Стихии (философия)

Стихии или элементы (лат. elementa — первовещество; от др.-греч. στοίχος — члены ряда, то есть первоначально буквы алфавита) — в античной и средневековой натурфилософии четыре первоначальных вещества, к которым также добавлялся «пятый элемент» Понятие впервые в традиционном смысле было употреблено Платоном, который считал стихии правильными многогранниками, Аристотель развил идею до универсального философского понятия. В средневековье учение о первоэлементах было одной из теоретических основ алхимии и астрологии.

В древнекитайской философии существует аналогичное учение — У-син, в котором называется пять элементов, или стихий.

Учение о стихиях в античное время

Теорию четырёх стихий первым начал разрабатывать Эмпедокл, который считал, что элементы материальны и наделены свойствами филии (любви) и фобии (вражды); эти две противоположности, присущие всем телам, и приводят материю в движение. Позднее концепция четырёх стихий развивалась такими выдающимися философами, как Платон и Аристотель.

По Платону, элементы, являющиеся различными проявлением первичной материи, способны к взаимопревращениям. Платон привлекал геометрию многогранников для объяснения таких свойств материи, как твёрдость, плавкость, воздухообразность, огнеобразность. При этом земле ставился в соответствие куб, воде — икосаэдр, воздуху — октаэдр, огню — тетраэдр. Пятому возможному правильному многограннику — додекаэдру, по мнению Платона, соответствовал пятый элемент, который использовал Логос, чтобы создать небесные тела.

Согласно Аристотелю, каждый элемент представляет собой одно из состояний единой первоматерии — определённое сочетание основных качеств — тепла, холода, влажности и сухости:

• Тепло + сухость = Огонь
• Тепло + влажность = Воздух
• Холод + влажность = Вода
• Холод + сухость = Земля

В натурфилософии Аристотеля также предполагалось существование пятого элемента, (квинтэссенции) — эфира, или начала движения. Геоцентрическая космология Аристотеля включала предположение, что вокруг центра Вселенной (центра Земли) расположены последовательно сферы четырёх элементов в порядке уменьшения их тяжести — земли, воды, воздуха и огня; выше их расположены небесные сферы.

Согласно современной науке, этим четырём элементам можно приблизительно сопоставить четыре агрегатных состояния вещества соответственно: твёрдое, жидкое, газообразное и плазменное. Понятиям литосфера, гидросфера, атмосфера и магнитосфера также можно поставить в соответствие аристотелевские сферы четырёх элементов.

Духи стихий

В связанном с алхимией оккультизме считалось, что у каждой стихии есть свои «духи стихий», элементали: духи воды — ундины, духи огня — саламандра, воздуха — сильфы, земли — гномы. Эту систематику впервые описал Парацельс.

Впоследствии, и в современном фэнтези и в играх, эта идея развилась, так что в каждой мифологии или игре, к каждому биому или стихии причисляются соответствующие фантастические существа. Особенно такая систематика развита в ролевых играх — компьютерных, настольных и коллекционных карточных. Также эта систематика прослеживается в стихиях карт Таро, и в мастях произошедших от них игральных карт.

«Стихия» в современной науке

Термин «элемент» или стихия в настоящее время сохранился в словосочетании «химический элемент», а также в виде прилагательного в термине «элементарная частица». С элементами-стихиями непосредственно связано понятие стихийное бедствие. Элемент — это первооснова, частица, составляющая нашего мира. Термин «элемент» также присутствует в психологии и тесно переплетается с понятием темперамент.

Стихии в философии индуизма

Согласно философии индуизма, окружающий нас материальный мир является иллюзией. Эта иллюзия возникает изнутри человека, проецируясь из его чакр, нижние пять из которых являются вместилищами первоэлементов (стихий), в индуизме их называют таттвами:

1. Муладхара-чакра — содержит метаэлемент Земли, который соответствует твёрдому агрегатному состоянию вещества. Она проецирует вокруг человека ту часть материального мира, которую он может почувствовать через своё осязание.
2. Свадистана-чакра — содержит метаэлемент Воды, который соответствует жидкому агрегатному состоянию вещества.
3. Манипура-чакра — содержит метаэлемент Огня, который соответствует плазменному агрегатному состоянию вещества.
4. Анахата-чакра — содержит метаэлемент Воздуха, который соответствует газообразному агрегатному состоянию вещества.
5. Вишуддхи-чакра — содержит метаэлемент Эфира, который соответствует волновому и звуковому агрегатному состоянию вещества. При этом эфир описывают как мистическое пространство, не имеющее ни объёма, ни времени. Её можно ощутить через свой внутренний слух (имеются в виду тонкие звуки, которые улавливаются в результате специальных тренировок).

У-Син

У-син (Пять элементов; пять стихий; пять действий; кит. 五行, пиньинь: wŭ xíng) — одна из основных категорий китайской философии; пятичленная структура, определяющая основные параметры мироздания. Помимо философии, широко используется в традиционной китайской медицине, гадательной практике, боевых искусствах, нумерологии.

Включает в себя пять классов (Дерево, Огонь, Земля, Металл, Вода), характеризующих состояние и взаимосвязь всех существующих предметов и явлений. Один из вариантов последовательности стихий определён в каноне «Шу цзин», главе «Хун фань».

См. также

• Химический элемент
• Алхимия
• Пятый элемент
• Чакра
• Пять элементов
• Субстрат (философия)

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Стихии (философия)

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».