Стефан Урош III Дечанский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стефан Урош III Дечанский
Стефан Урош III Дечански Немањић

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">На фреске Дечанского монастыря</td></tr>

Король Сербии
1322 — 1331
Предшественник: Стефан Милутин
Преемник: Стефан Душан
 

Сте́фан У́рош III Де́чанский Не́манич (серб. Стефан Урош III Дечански Немањић, ок. 1276[1][2][3] или после 1284[4][5] — 11 ноября 1331,Звечан) — король Сербии из династии Неманичей, сын короля Милутина (12821321) и отец царей Стефана Душана и Симеона Синиши. Продолжал расширение Сербии за счет Византийской империи и сделал её самым могущественным государством на Балканском полуострове. Разбил болгарское войско в битве под Велбуждом в 1330 году и установил контроль над Македонией. Был свергнут сыном Стефаном Душаном. Умер при загадочных обстоятельствах в заточении в Звечане. Основал монастырь Высокие Дечаны. Канонизирован Сербской Православной церковью как святой король.





Молодость

Урош родился от брака короля Милутина и сербский дворянки Елены или, по другим источникам, Анны Тертер, дочери болгарского царя половецкого происхождения Георгия Тертера. Точный год рождения Уроша не известен. По мнению исследователей, считающих его сыном Елены, он родился около 1276 года, те же, кто считает его матерью Анну Тертер, указывают на другую дату — после 1284 года. Наконец, по некоторым источникам, Стефан Урош родился около 1274/1276, а его матерью была Елена Дука, дочь фессалийского правителя Иоанна.

В 1292 году Милутин вступил в конфликт с болгарским деспотом Шишманом, который, в свою очередь, призвал на помощь своего сюзерена, татарского хана Ногая. Хан пригрозил вторжением в Сербию, и чтобы прекратить конфронтацию Милутин запросил мира и отправил в качестве заложника к татарам Стефана Уроша и ещё нескольких наследников знатных семей. Они оставались среди татар до смерти Ногая. В 1299 году король Милутин женился на дочери византийского императора Андроника II Палеолога Симониде (Симоне). Его предыдущая жена, мать Стефана Уроша, была изгнана, а их брак был аннулирован. Это фактически превратило Стефана Уроша во внебрачного сына, не имеющего прав на престол. Тем не менее, Урош был отправлен в Зету как наместник отца.

Поскольку Милутин и Симонида не имели детей, её мать Ирина Монферратская предложила в наследники сербского престола своих сыновей. Сначала она послала Димитрий Палеолога, но он, не довольный грубыми нравами сербского двора, вскоре вернулся в Византийскую империю. Ещё один брат Симониды, Феодор, также отказался от сербского трона и стал маркизом Монферратским.

Бунт против отца

Утрата Стефаном Урошем прав на наследование престола, а также сильные прозападные и антивизантийские настроения в Зете сподвигли его поднять мятеж против отца. Сведений о ходе восстания почти не сохранилось, но разумно будет предположить, что оно произошло в 1308 году. Милутин, собрав армию, выдвинулся против сына. Архиепископ Сербский Даниил II в своей книге «Жития королей и архиепископов сербских» писал, что Милутин предложил переговоры, и Стефан Урош встретился с отцом и попросил прощения. Однако по окончании переговоров Урош по приказу короля был арестован и перевезен в Скопье. Там его ослепили и отправили в Константинополь. Есть мнение, что Стефан Урош на самом деле был ослеплен «условно» — в случае неповиновения наказание было бы приведено в исполнение, однако вплоть до смерти отца Урош носил повязку на глазах в знак смирения.

Изгнание

В Константинополе император Андроник II Палеолог проявил симпатию к молодому принцу, который в это время лишился сына Душица, но, в свою очередь, не сделал ничего, чтобы помочь ему вернуться на родину. Это изгнание, возможно, имело решающее влияние на сына Стефана Уроша, Душана.

29 октября 1321 года Милутин внезапно скончался в своей резиденции в Неродимле. Началась борьба за трон между его наследниками. Свои претензии на трон заявил сын Милутина от первого брака Стефан Константин, который был ранее наместником Захумья и, после изгнания Уроша, Зеты. Как только Стефан Урош узнал о смерти отца, он заявил, что милостью святого Николая к нему вернулось зрение. Он привлек на свою сторону группу сербских аристократов, его также поддержала Сербская Православная Церковь. В том же году Урош вернулся в Сербию и предложил Константину разделить с ним власть, но последний отказался. Так началась борьба за наследие Милутина.

Борьба за престол

Отказ Константина от компромисса, вера в чудодейственную силу исцеления Стефана Уроша и славянские корни его матери позволили ему завоевать симпатии народа и духовенства. Борьбу с Урошем Константин проиграл, был схвачен и зверски убит, будучи прибитым железными гвоздями к доске. На Крещение 1322 года архиепископ Никодим короновал Стефана Уроша под именем «Стефан Урош III, благоверный король сербских и приморских земель», а его сын Стефан Душан получил титул «младшего короля».

