Стивенс, Александр Гамильтон

Александр Гамильтон Стивенс Alexander Hamilton Stephens
Вице-президент КША
11 февраля 1861 — 11 мая 1865
Президент:	Джефферсон Дэвис
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
50-й губернатор Джорджии
4 ноября 1882 — 4 марта 1883
Предшественник:	Альфред Колькуит
Преемник:	Джеймс Бойнтон
Член Палаты представителей от 8-го избирательного округа Джорджии
2 октября 1843 — 3 марта 1859
Предшественник:	Марк Купер
Преемник:	Джон Джонс
1 декабря 1873 — 4 ноября 1882
Предшественник:	Джон Джонс
Преемник:	Сиборн Риз
Рождение:	11 февраля 1812(1812-02-11) округ Толивер, Джорджия, США
Смерть:	4 марта 1883(1883-03-04) (71 год) Атланта, Джорджия, США
Партия:	Виги, Конституционная, Демократическая
Автограф:

Александр Гамильтон Стивенс (англ. Alexander Hamilton Stephens; 11 февраля 1812 — 4 марта 1883) — американский политический деятель, первый и единственный вице-президент Конфедеративных Штатов Америки.

Он также был членом палаты представителей США от штата Джорджия (как до Гражданской войны, так и после «Реконструкции»), а также губернатором Джорджии с 1882 года вплоть до своей смерти в 1883 году.

Биография

Стивенс родился на хутореК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) близ Кроуфордвилла. Он рос бедным и получил образование благодаря щедрости благотворителей, одним из которых был министр Александр Гамильтон Вебстер. Из уважения к своему наставнику, Стивенс принял второе имя Вебстера — Гамильтон. Стивенс учился в колледже Франклина (позднее Университет Джорджии) и закончил его с лучшим на курсе в 1832 году.

После несчастной работы школьным учителем в течение нескольких лет он в 1834 году начал успешную карьеру адвоката. За время своей 32-летней практики он приобрёл репутацию способного защитника несправедливо обвинённых.

Стивенс был болезненным на протяжении всей своей жизни, он весил всего 43,5 кг. Хотя его голос был описан как пронзительный и неприятный, в начале Гражданской войны газеты северян описали его как «сильнейшего человека на Юге», отмечая его ум, суждения и красноречие. Его щедрость была легендарной, его дом, даже когда он был губернатором Джорджии, был всегда открыт для путешественников и бродяг, и он лично финансировал образование более 100 студентов. В результате он умер практически нищим.

Чтобы увеличить своё состояние, Стивенс начал приобретать землю и рабов. Ко времени начала Гражданской войны Стивенсу принадлежало 34 раба и несколько тысяч акров земли. Стивенс пришёл в политику в 1836 году, когда был избран в Палату представителей Джорджии. Он служил там до 1841 года. В 1842 году он был избран в Сенат штата Джорджия. В 1843 году Стивенс был избран в Палату представителей США в ходе специальных выборов для заполнения вакансии в связи с уходом в отставку одного из членов палаты. Стивенс неоднократно переизбирался в Палату представителей и был её членом со 2 октября 1843 года по 3 марта 1859 года в Конгрессах с 28-го по 35-й.

Будучи национальным законодателем в решающие два десятилетия перед Гражданской войной, Стивенс участвовал во всех крупных политических боях. Он начинал как умеренный защитник рабства, но потом согласился со всеми преобладающими на юге обоснованиями, используемыми для защиты института рабовладения.

Стивенс быстро стал известным в качестве одного из ведущих южан в Палате представителей. Он поддержал присоединение Техаса в 1845 году. Вместе со своими коллегами он резко возражал против Американо-мексиканской войны. Он был столь же энергичным противником запрета расширения рабства на территориях, приобретённых США во время войны с Мексикой.

Вице-президент Конфедерации

В 1861 году Стивенс был избран делегатом от Джорджии на специальный Конвент о принятии решения об отделении от США. На Конвенте, а также в ходе президентской кампании 1860 года, Стивенс призвал южан оставаться лояльными Союзу. Он проголосовал против отделения, но утверждал, что право на отделение у Юга есть, если федеральное правительство продолжит политику, неприемлемую для Юга. Он был избран Конгрессом Конфедерации заместителем председателя Временного правительства. Затем он был избран вице-президентом Конфедеративных Штатов Америки. Он принял присягу 11 февраля 1861 года и был вице-президентом до своего ареста 11 мая 1865 года. Стивенс официально находился в должности на восемь дней больше, чем президент Джефферсон Дэвис, он принял присягу за семь дней до инаугурации Дэвиса и был задержан на следующий день после Дэвиса.

