Стефан III (IV)

Стефан III (IV) лат. Stephanus PP. III (IV)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
94-й папа римский
7 августа 768 — 24 января 772
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Павел I
Преемник:	Адриан I
Рождение:	720(0720) Сицилия, Италия
Смерть:	24 января 772(0772-01-24)
Отец:	Олива
Стефан III (IV) на Викискладе

Стефан III (IV) (лат. Stephanus PP. III (IV); 720 — 24 января 772) — папа римский с 7 августа 768 по 24 января 772.

Ранние годы и избрание Папой

Стефан родился около 720 года на Сицилии и был сыном некоего Оливы . Во время понтификата папы Григория III, он прибыл в монастырь святого Хрисогона, где стал бенедиктинским монахом . При папе Захарии он был рукоположён в священники, после чего папа решил принять его на службу в Латеранский дворец. Стефан постепенно продвигался по служебной лестнице и был у постели умирающего папы Павла I, когда конкурирующие группировки начали интриги с целью продвижения своих кандидатов на вакантный престол. Стефан был единственным человеком, оставшимся верным папе Павлу I .

768 год был омрачен соперничеством антипап Константина (выдвинутого фракцией тосканских дворян) и Филиппа (кандидата лангобардов). Однако их смог отстранить от престола Христофор, главный нотариус папы, и его сын Сергий, казначей римской церкви, - сторонники Стефана . После бегства Константина Христофор приступил к организации канонического избрания, и 1 августа он собрал не только римское духовенство и армию, но и простой люд у церкви Св. Адриана. Здесь объединенная ассамблея избрала Стефана папой . Затем толпа проследовала к церкви Санта-Чечилия-ин-Трастевере, где признала Стефана избранным папой, и сопроводила его в Латеранский дворец .

После этого сторонники Стефана начали жестоко преследовать сторонников Константина, в том числе самого Константина, которого прогнали по улицам Рима с тяжелыми кандалами на ногах . Епископ Феодор, видам Константина, и брат Константина, Пассивий, были ослеплены . После официального низложения Константина 6 августа Стефан был рукоположён Папой (7 августа 768) . Месть сторонникам Константина продолжилась даже после рукоположения Стефана. Город Алатри восстал в поддержку Константина, и после его захвата лидеры восстания были ослеплены, а их языки вырезаны . После этого по приказу папского хартулария Гратиоса Константин был выдворен из его монашеской кельи, ослеплен и брошен на улицах Рима с указанием, что никто не должен ему помогать . Наконец, по обвинению в заговоре с целью убийства Христофора и сдачи города лангобардам священник Вальдиперт - главный сторонник антипапы Филиппа, - был арестован, ослеплен и вскоре умер от ран .

Роль Стефана III в этих событиях неясна. По словам историка Горация Манна, Стефан был пассивным наблюдателем, и ответственность лежит на хартуларии Гратиосе . Однако, по словам Луи-Мари Декорменена, Стефан был ключевым лицом, ответственным за преследования, и он с удовольствием организовал уничтожение своих соперников и их сторонников . Промежуточную позицию занял историк Фердинанд Грегоровиус, который заметил, что Стефан, возможно, не был организатором преследований, но и не стремился их предотвратить из-за своей корысти или слабости своих позиций . Очевидно, что преследования антипап в этот период уже вышли на более высокий уровень - уровень соперничества знатных семей за господство над новыми территориями Папской области. Эти семьи стремились подавить конкурентов и перетянуть папу на свою сторону .

Латеранский совет 769 года и конфликт в Равенне

Подавив сторонников Константина, Стефан написал королю франков, Пипину, уведомив его о своем избрании и прося франкских епископов участвовать в совете, на котором папа рассчитывал обсудить недавнюю смуту. Пипин уже умер, и его наследники Карл и Карломан согласились послать двенадцать епископов для участия в Латеранском соборе 769 года . Собор окончательно осудил антипапу Константина, который был избит, а его язык урезан, после чего он был возвращен в келью. Все церковные назначения, сделанные Константином, были признаны недействительными. Собор также приступил к созданию строгих правил папских выборов, ограничивая участие дворянства в последующих выборах. Впредь папой не мог стать простой человек, не прошедший церковной иерархии от низших чинов до сана диакона или пресвитера-кардинала. Участие народа в избрании папы было упразднено. Наконец, практика иконоборчества была осуждена .