Другим претендентом на трон был сын Драгутина Стефан Владислав II. После смерти короля Милутина Владислав бежал из тюрьмы и заявил свои права на престол. Его поддержали дворяне, служивщие его отцу, а также венгры и боснийский бан Стефан II Котроманич. Война Стефана Уроша с Владиславом тянулась до весны 1324 года. Основные бои велись за горнодобывающие районы — Мачву, Усору, а также Белград. В конце концов Владислав был побежден превосходящими силами Стефана Уроша. Ему предложили отправиться в изгнание в Боснию, но он предпочел жизнь в Венгрии, где и скончался.

Война с Дубровником

Во время гражданской войны в Сербии торговцы Дубровника поддерживали Владислава. Вступив на престол, Стфеан Урош вознамерился наказать их за это. Сербская армия напала на Дубровник, которому покровительствовала Венеция. Сербы разорили окрестности Дубровника, но, не имея сил для взятия города, заключили с ним мир 26 марта 1326 года.

Мария Палеолог

В октябре 1322 года жена Стефана Уроша Феодора умерла, и он решил жениться во второй раз на дочери Филиппа Тарентского. Этот брак ему был нужен для установления родства с Анжуйским домом, поскольку он, вероятно, собирался продолжить антивизантийскую политику своего дяди Драгутина. Однако брак не состоялся, вероятно, из-за того, что изгнанный Стефаном Урошем Владислав через свою мать имел родственные связи с Анжуйским домом. Потерпев неудачу, Стефан Урош обратился в сторону Византии и в 1324 году женился на Марии Палеолог, дочери Иоанна Палеолога, племянника императора Андроника II Палеолога.

Сам Иоанн Палеолог давно хотел создать независимое государство между Сербией и Византией со столицей в Салониках и в этом браке своей дочери видел первый шаг к достижению этой цели. Он сумел убедить сербского короля атаковать Византийскую империю. Испугавшись такого развития событий, император Андроник II Палеолог предложил Иоанну титул цезаря, если он покорится, но тот вскоре умер. Мария осталась при сербском дворе как королева.

Покорение болгар

В 1323 году в Болгарии царем был избран Михаил Шишман, зять короля Милутина. В это время обострилась династическая борьба в Византии. Андроник III Палеолог восстал против своего деда Андроника II Палеолога и после непродолжительной борьбы добился признания себя в качестве соправителя. Однако достижения этой цели было недостаточно, и обе стороны вновь стали готовится к войне. Император обратился за помощью к сербам. Андроник II Палеолог в своё сремя гостеприимно принял Стефана Уроша в Константинополе. В разгар гражданской войны Андроник III Палеолог в 1328 году занял Македонию и Албанию. Сторонники Андроника II Палеолога укрепились в городах сербско-византийском границы — Мельнике, Просеке и Струмице. Однако, несмотря на все призывы, король Стефан Урош официально не принял ничью сторону. Тем не менее сербский король молчаливо позволил Андронику III занять несколько крепостей, и в итоге в 1328 году тот вошел в Константинополь. В мае того же года старый император был вынужден отречься от престола и постригся в монахи.

Из-за этих событий, в частности, оккупации Просека, произошел конфликт между сербами и византийцами. В ответ сербы организовали атаку и почти взяли Охрид. Под давлением недовольных жителей Константинополя, которые поддерживали Андроника II Палеолога, с одной стороны, и сербских завоеваний с другой, Андроник III Палеолог был вынужден искать союзников. Он нашел их очень скоро в лице болгарского правителя Михаила Шишмана. В течение многих десятилетий Болгария наблюдала, как сербское государство расширяется за счет её прежних территорий и проникает в долину Вардара. Территория, которая принадлежала болгарскому царю Самуилу, теперь в основном находилась в сербских руках. При этом болгары не имели достаточно сил, чтобы препятствовать сербской экспансии, поэтому альянс с византийцами представлялся им крайне выгодным. Тем более царь Михаил Шишман никогда не был доброжелателен к сербам. В 1325 году он даже развелся с Анной (дочерью Милутина и сестрой Стефана Уроша) и женился на Феодоре, сестре императора Андроника III. Два правителя дважды встречался в Адрианополе и Созополе, чтобы обсудить стратегию нападения на Сербию. Михаил Шишман нанял татарских наемников и заключил союз с валахами.

Сербы также готовились к войне. Узнав о болгарско-византийском альянсе, как пишет историк Никифор Григора, сербы наняли 1 000 кельтских воинов и 300 алеманнских, а также пригласили каталонских наемников альмогавров, известных своей храбростью[6]. Кроме того, 1 мая 1330 король Стефан Урош издал указ, запрещающий экспорт оружия из Венеции в Болгарии через сербские земли.

