Стефан Урош I

Стефан Урош I Стефан Урош I
Король Сербии
1243 — 1276
Предшественник:	Стефан Владислав
Преемник:	Стефан Драгутин
Рождение:	до 1229
Дети:	Стефан Драгутин, Стефан Милутин, Брнча, Стефана.

Сте́фан У́рош I Великий (серб. Стефан Урош I; ок. 1229 - 1 мая 1277) — король Сербии (1243—1273) из династии Неманичей. Захватил трон в 1243 году, свергнув своего брата Стефана Владислава. Его долгое правление стало периодом активного экономического развития страны. Содействовал подъему горнодобывающей промышленности, в частности, поощрял строительство серебряных и свинцовых рудников. Активная внешняя торговля привела к войнам Сербии с Дубровником в 1253-1254 и 1265-1268 годах, завершившимся победой сербов. В 1268 года предпринял неудачную экспедицию против Венгрии, в ходе которой был взят в плен и был вынужден уплатить выкуп за освобождение. Умелое использование вражды между кланами позволило Урошу присоединить западное Захумье и постепенно ослабить позиции князей боковой ветви династии Неманичей. Централизаторская политика короля привела в 1276 году к мятежу его сына Стефан Драгутина. Войска Уроша были разбиты объединенными силами повстанцев и венгров в битве при Гацко. В результате Урош отрекся от престола и ушел в монастырь, построенный им самим в Сопочанах, где вскоре умер.

Ранние годы

Стефан Урош был младшим сыном Стефана Первовенчанного, рожденным от его неизвестной второй жены или третьей - Анны Дандоло .

В период правления Стефана Первовенчанного Сербия была суверенным государством, однако его старшие сыновья оказались не в состоянии поддерживать это положение: Стефан Радослав попал в зависимость от деспота Эпира Феодора Комнина, а его преемник Стефан Владислав - от болгарского царя Ивана Асена II. В 1243 году сербская знать свергла Владислава и посадила на трон младшего из сыновей Стефана Первовенчанного - Стефана Уроша. После непродолжительной борьбы Уроша с Владиславом братья примирились, и новый король дал ему в управление княжество Зета .

Развитие государства

Горное дело

Правление Стефана Уроша стало временем активного экономического развития страны. Король пригласил в Сербию из Трансильвании бежавших туда от монголов шахтеров и позволил им строить серебряные и свинцовые рудники, а также предоставил самоуправление. Взамен горнодобытчики уплачивали в казну налог в 8-10% от добываемой руды, что позволило наладить чеканку серебряной королевской монеты.

Торговля и финансы

Стефан Урош I также способствовал возрождению торговли на сербских землях, привлекая купцов не только из Дубровника и Котора, но и со всей Далмации и даже Италии. 1 августа 1243 года Урош издал хартию, подтверждавшую торговые привилегии и налоговые льготы торговцев из Дубровника. Основной угрозой для торговли были разбойники . Для обеспечения безопасности купцов, паломников и лиц благородного происхождения король сформировал специальные вооруженные отряды. Интересы купцов также были обеспечены торговыми соглашениями, в котором Урош брал на себя обязательства покрывать материальные потери, понесенные от рук грабителей .

Король способствовал переселению в страну иностранных колонистов, в основном, занятых в торговле. Колонисты были подсудны специальным законам: так, их споры с сербами разрешались смешанными трибуналами, состоящими в равных частях из сербов и колонистов. Переселенцы также имели право исповедовать католическую религию, но не могли её распространять.

Урош практиковал продажу купцам права собирать налоги и пошлины. Это позволяло получать гарантированный объем налогов, однако усиливало напряженность в народе, поскольку купцы-сборщики нередко злоупотребляли своими правами и притесняли население. Тем не менее прибыль, полученная от добычи руды и торговли серьезно укрепило экономическое положение сербских правителей. Эти деньги дали им средства для привлечения наемных войск, освободив аристократию от службы в армии, однако в долгосрочной перспективе это оказалось губительным для королевской власти.

