Порт-Вила

Город Порт-Вила Флаг Герб Страна ВануатуВануату Координаты 17°45′00″ ю. ш. 168°18′00″ в. д.17.75000° ю. ш. 168.30000° в. д. / -17.75000; 168.30000    Мэр Рёбен Олуль Прежние названия Франсвиль (1825—1906) Вила (1906-1980) Тип климата тропический Население 44 040 человек (2009) Часовой пояс UTC+11

Порт-Ви́ла (англ. Port Vila) — крупнейший город и столица республики Вануату, расположенной в юго-западной части Тихого океана. Порт-Вила расположена на пляже Меле на юго-западном побережье острова Эфате.

История

Колонизация территории, на которой расположена Порт-Вила, началась с заселения территории порта. В 1882 году, несмотря на длительную засуху и вспышку малярии, коммерческим центром Эфате стала Вила.

В 1906 году Вила была провозглашена столицей колонии, в ней расположилось правительство. Её главная улица в то время была узкой тропинкой, связывающей склады компании Burns Philp и здание Французского Издательства Новых Гебрид (фр. Société Française des Nouvelles-Hébrides). Это был бедный город, преимущественно населённый бродягами и выпущенными из новокаледонской тюрьмы преступниками.

В 1920-х годах на территории первого отеля Вилы происходили различные стачки. В «годы труда» плантаторы использовали рабов-меланезийцев в качестве валюты. Многие островитяне, являвшиеся рабами, выстраивались в линию у стены в надежде, что хозяин смилостивиться и простит их за совершённые провинности. Долгое время спустя, после вхождения Дикого Запада в состав США, Вила стала местом драк с применением огнестрельного оружия и публичных казней.

В 1930-е годы численность европейцев начала стремительно уменьшаться, сейчас их численность в городе составляет чуть меньше 1 000 человек. Еженедельно постоянный представитель Великобритании устраивал приёмы британской элиты с подачей коктейлей; у французских же плантаторов и их жён стала популярной выпивка.

Единственными людьми, которым кроме европейцев позволялось жить в Виле, были ни-вануату, нанятые туда на работу; другие ни-вануату должны были покинуть город в течение 15 дней. Существовал комендантский час: если человек выходил на улицу после 9 часов вечера, он проводил ночь в арестантской камере.

Во время Второй мировой войны Порт-Вила являлась базой войск союзников. После введения в 1970 году низких налогов, в городе развернулось оживленное строительство: старые обветшалые колониальные постройки были снесены, на их месте построены здания из бетона, улицы замостили, в 1972 году построена главная пристань, которая ежегодно принимала круизные суда, Вила превратилась в популярное место отдыха туристов.

В январе 2002 года в нескольких километрах от берега произошло землетрясение, нанёсшее большой урон городу и близлежащей местности.

В 2009 году, в честь двухсотлетия установления дипломатических отношений между Россией и Вануату, в центре города был установлен памятник русскому мореплавателю Василию Михайловичу Головнину.

Климат

Порт-Вила расположена в зоне тропического климата с сухим и жарким сезоном, а также сезоном дождей.

Климат
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Средний максимум, °C	28	29	29	27	26	25	24	24	24	26	27	28	26,4
Средний минимум, °C	23	23	23	22	21	19	19	18	19	20	21	22	20,8
Норма осадков, мм	257	272	282	338	244	127	158	125	99	137	165	201	2405
Источник: [www.bbc.co.uk/weather/2135171 BBC Weather: Port-Vila] (англ.). Bbc.co.uk. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GWgdd8Xn Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].

Экономика

Город является коммерческим центром островной группы. С первого взгляда кажется, что население состоит полностью из французов, однако город является мультинациональным, в нём проживают Ни-вануату, англичане, французы, китайцы и вьетнамцы. Оживлённый торговый порт, в городе расположены больницы, отели, казино, несколько рынков, мест оживлённой торговли, спортивный стадион, дом культуры, педагогический институт, кампус Южнотихоокеанского университета, ряд мясо— и рыбоперерабатывающих заводов.

Близ города находится главный международный аэропорт Вануату — «Бауэрфильд».

Архитектура

Одним из самых примечательных зданий города является собор Сакре-Кёр (Святого Сердца; фр. Sacre Coeur), входящий в Епархию Порт-Вилы; в 1992 году при содействии китайских рабочих было построено здание парламента.

Города-побратимы

• Шанхай, Китай (1994)

Источники

• «Port-Vila.» Encyclopædia Britannica. Encyclopædia Britannica Ultimate Reference Suite. Chicago: Encyclopædia Britannica, 2012.

Ссылки

• [www.lonelyplanet.com/vanuatu/efate/port-vila/history History of Port Vila] (англ.). Lonelyplanet.com. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GWgcilFe Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].

Отрывок, характеризующий Порт-Вила

Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.