На грани гражданской войны, 21 марта 1861 года, Стивенс дал известное интервью. В нём он заявил, что рабство — естественное состояние чернокожих. В 1862 году Стивенс впервые публично выразил своё несогласие с администрацией Дэвиса. Во время войны он осудил многие политические решения президента, включая призыв, приостановление действия закона Хабеас корпуса, различные действия в финансовой и налоговой политике, а также в военной стратегии.

В середине 1863 года Дэвис направил Стивенса на бесплодную миссию в Вашингтон, чтобы обсудить вопрос об обмене пленными, но сразу же после победы федералов в Битве при Геттисберге администрация Линкольна отказалась его принять. Поскольку война продолжалась, и судьба Конфедерации шла под уклон, Стивенс стал более откровенным в своей оппозиции к администрации. 16 марта 1864 года Стивенс выступил с речью в Законодательном собрании Джорджии, которая широко освещалась как на Севере, так и на Юге. В ней он обвинил администрацию Дэвиса в поддержке призыва и приостановлении Хабеас корпуса, после чего поддерживал блок решений, направленных на обеспечение мира. С тех пор как он начал настаивать на действиях, направленных на установление мира, и до конца войны, его отношения с Дэвисом стали портиться.

3 февраля 1865 года он был одним из трёх уполномоченных Конфедерации, который встречался с Линкольном на пароходе «Ривер Куин». В ходе конференции были предприняты бесплодные усилия, чтобы обсудить меры, направленные на окончание боевых действий.

После войны

Стивенс был арестован в своем доме 11 мая 1865 года. Он был заключён в тюрьму и находился в заключении пять месяцев (до октября 1865 года). В 1866 году он был избран в Сенат США — первый его созыв по новой Конституции Джорджии. Так как Джорджия не была официально принята обратно в США, сенатором он не стал. В 1873 году он был избран в Палату представителей США (вместо внезапно умершего Эмброуза Райта) и был переизбран в 1874, 1876, 1878 и 1880 годах. Он был членом Конгрессов с 43-го по 47-й, с 1 декабря 1873 года до своей отставки 4 ноября 1882 года. В тот день он был избран и вступил в должность губернатора Джорджии. Его пребывание на посту губернатора оказалось кратким: Стивенс скончался 4 марта 1883 года — через четыре месяца после вступления в должность. По словам его бывшего раба, ворота упали на Стивенса, и он умер. Стивенс был погребён в Атланте, а затем повторно похоронен в своем имении вблизи Кроуфордвилла.

Портрет Стивенса изображен на банкнотах Конфедеративных Штатов Америки достоинством 20 долларов (3, 5, 6, и 7-й выпуски).

См. также

• Rudolph R. von Abele. Alexander H. Stephens: A Biography. — 1946.
• Henry Cleveland. [books.google.com/books?id=w_gHAQAAIAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q=&f=false Alexander H. Stephens in Public and Private, with Letters and Speeches]. — 1866.
• William C. Davis. The Union that Shaped the Confederacy: Robert Toombs & Alexander H. Stephens. — 2002.
• Richard Malcolm Johnston & William Hand Browne. [books.google.com/books?id=88AEAAAAYAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q=&f=false Life of Alexander H. Stephens]. — 1878.
• Louis Pendleton. [books.google.com/books?id=_sV3AAAAMAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q=&f=false Alexander H. Stephens]. — 1908.
• Thomas E. Schott. Alexander H. Stephens of Georgia: A Biography. — 1988.
• W. P. Trent. [books.google.com/books?id=RkBwAAAAMAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q=&f=false Southern Statesmen of the Old Régime]. — 1897.
• Jon L. Wakelyn. Biographical Dictionary of the Confederacy.
• Edmund Wilson. Patriotic Gore: Studies in the Literature of the American Civil War. — 1962. — ch 11, on his book
• Biographical article from Harper’s Weekly. — February 23, 1861.

Ссылки

• [blueandgraytrail.com/event/Alexander_Stephens Timeline and biography of Alexander Stephens]
• [portagepub.com/products/causouth/index.html The Life and Work of Alexander Stephens]
• [teachingamericanhistory.org/library/index.asp?documentprint=76 «Cornerstone» Speech]
• [www.adena.com/adena/usa/cw/cw223.htm What I Really Said in the Cornerstone Speech] Stephens clarifies his statements
• [www.etymonline.com/cw/cornerstone.htm Another explanation]
• [www.gastateparks.org/info/ahsteph/ A. H. Stephens State Historic Park]

Отрывок, характеризующий Стивенс, Александр Гамильтон

«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.