Внешняя политика

Войны с Дубровником

Ослабление южных и восточных соседей Сербии позволило Урошу сконцентрироваться на подчинении западного Захумья и защите границ с Венгрией .

В 1252 году сербский король вступил в конфликт с Дубровником. Предпосылками конфликта был вопрос о то, кто должен собирать налоги с католического населения, проживавшего в приморских районах, - архиепископ Дубровника или епископ Бара, принадлежавшего Сербии. Спор был вынесен на суд папы. Урош и бывший король Владислав поддержали Бар. Хроники Дубровника указывают на враждебное отношения Уроша к городу, считая, что король намеренно вызвал конфликт, пытаясь установить контроль над Дубровником или, по крайней мере, ослабить позиции венецианцев в Сербии. Войска Дубровника вышли за пределы городских стен, однако до битвы дело не дошло. Однако уже в 1253 году Дубровник вступил в союз с болгарским царем Михаилом Асенем I с целью свержения Стефан Уроша . Власти города также вступили в переговоры с королём Венгрии и в 1254 году уплатили ему дань, вероятно, рассчитывая на его поддержку в ожидаемой войне. Ход начавшихся боевых действий доподлинно не выяснен. Болгары, вероятно, отступили, дойдя до реки Лим и опустошив Биело-Поле. Урош заключил с ними осенью 1254 года сепаратный мир, который восстановил статус кво. В том же 1254 году Урош и Дубровник были вынуждены заключить мир и возместить друг другу нанесенный ущерб. В обмен на право вести международную торговлю Дубровник обязался платить сербскому королю 2 000 золотых монет в год.

Вторая война с Дубровником началась в 1265 году. Урош обвинил горожан в причастности к грабежам прибрежных сербских территорий, предоставлении убежища сербским дезертирам и поддержании отношений с враждебной сербам Венецией . По итогам краткосрочного конфликта в 1268 году между сторонами был подписан мирный договор.

Сербия и Дубровник пережили еще один короткий конфликт в 1275 году. Он случился на фоне споров Котора с Дубровником. Котор был в составе Сербии, и, хотя жил по собственным законам, признавал верховенство сербского короля, поэтому Урош выступил на его стороне. Конфликт был быстро разрешен и не имел серьезных последствий.

Отношения с Венгрией

До столкновений на рубеже 1267 и 1268 годов между Венгрией и Сербией долгое время не возникало серьезных конфликтов. В 1260 году сербы поддержали венгерского короля Белу IV в борьбе с Чехией а четыре года спустя Стефан Урош участвовал в свадебной церемонии молодого венгерского принца Белы . Граница между Венгрией и Сербией в то время проходила, вероятно, к северу от Западной Моравы близ Равны.

В конце 1267 или в начале 1268 года Стефан Урош атаковал венгерскую провинцию Мачва. Причины вторжения не известны. Целью экспедиции могло быть как желание сербов укрепить северную границу, так и простой грабеж. Сербская армия опустошила Мачву , однако весной 1268 года потерпела поражение от маховского бана Белы Ростиславовича, поддержанного его дедом, королём Белой IV. Стефан Урош вместе со своим зятем и сановниками был взят в плен. Он был вынужден заплатить выкуп за своё освобождение. По мнению некоторых исследователей, гарантией мира между двумя странами стал брак старшего сына Уроша, Драгутина, и внучки венгерского короля, Екатерины. Другие, однако, считают, что свадьба состоялась ранее 1268 года. По мнению некоторых историков, Урош также был вынужден признать сюзеренитет короля Венгрии .

