, приписана к Сергиевой лавре.

Ссылки

• [stefmon.ru/saint/%D0%B6%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%B5-%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%BE%D0%B4%D0%BE%D0%B1%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE-%D1%81%D1%82%D0%B5%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0-%D0%BC%D0%B0%D1%85%D1%80%D0%B8%D1%89%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE-%D1%87%D1%83%D0%B4%D0%BE%D1%82%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%86%D0%B0 Жизнеописание Преподобный Стефан, Махрищский чудотворец]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Стефан Махрищский

15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.