Стефан (Севбо)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Архиепископ Стефан (в миру Семён Иосифович Севбо; 17 (29) апреля 1872, Телуша, Бобруйский уезд, Минская губерния — 25 января 1965, Зальцбург) — епископ Русской православной церкви заграницей, архиепископ Венский и Австрийский.



Биография

Родился 17 апреля 1872 года в семье певчего.

После окончания духовного училища в 1891 году поступил в Минскую Духовную Семинарию, которую окончил в 1894 году.

В 1896 году был рукоположен во священника, служил в Минской епархии.

Почти 30 лет служил благочинным в местечке Раков в Западной Белоруссии.

После революции Западная Белоруссия вошла в состав Польского государства. Отказался признать самопровозглашённую автокефалию Польской Православной Церкви, боролся против её насаждения польскими властями, за что в 1924 году был арестован и находился в разных тюрьмах до 1940 года.

На состоявшемся в Белоруссии в условиях оккупации соборе епископов Белорусской православной церкви 8 марта 1942 года избран во епископа Смоленского и Брянского. Пострижен в монашество, возведён в сан архимандрита.

17 мая того же года был хиротонисан в Минске во епископа Смоленского и Брянского. Чин хиротонии совершали митрополит Минский Пантелеимон (Рожновский), епископы Гродненский Венедикт (Бобковский) и Могилёвский Филофей (Нарко). В Смоленск епископ Стефан приехал только 27 декабря 1942 года.

Недостаток священнослужителей побудил епископа Смоленского Стефана организовать в Смоленске пастырские курсы, выпустившие за первые 7 месяцев своего существования 40 священников.

Впоследствии, после освобождения Смоленска от немецких захватчиков в сентябре 1943 года эвакуировался в Борисов, а оттуда в Германию, где в 1946 году вошёл в юрисдикцию РПЦЗ и был назначен архиепископом Венским и Австрийским.

В силу политических причин ему пришлось переехать в Зальцбург, в западную зону оккупации. На территории его епархии находилось около 100 тысяч «перемещенных лиц» из СССР, очутившихся после войны в местных лагерях, где они создали 33 православные общины.

Недалеко от Зальцбурга находился большой лагерь Парш, где после войны действовали три походных православных церкви. Епископ Стефан поселился среди его обездоленных обитателей и одну из барачных церквей обратил в свой «кафедральный собор»[1]. После того как в 1950 году собор сожгли советские смершевцы, новое здание выстроили в другой части лагеря. Владыка сам сделал для него иконостас. Он был добрым и сердечным человеком, любил подолгу беседовать на скамеечке с беженцами, выслушивал их рассказы и вникал в повседневные проблемы. Так как он не говорил по-немецки, переводчицей служила А. А. Гунбина, много сделавшая для лагерного прихода.

В самом Зальцбурге для беженцев местом молитвы в 1948—1956 служил один из приделов местной католической церкви на Резиденцплатц, освященный во имя Архангела Михаила. Иконы для временного иконостаса написали барон Н. Б. Мейендорф и Иван Дикий. Оба они ранее работали художниками в Югославии. Служили в этой церкви о. Сергий Матвеев, затем протоиерей Иоанн Сиротенко.

К 1953 году около 90 % беженцев эмигрировало из Австрии, главным образом в Америку и Австралию, а многие оставшиеся прятались, боясь высылки в СССР.

Когда в 1956 католики отказали русским в храме, епископ Стефан устроил на первом этаже в бывшем замке баронов Тинен-Адлерфлихт домовую Покровскую церковь. Она вмещала всего 20 человек, отчего нынешним молящимся приходилось стоять в коридоре. Беженцы также молились в Никольской церкви в беженской богадельне, которая действовала три десятилетия, а начиная с 1962 года — в католической церкви святого Иеронима на Мюльнер Гауптштрасе, 6.

29 мая 1959 для постройки храма был за 49 тыс. марок куплен участок, расположенный вблизи реки Зальц, в квартале Леэн. По проекту архитектора Евгения Салпиуса, эмигранта из Прибалтики, началось строительство, которое шло не спеша, и очень экономно. Несмотря на свой возраст, архиепископ Стефан сам отправился в США для сбора пожертвований. Освятили новый Покровский собор 26 июня 1964 архиепископ Стефан и архиепископ Берлинский и Германский Александр (Ловчий). На освящении присутствовали главы местных католических и протестантских епархий.

Скончался 25 января 1965 году в Зальцбурге.

Напишите отзыв о статье "Стефан (Севбо)"

Примечания

  1. Денис Mицкевич. [www.russkije.lv/ru/journalism/read/emigrant-experience/ Преломления эмигрантского опыта] // [www.rp-net.ru/store/element.php?ELEMENT_ID=2305 Судьбы поколения 1920-1930-х годов в эмиграции. Очерки и воспоминания] / сост. Людмила Флам. — М.: Русский путь, 2006. — 472 p. — ISBN 5-85887-253-0.

Ссылки

  • [drevo-info.ru/articles/16888.html Стефан (Севбо)] // Открытая православная энциклопедия «Древо»
  • [www.bibliofond.ru/view.aspx?id=16518 Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны]
  • [old.pravoslavie.by/catal.asp?id=8661&Session=10 «Беларусь в исторической, государственной и церковной жизни (архиепископ Афанасий Мартос)» Часть третья]
  • [zarubezhje.narod.ru/rs/s_060.htm Архиепископ Стефан (Севбо Семен Иосифович (по другим сведениям, Иванович)) (1872—1965)]
  • [kazan.eparhia.ru/zhurnal/?ID=7907 Русская Церковь под германским правлением во время Второй мировой войны. Часть 2]

Отрывок, характеризующий Стефан (Севбо)

Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.