Восточная политика

На царствование Стефана Уроша пришелся расцвет Никейской империи. В 1246 году Иоанн III Дука Ватац отобрал у болгар Фракию и Македонию, а в декабре того же года захватил Салоники. В результате новой войны в 1252 году греки заняли западную Македонию и Албанию. Растущая мощь греков привела к вмешательству сицилийского короля Манфреда, который стал оказывать поддержку Эпирскому деспотату и Ахейскому княжеству. Сербия в это время была не в состоянии противодействовать никейцам. Урош предпочитал открыто не конфликтовать с ними, однако в 1258 году сумел занять принадлежавшие грекам Скопье, Прилеп и Кишево. В 1259 году союзные войска сицилийцев, эпирцев и ахейцев были разбиты в битве при Пелагонии. В 1261 годы император Михаил VIII Палеолог вошел в Константинополь и, таким образом ликвидировав Латинскую империю, восстановил Византию.

В последующие годы Урош являлся союзником Византии. Хроники Дубровника указывают, что одной из причин войны 1265 года было то, что Дубровник имел связи с Венецией, которая была противником сербско-византийского союза. В 1268 году ко двору Уроша прибыли византийские послы для переговоров о свадьбе его младшего сына и дочери императора Анны. Брак в конечном счете не состоялся из-за противостояния сербской знати.

Ситуация вновь изменилась с восшествием на сицилийской престол Карла Анжуйского, который вознамерился восстановить Латинскую империю. Карл Анжуйский предпринял дипломатические усилия, чтобы создать антивизантийскую коалицию. В 1273 или даже в 1272 годах Урош под влиянием своей жены Елены Анжуйской примкнул к этой коалиции, рассчитывая увеличить свои владения за счет Византии. Среди его союзников оказались король Сицилии, ахейский князь, эпирский деспот, болгарский царь и правитель Фессалии Иоанн Дука, чья дочь Елена была выдана за младшего сына Уроша Милутина.

Усиление королевской власти и последующий упадок

В целях укрепления своей власти Стефан Урош подавил сепаратизм регионов. Он ликвидировал титул "король Захумья, Требинье и Дуклы" и стал именовать себя "королём всех сербских и приморских земель". Нехватка источников не позволяет проследить постепенное покорение западной Сербии - Захумья. Предположительно, высокая степень автономии местной знати привела к конфликтам внутри неё, чем воспользовался Урош. Играя на интересах местных аристократов, он добился падения авторитета местного правителя Радослава и его потомков, что в итоге привело к тому, что знать признала верховную власть сербского короля.

На протяжении всего периода своего правления Стефан Урош поддерживал тесные отношения с Сербской Православной церковью, хотя и здесь проявляла его склонность к централизации власти. В 1263 году он способствовал назначению архиепископом Сербии своего брата Саввы, а после его смерти - ученика Саввы, афонского монаха Иоанна. Иоанн был настолько близок к королю, что оставил свой пост после свержения Уроша. Стефан Урош основал в 1260-х годах монастырь Сопочаны. Фрески в церкви монастыря являются венцом сербской живописи XIII века. Они изображают религиозные сцены, а также членов королевской семьи. Король также распорядился построить часовню Преображения в афонском монастыре Хиландар и дал задание монаху Доменциану написать Жизнеописание святого Саввы и Жизнь святого Симеона.

В целях централизации власти в королевстве Стефан Урош не стал выделять уделы своим сыновьям. Старший из них, Драгутин, оставаясь при королевском дворе, при поддержке своего тестя, венгерского короля Иштвана V, стремился, однако, получить себе в управление часть королевства. Урош противился этому, и некоторые ученые считают, что он даже принял решение передать права на престол младшему сыну Милутину. Наконец, в 1276 году Драгутин открыто потребовал от отца уступить ему часть королевства. Урош пришел в ярость, и Драгутин, опасаясь за свою жизнь, восстал, призвав на помощь своего тестя. Ученые расходятся во мнениях о причинах восстания. Диницэ считает, что оно было вызвано стремлением Драгутина к власти. Мавроматис указывает, что в 1276 годы Урош, без учета мнения Драгутина, назначил своим преемником Милутина, что и вызвало восстание. Чтобы привлечь последователей, Драгутин обещал широкие привилегии сербской знати. Армия Уроша и объединенная армия повстанцев и венгров встретились у городка Гацко. Королевсике войска были разгромлены, а Стефан Урош отрекся от престола и ушел в монастырь Сопочаны, приняв постриг под именем Симеон. Там же он умер 1 мая 1277 года и был похоронен.

