Чарнецкий, Стефан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Стефан Чарнецкий»)
Перейти к: навигация, поиск
Стефан Чарнецкий
Stefan Czarniecki<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">герб Лодзя</td></tr>

Воевода русский
1657 — 1664
Предшественник: Станислав Лянцкоронский
Преемник: Станислав Ян Яблоновский
Воевода киевский
1664 — 1665
Предшественник: Иван Выговский
Преемник: Михал Станиславский
Гетман польный коронный
с 1665
Предшественник: Ежи Себастьян Любомирский
Преемник: Ян Собеский
 
Рождение: 1599(1599)
Смерть: 16 февраля 1665(1665-02-16)
Отец: Криштоф Чарнецкий
Мать: Кристина Жешовская
Супруга: Софья Кобежицкая
Дети: Александра Екатерина Чарнецкая (жена Яна Клементия Браницкого)

Констанция Иоанна Чарнецкая (жена Вацлава Лещинского)

Сте́фан Чарне́цкий (Черне́цкий; польск. Stefan Czarniecki; 1599 — 16 февраля 1665) — крупный польский военный деятель, обозный великий коронный (1652), каштелян киевский (1652), староста ковельский (1655), региментарий (1656), воевода русский (16571664), староста тыкоцинский (1659), воевода киевский (16641665), гетман польный коронный Речи Посполитой (1665). Считается в Польше национальным героем, его имя упоминается в государственном гимне. Был известен особой жестокостью при подавлении антипольских восстаний на Украине.





Биография

Стефан Чарнецкий родился в 1599 году в небогатой шляхетской семье в родовом поместье Чарнца близ города Влощова на юге Польши. Один из десяти сыновей старосты хенцинского и живецкого Кшиштофа Чарнецкого и Кристины Жешовской.

Был обучен военному делу в кавалерийском корпусе. Став офицером в возрасте 18 лет, он принимал участие в Хотинской битве 1621 года, в которой были побеждены османы и после которой окончилась польско-турецкая война. Позже Чарнецкий служил под началом гетмана Станислава Конецпольского и участвовал в походах против крымских татар в 1624 году, в частности в битве под Мартыновом. Военный опыт он также набрал в войне со шведами и в Смоленской войне. В 1637 году он одержал победу в Кумейковской битве, подавив восстание Павлюка на Украине. В 1644 году он вместе со Станиславом Конецпольским сражался в битве под Ахматовом (укр.), в которой Речь Посполитая нанесла тяжёлое поражение крымско-татарскому войску под командованием перекопского мурзы Тугай-бея.

16 мая 1648 года Чарнецкий был среди многочисленных польских дворян, которые оказались в плену у Богдана Хмельницкого после битвы под Жёлтыми Водами. Он был послан в цепях в Крым, откуда был выкуплен за большие деньги в 1649 году. После этого он вновь принимал активное участие в битвах против казаков во время восстания Хмельницкого, в том числе и в победной для поляков Берестецкой битве (1651) и в разгромной битве под Батогом (1652). В последней он едва избежал смерти, спрятавшись в стоге сена и наблюдая расправу казаков над несколькими тысячами поляков. Вследствие этого он всегда придерживался мнения, что никакие компромиссы с врагами Речи Посполитой невозможны.

После того, как в Польшу вторглись войска шведского короля Карла X, Чарнецкий первоначально командовал обороной Кракова, но был вынужден сдать город из-за отсутствия продовольствия. При сдаче города поляки смогли добиться ухода войска без взятия в плен. Чарнецкий прибыл в Глогувек и командовал в 1656 году вместе с градоначальником Ежи Любомирским. 1 февраля дивизия Чарнецкого пересекла Вислу, затем с марша взяла Сандомир и продвинулась к Пулавы, но потерпела поражение. Чарнецкий оставался верным королю даже тогда, когда бо́льшая часть армии, сейма и гетманов присоединились к шведам. Он организовал партизанскую войну, которая оказалась подходящим и эффективным средством против мощной огневой силы и высокой подвижности шведов. Чарнецкий нанёс шведам несколько серьёзных поражений, в частности при Ярославе и Козенице в 1656 году, однако и сам был разбит небольшим шведским отрядом у Хойнице. Тем не менее, организованное под его руководством народное восстание против шведов закончилось успехом. Благодаря Чарнецкому король Ян II Казимир смог вернуться из ссылки и вновь встать во главе государства.

После ухода шведов из Польши и заключения союза с Данией, Чарнецкий командовал войском, посланным в Ютландию для изгнания шведов. После подписания Оливского мира, в котором были урегулированы все польско-шведские противоречия, Чарнецкий был переведён на восточную границу Речи Посполитой, где шла война с Россией. В 1660 году был назначен воеводой русским и командовал польскими отрядами в битвах под Полонкой и на реке Басе.

В начале 1661 года польский сейм публично отметил заслуги Чарнецкого, а король Ян II Казимир наделил его титулами и богатствами.

Чарнецкий участвовал в провальном для польской стороны зимнем походе на Левобережную Украину 1663—1664 годов, в том числе в безуспешной осаде Глухова. После того, как в тылу поляков вспыхнули городские восстания, отделился с частью армии от Яна II Казимира и отправился на их подавление. В 1664 году Чарнецкий сжёг и и разграбил хутор Суботов, ранее принадлежавший Богдану Хмельницкому. Чарнецкий разрушил гробницы Богдана и Тимоша Хмельницких в Ильинской церкви, а их тела приказал выбросить на рынок[1].

Чарнецкий умер всего шесть недель спустя после назначения его польным коронным гетманом от огнестрельной раны, полученной при осаде Ставища, в котором он после взятия приказал вырезать всех жителей, вне зависимости от пола и возраста. Незадолго до смерти был пожалован титулом польного гетмана коронного. Чарнецкий был погребён в родовом поместье Чарнца в построенной им церкви.

В художественной литературе

  • В рассказе Людмилы Улицкой «Пиковая дама» речь идёт о семействе современных потомков Чарнецкого, «лютого польского воеводы».
  • Героические деяния Стефана Чарнецкого в годы борьбы Речи Посполитой со шведской агрессией изображены в романе Г. Сенкевича "Потоп" и в снятом по нему фильме Ежи Гоффмана

Напишите отзыв о статье "Чарнецкий, Стефан"

Примечания

  1. «Черниговская летопись», изд. Белозерским, стр. 30.

Литература

Ссылки

  • [www.poland.gov.pl/Stefan,Czarniecki,(1599,-,1665),1963.html Биография Стефана Чарнецкого на сайте польского правительства (англ.)]

Отрывок, характеризующий Чарнецкий, Стефан

– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке: