Стиль Людовика XV

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Стиль Людовика XV — стиль французского рококо, который в большей степени относится к декоративно-прикладному искусству и, в меньшей степени, к архитектуре.





Время существования

Стиль Людовика XV развивался исключительно во второй четверти XVIII века (примерно с 1730 по 1760 годы). Он уже начинает угадываться в Стиле Регентства и, после своего завершения, продолжает просматриваться в следующие эпохи, но уже, в основном, в провинциях. Этот стиль приходится на годы правления Людовика XV (1723—1774), при этом он только частично совпадает с длинным периодом его правления (1715—1774). Его можно охарактеризовать высочайшей степенью мастерства при изготовлении предметов и комбинированием искусства изготовления мебели, живописи и скульптуры. Явившись весьма оригинальным для своей эпохи, вторая волна этого стиля узнается в мебели, произведенной в конце XIX века.

В течение следующего периода, который называется Переходный стиль, плавные волны стиля Людовика XV постепенно начали уступать своё место величавой жесткости Стиля Людовика XVI.

Предшествующие стили

Стиль Людовика XV пришёл на смену Стилю Регентства, в котором наблюдались первые попытки постепенного отказа от влияния французского классицизма и итальянского барокко.

Политический и культурный фон

Людовик XV, взошедший на престол в возрасте 5 лет в 1715 году после смерти своего прадеда Людовика XIV, был объявлен совершеннолетним на пороге своего четырнадцатилетия в 1723 году, и тогда же прекратилось регентство его двоюродного деда Филиппа герцога Орлеанского. Король и, главным образом, его супруга Мария Лещинская чтобы развить свой Двор окружили себя артистами, художниками и ремесленниками. Роскошная жизнь длилась до 1760 года — года, когда стиль считается угасшим — из-за многочисленных траурных событий, опечаливших последние годы жизни монарха (в 1752 и 1759 годах умерли две его старшие дочери, в 1761 году скончался его внук и наследник, в 1763 году ушла из жизни его внучка, супруга будущего императора, в 1764 году скончалась его фаворитка Мадам де Помпадур, в 1765 году умер Дофин, в 1767 умерла Дофина, а в 1768 году ушла из жизни Королева).

Эстетика стиля

Главные признаки

Благодаря совершенствованию техники сборки и прочным породам дерева появилась возможность отказаться от поперечных рёбер, облегчить каркасы и осмелиться применить изогнутые ножки[1].

Стиль Людовика XV можно назвать женственным:

  • он отличается особенной лёгкостью; в отличие от Стиля Людовика XIV, где обстановка должна излучать властность и внушать почтение, обстановка Людовика XV прелестна, элегантна, легка и больше намекает на расслабление и придворные пустяки, а не на формальную торжественность.
  • эти предметы обстановки заказывались чаще всего женщинами или для женщин, поскольку они действительно занимали важное место при Дворе и их мнение имело большое значение в вопросах выбора декора.

Этот стиль отличается стремлением к интимности и удобству. Комнаты становятся меньшими в размерах и более теплыми, потолки становятся ниже, деревянные панели облицовки расписываются в более теплые и мягкие оттенки (розовый, кремовый, пастельные тона).

В эпоху этого стиля появились:

  • Мы видим как появляются выгнутые ножки (известные как «ножка Людовика XV»), которые являются эволюцией ножек в виде лап животных, но сейчас за модель уже берутся лапы лани или льва.
  • Впервые со времен Средневекового стиля мы видим возвращение асимметрии. Небольшие комоды часто становятся асимметричными, но при этом всегда сбалансированы; взгляд на эти предметы вызывает полёт фантазии, вместо желания задавать вопросы.
  • Внимание больше уделено декору, чем практичности формы, к примеру в случае комода, бронзовые украшения переходят с одного ящика на другой чтобы скрыть стык между ними.
  • Мебель создается с расчётом что она будет стоять в любом месте комнаты, а не только по периферии, как это наблюдаем в Версальском дворце. Поэтому обратная сторона спинок изготавливается более тщательно.
  • Обод сидения становится более изогнутым и при этом, впервые, приподнятым.
  • Появляются спинки в форме скрипки и спинки-кабриоль (выгнутые в плоскости), предназначенные для стульев размещаемых посредине комнат, а стулья, размещаемые вдоль стен, всегда имели спинку королевы (прямую в плоскости), независимо от того, были они выполнены в форме скрипки или нет.

Орнаментация и украшение

Наступила эпоха орнаментистов — новая профессия, предшествующая появлению декораторов и дизайнеров: их интересует проект внутреннего убранства целиком, начиная с облицовки стен панелями, штукатурки под мрамор, картин, и заканчивая мебелью и люстрами.

Мебель стиля Людовика XV часто украшена бронзовыми мотивами в стиле рококо.

От деревянной мозаики или маркетри вначале отказывались, отдавая предпочтение завиткам, где преобладает красота среза древесины (амарант, змеиное дерево, розовое дерево и скрипичное дерево); но начиная с 1745 года мода на деревянную мозаику возвращается и мы видим изображение букетов цветов и / или музыкальных инструментов (для обстановки двора), очень красочные и тщательно изготовленные.