Стефан Урош I был канонизирован Сербской Православной церковью. Его жизнь описана архиепископом Даниилом II в «Житии сербских королей и архиепископов».

Образ

Византийский дипломат, живший в 1268 году в Сербии, оставил следующее описание сербского двора: Великий король, как его именуют, ведет настолько простую жизнь, что она была бы позорна для среднего вельможи в Константинополе. Венгерский зять короля работает с прялкой в бедной одежде. Джон Файн так характеризует правление Стефана Уроша I: Урош, который в 1243 году принял корону Сербию после Владислава, представляется самым одаренным из трех братьев. В защиту двух других можно сказать, что Урош имел преимущество над ними, поскольку его правление совпало с распадом двух ранее могущественных соседей Сербии - Эпирского деспотата и Болгарии. При Уроше Сербия стала значительной силой на Балканах.

Семья

В 1250 году Стефан Урош I женился на Елене Анжуйской, от которой имел четверых детей:

• Стефана Драгутина
• Стефана Уроша Милутина
• Брнчу, выданную за князя Георгия
• Стефана (ум. до 1264)

Родословная

Родословная Стефана Уроша

Урош I, князь Рашки

Завид

Анна Диогена

Стефан Неманя

Стефан Первовенчанный

Анастасия Сербская

Стефан Урош I

Витале Дандоло

Энрико Дандоло

Райнеро Дандоло

Анна Дандоло

Литература

• Cawley, Charles, [fmg.ac/Projects/MedLands/SERBIA.htm#_Toc233765126 Medieval Lands], <fmg.ac/Projects/MedLands/SERBIA.htm#_Toc233765126> 
• Ћирковић, Сима (2005), Срби у средњем веку, Београд: Idea, ISBN 86-7547-072-X 
• Ćirković, Sima (2004), The Serbs, Blackwell Publishing Ltd., ISBN 86-7547-0-631-20471-7 
• Fine, John V.A. (1998), The Late Medieval Balkans: A Critical Survey from the Late Twelfth Century to the Ottoman Conquest, Ann Arbor: University of Michigan Press, ISBN 0-472-10079-3 
• Molè, Wojsław (1962), Sztuka Słowian Południowych, Wrocław-Warszawa-Kraków: Ossolineum 
• Hertmanowicz-Brzoza, Małgorzata (2005), Słownik władców świata, Kraków: Wydawnictwo Zielona Sowa, ISBN 83-7435-077-6 
• Ostrogorski, Georgije (1967), Dzieje Bizancjumу, Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe 
• Podhorodecki, Leszek (1979), Jugosławia. Zarys dziejów, Warszawa: Książka i Wiedza 
• Rapacka, Joanna (1993), Dawna literatura serbska i chorwacka: zarys dziejów, Warszawa: Slawistyczny Ośrodek Wydawniczy, ISBN 83-900117-8-6 
• Rapacka, Joanna (2005), Rzeczpospolita Dubrownicka, Sejny: Wydawnictwo Pogranicze, ISBN 83-86872-72-1 
• Runciman, Steven (1997), Nieszpory sycylijskie. Dzieje świata śródziemnomorskiego w drugiej połowie XIII wieku, Katowice: Wydawnictwo Książnica, ISBN 83-7132-116-3 
• Стевановић, Миладин (2002), Краљ Милутин, Београд: Књига-комерц, ISBN 86-83583-26-0 
• Skowronek, Jerzy (1988), Serbia, Chorwacja i Słowacja od schyłku X w. do podbojów tureckich, Warszawa: PWN 
• Felczak, Wacław (1985), Historia Jugosławii, ISBN 83-04-01638-9 

Отрывок, характеризующий Стефан Урош I

Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]