Стойкий оловянный солдатик (мультфильм)

Стойкий оловянный солдатик
Кадр из мультфильма
Тип мультфильма	рисованный
Жанр	сказка драма лирика
Режиссёр	Лев Мильчин
На основе	Ганс Христиан Андерсен
Автор сценария	Алла Ахундова
Художник-постановщик	Лев Мильчин
Роли озвучивали	Мария Виноградова, Алексей Консовский, Сергей Цейц
Композитор	Ян Френкель
Мультипликаторы	Марина Восканьянц, Татьяна Померанцева, Виктор Шевков, Николай Фёдоров, Александр Панов, Алексей Букин
Оператор	Михаил Друян
Звукооператор	Борис Фильчиков
Студия	Союзмультфильм
Страна	СССР СССР
Длительность	18 мин 6 сек
Премьера	1976
IMDb	ID 1179072
BCdb	[www.bcdb.com/bcdb/cartoon.cgi?film=105816-Stojkij_Olovyannyj_Soldatik.html подробнее]
Аниматор.ру	[www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=2731 ID 2731]

«Стойкий оловянный солдатик» — рисованный советский мультфильм, экранизация одноимённой сказки Ганса Христиана Андерсена. Создан студией Союзмультфильм в 1976 году.

Над фильмом работали

• Автор сценария: Алла Ахундова
• Режиссёр и художник-постановщик: Лев Мильчин
• Художники-декораторы: Ирина Светлица, Ирина Троянова
• Композитор: Ян Френкель
• Оператор: Михаил Друян
• Звукооператор: Борис Фильчиков
• Редактор: Татьяна Папорова
• Художники-мультипликаторы (аниматоры): Марина Восканьянц, Татьяна Померанцева, Виктор Шевков, Николай Фёдоров, Александр Панов, Алексей Букин
• Ассистенты: Зоя Плеханова, О. Павлова, Н. Козлова
• Монтажёр: Ольга Василенко
• Фильм озвучивали:
  • Мария Виноградова — оловянный солдатик
  • Алексей Консовский — текст от автора
  • Сергей Цейц — чёртик из табакерки/крыса
• Директор картины: Фёдор Иванов

Сюжет

Мультфильм начинается и заканчивается за столом писателя, который сочиняет сказку и читает её зрителям.

Одноногий оловянный солдатик остаётся на ночь в карауле возле своей коробки и наблюдает за прекрасной балериной. Они влюбляются друг в друга, но чёртик из табакерки пытается запугать балерину. Солдатик храбро вступается за неё, а чёртик решает отомстить ему, заманивает его на окно и сбрасывает вниз.

На улице идёт дождь. Солдатик запрыгивает в бумажный кораблик и уплывает в канализацию. Здесь появляется второстепенный персонаж — антропоморфная крыса в дырявой шляпе, с алебардой и сумкой через плечо. Она кричит: «Стой! Стой! Покажи пропуск! Я тебя не пропущу, не пропущу! Ты без пропуска! Зубами прокушу!». В то же время солдатик борется с ней, но крыса разрубает кораблик, и солдатик отправляется на дно, где его и проглатывает рыба. Рыбу ловят, и она попадает на разделочный стол в тот самый дом, где начались приключения солдатика.

Попав на каминную полку, солдатик видит балерину и решает спуститься к ней, но вредный чёртик кидает ему под ноги чёрное сердечко на цепочке. От облицовки камина отваливается кусочек, на котором стоял солдатик, и он падает прямо в огонь. Тая от жара, солдатик пытается остановить балерину, но она прыгает со стола прямо к нему в объятия и сгорает вместе с ним.

Интересные факты

• По сценарию оловянный солдатик говорит песнями, а чёртик из табакерки и крыса — стихами. Балерина не произносит ни слова, а только показывает свои чувства мимикой и жестами. Прозой говорит только писатель (в начале и в конце мультфильма).
• В мультфильме форма солдатика весьма условно соответствует описанию Андерсена («красная с синим»): по сути, она не датская (красный мундир с синими обшлагами и воротником), а неаполитанская.

Издание на Видео

В 1980-е годы в СССР мультфильм издавался на VHS видеокомпанией «Видеопрограмма Госкино СССР» в сборнике мультфильмов-сказок Ганса Христиана Андерсена. В России с начала 1990-х годов выпущен на видеокассетах VHS кинообъединением «Крупный план», в 1995—1999 годах — совместно с компанией «ВидеоМир» в Сборнике мультфильмов № 3 «Сказки Г. Х. Андерсена и Братьев Гримм» вместе с мультфильмами «Дюймовочка», «Капризная принцесса» и «Русалочка». В середине 1990-х Studio PRO Video выпустила на VHS в сборнике вместе с лучшими советскими мультфильмами «Дикие лебеди», «Золушка», «Дюймовочка», «Гадкий утёнок», «Халиф-аист» и «Кентервильское привидение». Также, в середине 1990-х годов выпущен в сборнике мультфильмов киностудии «Союзмультфильм» на VHS студией «Союз Видео». Все лицензионные VHS производились со звуком Hi-Fi Stereo, и в системе PAL.

С середины 1990-х по 2000-е годы тот же сборник мультфильмов «Сказки Г. Х. Андерсена и Братьев Гримм» объединения «Крупный план» выпущен на компакт-дисках Video CD компанией «Lizard». В начале 2000-х годов мультфильм отреставрирован и выпущен на DVD компаниями «Крупный план» и «Союз Видео» в сборнике мультфильмов-сказок Ганса Христиана Андерсена со звуком Dolby Digital (Dolby Mono 1.0, позже 2.0). Также выпущен на DVD в 2003 году в 6 выпуске «Золотой коллекции любимых мультфильмов». Также выпущен на дисках MPEG-4.

Ссылки

В Викитеке есть полный текст сказки «Стойкий оловянный солдатик»

• [www.kb.dk/elib/lit/dan/andersen/eventyr.dsl/hcaev011.htm «Den Standhaftige Tinsoldat»]. Оригинальный текст сказки (Королевская библиотека Дании)

Отрывок, характеризующий Стойкий оловянный солдатик (мультфильм)

Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.