В 770 году Стефану было предложено подтвердить избрание Михаила, непрофессионала, архиепископом Равенны. Михаил, в союзе с лангобардским королём Дезидерием и герцогом Римини, заключил в тюрьму Льва, избранного архиепископом первым . Стефан отказался подтвердить избрание Михаила. Ссылаясь на решения Латеранского собора, он направил письма и посланников к Михаилу, требуя, чтобы он ушел в отставку . Михаил отказался, и противостояние продолжалось в течение года, до прихода франкского посла в Равенну вместе с папскими легатами, которые убедили оппонентов Михаила свергнуть его и отправить в Рим в цепях. Вскоре после этого Стефан рукоположил архиепископом Равенны Льва .

Временный союз франков и лангобардов

На протяжении своего понтификата Стефан опасался экспансионистских планов лангобардов . Рассчитывая получить поддержку франков, он попытался стать посредником в спорах между Карлом Великим и Карломаном . В 769 году папа помог им примириться и оказывал на них давление, чтобы обеспечить границы Папской области, напоминая им о той поддержке, которую их отец оказывал папству в прошлом. Он также попросил их вмешаться от его имени в дискуссию с лангобардами .

Посольство франков было отправлено к королю лангобардов Дезидерию в 770 году, в него вошла мать Карла Великого, Бертрада Лаонская. Их вмешательство имело результат, благоприятный для папства - часть герцогства Беневенто была возвращена папе . Однако, к ужасу Стефана, Дезидерий и Бертрада вступили в переговоры о возможном браке между дочерью короля лангобардов, Дезидераты, и одним из сыновей Бертрады . Возможно, дискуссии шли и вокруг брака сестры Карла Великого, Гизелы, и сына Дезидерия, Адельгиса .

Стефан написал Карлу и Карломану, протестуя по поводу предлагаемого альянса . Он напомнил обоим монархам, которые уже были женаты, об обещании франков предыдущим папам, что они будут рассматривать врагов папы как своих врагов, и что они обещали Святому Петру противостоять лангобардам и восстановить права церкви . Он писал:

”Вы, кто уже по воле Бога и вашего отца законно женат на благородных женах собственной нации, которых вы обязаны беречь... И, конечно, не должно изгонять жену и жениться на других, или объединяться в браке с иностранцами, чего не делал ни один из ваших предков... Греховна даже мысль о том, чтобы вновь жениться, когда вы уже женаты. Вы не должны действовать так...”

Его просьбы не были услышаны, и Карл женился на Дезидерате в 770 году, временно закрепив семейную связь франков с лангобардами .

Падение Христофора и Сергия

На протяжении 769 и 770 годов Стефан продолжал опираться на поддержку и советы Христофора и Сергия, которых поместил при папском престоле. Их антипатия к лангобардам и общая профранкская позиция вынудили Дезидерия искать их смерти . Он подкупил камергера Павла Афиарту и других членов папского двора, чтобы они интриговали против Христофора и Сергия . Когда Дезидерий пытался войти в Рим с армией в 771 году, утверждая, что идет на богомолье в храм Святого Петра, Христофор и Сергий приказали закрыть ворота города. Прибыв к воротам и увидев вооруженных солдат на стенах, король лангобардов просил папу выйти к нему для беседы. Папа ответил согласием. Во время отсутствия Стефана Афиарта и его сторонники подстрекали толпу на свержение Христофора и Сергия. Но Христофор и его сын взяли верх, и вынудили Афиарту бежать в Латеранский дворец .

Стефан вернулся в Латеранский дворец и столкнулся в базилике святого Феодора с Афиартой и его сообщниками . По-видимому, в этот момент подозрительный Христофор, опасаясь, что Стефан вступил в какую-то договоренность с Дезидерием, вынудил папу поклясться, что он не выдаст Христофора или его сына лангобардам. После этого Стефан в ярости отругал Христофора и потребовал прекратить преследование Афиарты, приказав Христофору и его последователям уйти .