Болгары вторглись в Сербию и начали движение в южном направлении, чтобы быстрее соединиться с византийской армией. Король Стефан Урош решил помешать им в этом и немедленно атаковать. В итоге Михаил Шишман был вынужден направиться на север в направлении Видина, чтобы слить свою армию с валашскими и татарскими наемниками, а затем углубился на юг и пересек сербскую границу в районе Струмы. Узнав о направлении движения болгарских войск, сербы маневрировали, чтобы перехватить их. Король Стефан Урош предложил болгарам переговоры, однако это был тактический манёвр. От шпионов он знал о нехватке дисциплины в рядах болгар. На заре 28 июля 1330 года Стефан Урош вместе с войсками прибыл в район Велбыжда и после непродолжительного отдыха дал приказ атаковать болгарские войска. Численность армий была, вероятно, примерно равной — по 15 тысяч солдат. Западные наемники продавили центр болгарской армии, Михаил Шишман попытался бежать, но на вершине холма упал с лошади. Он был убит, а его тело принесено королю Стефану Урошу, после чего было похоронено в церкви села Старое Нагоричино. Сербская армия вступила в Болгарию и двинулась на Тырново. Император Андроник III, узнав о поражении болгарской армии, не пожелал участвовать в боевых действиях и отступил обратно в Византию. Болгарские дворяне запросили мира. Некоторые из них даже предложили объединить Сербию и Болгарию под короной Неманичей, но Стефан Урош не поддержал эту инициативу. Он вернул престол своей сестре Анне и её несовершеннолетнему сыну Ивану Стефану. Такой мир не устроил сербскую знать, и она стала группироваться вокруг «младшего короля» Стефана Душана.

Две версии смерти

Когда речь идет о смерти короля Стефана Уроша, традиционно высказываются две точки зрения. Первая версия была записана во время правления его сына, Стефана Душана архиепископом Даниилом II. Он указал, что король Стефан Урош в конце жизни под влиянием своей молодой жены Марии Палеолог решил лишить своего старшего сына прав на престол и передать трон своему сыну от второго брака Симеону. Душан как хороший сын не хотел противостоять воле отца и даже удалился в Константинополь. По этой версии Стефан Урош III в 1331 году обосновался в крепости Звечан, где через некоторое время умер от естественных причин, возможно, от сердечного приступа.

Другая версия, опубликованная спустя пятьдесят лет после смерти Стефана Душана в «Житии Стефана Дечанского», составленном Григорием Цамблаком, свидетельствует о насильственной смерти короля, который был задушен своим сыном Душаном. Эта книга, как и предшествующие источники, тенденциозна и была нацелена на изображения Стефана Уроша как мученика. Сербская Православная Церковь признала последний вариант каноническим. При этом обе версии вполне вероятны, но нет никаких исторических причин, почему следует отдавать предпочтение одной перед другой.

Мощи Стефана Уроша обретены в монастыре Дечаны, в честь которого король получил своё посмертное прозвище. Сербская Православная Церковь прославляет его 11 ноября по юлианскому или 24 ноября по григорианскому календарю.

Легенда о проклятии

Смерть Стефана Уроша связана с легендой о проклятии им потомков Стефана Душана, а позднее и всего сербского государства. Якобы Урош, когда пришли его убийцы, проклял своего сына и его потомков. Хотя это проклятие не коснулось его сына, оно, по этой легенде, пало на его внука Уроша, который потерял Сербское царство. Эта легенда была забыта много веков, и её вновь вспомнили, когда князь Лазарь и его воины пали на Косовском поле, и Сербия попала под османское господство.

Семья

Стефан Урош был женат -
1. на Феодоре Смилец, дочери болгарского деспота, от которой имел троих детей:

  • Душана (13081355), будущего сербского короля, а затем — царя (13311355)
  • Душица (ум. в Константинополе до 1318 года)
  • Елену, выданную за Младена II Шубича (ум. после 1355 года).

2. на Марии Палеолог, от которой имел двоих детей:

  • Симеона Синишу
  • Феодору, жену македонского деспота Деяна Могучего (Драгаша).

Напишите отзыв о статье "Стефан Урош III Дечанский"

Примечания

  1. Андрија Веселиновић, Радош Љушић «Српске династије» Нови Сад 2001. ISBN 86-83639-01-0
  2. Станоје Станојевић, «Историја српскога народа» (треће издање, репринт издања из 1926) Београд 1989. ISBN 86-83639-01-0
  3. [genealogy.euweb.cz/balkan/balkan5.html Genealogy.eu]
  4. Владимир Ћоровић, «Историја српског народа» (рукопис из 1941) Београд 1989. ISBN 86-13-00389-8 (ошибоч.) ([www.rastko.org.rs/rastko-bl/istorija/corovic/istorija/3_6_l.html])
  5. Жељко Фајфрић, «[www.rastko.org.rs/istorija/loza_nemanjica/index_c.html Света лоза Стефана Немање]», Шид 1998.
  6. Istorija srpskog naroda 1, Srpska knjizevna zadruga, Beograd 1981

Отрывок, характеризующий Стефан Урош III Дечанский

– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.