Бронзовые элементы, как правило, являются искусной чеканкой с ртутной позолотой и сочетаются с узором панелей деревянного декора (ручки, полосы окантовки и прочая фурнитура), позволяя теперь отображать любых представителей водного мира (раковины, элементы листвы, аканты, камыш), тогда как ракушки, появившиеся в эпоху Регентства вырезаются полукругом и смолятся.

Стулья обиваются цветистым шелком и все чаще полностью покрываются позолотой.

Мебель все чаще покрывается защитным лаком, который доставляется с Дальнего Востока. Стремление имитировать такие лаки вызвало появление европейских лаков.

Предметы обстановки

Мебель, характерная для стиля Людовика XV

Предметы обстановки содержат исключительно небольшую мебель.

Выпускается, в основном, следующая мебель:

  • малые комоды с двумя выдвижными ящиками и скрытыми перекладинами;
  • маленькие столики или сервировочные столики;
  • кресла и стулья всех видов;
  • игровые столы.

Мебель, появившаяся впервые

  • Стулья выполняются либо с прямой и плоской спинкой, которую называли «спинка королевы», либо с вогнутой спинкой, которую называли «кабриоль», с разнообразными резными выемками
  • Канапе (оттоманка)
  • Бержер (глубокое кресло), подходящее для дам в платьях с панье (каркас китового уса), имеющее подушку и обитое роскошным шелком с узорами китайского орнамента и цветов
  • Секретер с наклонной плоскостью, который вскоре уступит место секретеру-цилиндру
  • Книжный шкаф
  • Туалетный столик
  • Кровать по-польски: две спинки, на которые спускаются четыре занавеси драпировки, расходящиеся по углам. Кровать по-турецки: три спинки, одна из которых прилегает к стене.

Материалы

В каркасной мебели начинает массово использоваться дуб, и он постепенно вытесняет ель, которая использовалась в эпоху стиля Людовика XIV.

Фанеровочная обшивка становится более разнообразной, чтобы расширить гамму цветовых оттенков. Мастера отказываются от эбенового дерева, предпочитая более сверкающие и отливающие разными оттенками породы древесины: розовое дерево и скрипичное дерево (мебель, фанерованная этими двумя породами, сегодня кажется нам тусклой; причина этого только в возрасте, её первоначальный оттенок был очень выразителен), палисандр, самшит, груша (подкрашенная или естественная), слива.

Что касается стульев и кресел, зачастую их выполняли из массивных видов дерева, среди которых бук, орех, черешня и красное дерево (даже несмотря на то, что оно не подходит для стульев в силу своей ломкости). Стулья зачастую полностью окрашены или вызолочены.

Способы изготовления и инструменты

Новые формы потребовали появления новых инструментов и оборудования: был изобретен рубанок для криволинейных поверхностей, который позволил выполнять ножки и панели с округлым контуром (это последний инструмент, изобретённый в мастерских краснодеревщиков).

Был придуман новый способ прикрепления изогнутой фанеровки, которая, между прочим, имеет изгибы в двух плоскостях и поэтому плоскую фанеровку использовать было невозможно.

В части стульев и кресел, в эту эпоху наиболее комфортной для сидения остается техника плетения, однако по эстетическим причинам зачастую предпочитали слоями набивать сидения конским волосом и шерстью молодого оленя (пружины появятся под обшивкой мебели только в начале XIX столетия).

Столяры и краснодеревщики

Во Франции наиболее типичные для этого стиля работы принадлежат мастерам художественной мебели, среди которых Николя Эрто, Леба, Потье, Надаль, Плювине, Фолио, Клод Сене, Жан Батист Тийар, Луи Деланнуа.

Среди французских краснодеревщиков этого периода есть те, которые начали свою работу ещё в эпоху Регентства, к примеру, Шарль Крессан. Но появились и новые имена — Жак Дюбуа, Гарнье, Николя Пети, Адриен Делорм. Также во Франции в этот период работало множество иностранных мастеров, из которых наиболее известны Жан-Франсуа Эбен (автор секретера Людовика XV), B.V.R.B. (Бернард ван Ризенбург), Роже Вандеркрюз (известный как Лакруа), Кемп, Баумбауэр.

Мастера живописи

Наиболее выдающимися художниками этого периода были Жюст-Орель Мессонье, Франсуа Буше, Жан-Батист Юэ, Жан Батист Лепренс, Пьер IV Мижон и семейство Ван Лоо: Жан Батист Ван Лоо, Луи Мишель Ван Лоо, Шарль Амедей Филипп Ван Лоо и Шарль Андре Ван Лоо. Однако, перечисление деятелей искусства этого периода будет неполным, без упоминания одного из главных покровителей, фаворитки Короля Мадам де Помпадур.

Примеры

См. также

Ссылки

  • [arx.by/stil-lyudovika-xv-0 Портал архитектуры и истории — Стиль Людовика XV]

Напишите отзыв о статье "Стиль Людовика XV"

Примечания

  1. [pagespro-orange.fr/nunes.antiquites/le_style_louis_xv.htm Orange]


Отрывок, характеризующий Стиль Людовика XV

– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.