Стефан испугался, что Христофор организует заговор против него, и в итоге пошел даже на то, чтобы просить помощи лангобардов. Он заключил с ними союз, прервав череду пап, ориентировавшихся на Франкское королевство.

На следующий день Стефан отправился в базилику Святого Петра, чтобы искать защиту Дезидерия . Лангобардский король, заперев Стефана в его апартаментах, дал понять папе, что цена за его помощь - выдача Христофора и Сергия . Папа послал двух епископов на переговоры с Христофором, говоря им, что они должны либо уйти в монастырь или прийти в собор Святого Петра. В то же время Дезидерий написал обращение к жителям города, заявив, что:

”Папа Стефан велит вам не начинать войны с братьями вашими, но изгнать Христофора из города и спасти его, себя и своих детей”.

Это сообщение от короля лангобардов дало желаемый результат. Христофор и Сергий начал подозревать своих сторонников в предательстве, а те, в свою очередь, быстро отмежевались от них. Оба неохотно покинули город, где попали в руки лангобардов. Переговоры по их освобождению были неудачными. В итоге Христофор и Сергий были ослеплены, Христофор умер через три дня, а Сергия держали взаперти в Латеранском дворце.

В попытке упредить возможное вмешательство Карла, Дезидерий вынудил Стефана написать письмо франкскому королю , в котором он заявил, что Христофор и Сергий был вовлечены в заговор с посланником брата Карла, Карломана, чтобы убить папу. Кроме того, письмо гласило, что Стефан бежал к Дезидерию для защиты, что если бы не было "этого самого превосходного сына Дезидерия", он был бы в смертельной опасности, и что Дезидерий достиг соглашения с ним, чтобы вернуть церкви все земли, которые были захвачены лангобардами .

То, что письмо было фикцией, продемонстрировали последующие события. Когда Стефан напомнил Дезидерию о его обещаниях, которые он дал над телом святого Петра, король лангобардов ответил:

”Будьте довольны, что я удалил Христофора и Сергия, которые интриговали против вас... Кроме того, если бы я не помог вам, вас постигли бы большие неприятности. Карломан, король франков, является другом Христофора и Сергия и будет иметь желание приехать в Рим и захватить вас”

Последующие неудачи и смерть

Дезидерий продолжал реализовывать свои интересы в Италии. В 771 году он сумел убедить епископов Истрии отвергнуть авторитет патриарха Градо и перейти в юрисдикцию патриарха Аквилеи, который был под контролем лангобардов . Стефан писал мятежным епископам, угрожая им отлучением, но тщетно: епископы понимали, что истинным хозяином Рима в этот момент был Дезидерий .

После падения Христофора Павел Афиарта продолжал служить при папском дворе. В начале 772 года, когда Стефан заболел и стало ясно, что он умирает, Афиарта воспользовался этим, чтобы изгнать ряд влиятельных священнослужителей и знати из Рима, в то время как других посадил в тюрьму . 24 января, за восемь дней до смерти Стефана, Афиарта вытащил слепого Сергия из его кельи в Латеранском дворце и приказал задушить .

Стефан умер 1 февраля 772 года.

В средние века Стефан III почитался как святой на его родном острове Сицилия. Различные календари и мартирологи, например, древний календарь святых Сицилии, помещает Стефана среди святых и назначает его праздник на 1 февраля. Однако попытка граждан Сиракуз убедить Ватикан официально одобрить святость папы не увенчалась успехом из-за его неоднозначной репутации .

Ссылки

• Стефан, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Partner, Peter, The Lands of St. Peter: The Papal State in the Middle Ages and the Early Renaissance (1972)
• Mann, Horace K., The Lives of the Popes in the Early Middle Ages, Vol. I: The Popes Under the Lombard Rule, Part 2, 657-795 (1903)
• DeCormenin, Louis Marie; Gihon, James L., A Complete History of the Popes of Rome, from Saint Peter, the First Bishop to Pius the Ninth (1857)

Отрывок, характеризующий Стефан III (IV)

– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.