Додома

Додома Dodoma Герб Страна ТанзанияТанзания Координаты 6°15′00″ ю. ш. 35°45′00″ в. д.6.25000° ю. ш. 35.75000° в. д. / -6.25000; 35.75000    Основан конец XIX века Площадь 2576 км² Население 410 956 человек (2012)

Додо́ма (суахили и англ. Dodoma) — столица Танзании, административный центр провинции Додома.

Природные условия

Додома находится в центральной части Танзании, на плато высотой 1290 м, в 320 километрах от восточного побережья Индийского океана. Природные условия в черте города и его окрестностях определяются влиянием субэкваториального муссонного климата. Среднемесячная температура воздуха в январе + 26 °C, в июле +17 °C. Среднегодовое количество осадков — около 1000 мм.

Сезон дождей приходится на ноябрь — май. Сухой период, когда осадки практически отсутствуют, продолжается с июня по октябрь. В весенние месяцы достаточно обильные осадки выпадают почти ежедневно, и высокая относительная влажность в сочетании с высокой температурой воздуха весьма неблагоприятно характеризуют климат в Додоме и её пригородах.

Город расположен в зоне низкотравных саванн, для которой наиболее типичны акации и колючие кустарники. Естественная растительность представлена также камфорным лавром и хвойными породами деревьев. В окрестностях столицы можно встретить множество представителей дикой африканской фауны: различные виды антилоп, обезьян, жирафа, слона, носорога, льва, леопарда, гепарда, бегемота, зебру и прочих. Здесь встречается много птиц с экзотическим оперением и африканский страус.

Население, язык, вероисповедание

Численность населения Додомы превышает 320 тысяч человек. В столице проживают представители африканских народностей ньямвези, джагга, хая, гого, масаи и других. Они составляют почти 99 % всех жителей города. Остальные являются потомками выходцев из арабских и европейских стран. Государственные языки — английский (распространён в деловой сфере) и суахили. Среди верующего населения Додомы преобладают христиане (главным образом католики) и мусульмане. Немногочисленная часть жителей столицы — приверженцы традиционных местных верований.

История развития города

Додома была основана в конце XIX века как одно из колониальных поселений в составе Германской Восточной Африки. В первое десятилетие XX века поселившиеся здесь немцы начали строительство железнодорожной станции и прокладку железной дороги, которая должна была соединить город с крупными населёнными пунктами страны, в том числе и с её экономическим и культурным центром — портом Дар-эс-Салам.

По окончании Первой мировой войны Додома вошла в состав колониальных владений Великобритании. Однако горожане, в числе которых помимо германских переселенцев, были представители местных африканских народностей и арабы, крайне негативно отнеслись к британским властям. Экономический кризис 1930-х годов окончательно разрушил британскую колониальную систему, существовавшую на территории Танганьики (части современной Танзании), а после Второй мировой войны Додома вошла в состав подотчётной территории ООН, управляемой все той же Великобританией.

В 1950-х годах в городе, как и во всей Танганьике в целом, активизировалось национально-освободительное движение, что привело к обретению Танганьикой независимости в 1961 году. В 1964 году, после образования Объединённой Республики Танзания, в состав которой вошли Танганьика и Занзибар, Додома получила официальный статус административного центра одноимённой провинции.

В 1993 году Додома стала официальной столицей Танзании. Резиденции правительства и президента страны были перенесены в Додому, однако иностранные посольства, а также большинство государственных учреждений, промышленных предприятий, банков и офисов осталось в прежней столице — Дар-эс-Саламе.

Культурное значение

Современная столица Танзании бедна архитектурными памятниками: они сосредоточены главным образом в Дар-эс-Саламе. Среди немногочисленных достопримечательностей Додомы следует отметить здания президентской и правительственной резиденций и железнодорожного вокзала, построенного, как уже упоминалось, в начале XX века рабочими из Германии.

Кроме того, в городе находится священный храм сикхов, хозяева которого угощают путешественников чаем со сладостями, именуемыми здесь прассадом. В Додоме открыт также геологический музей.

В 2007 году были основаны два высших учебных заведения: Танзанийский университет Святого Иоанна (принадлежит Англиканской церкви Танзании) и государственный Университет Додомы. Начальное образование можно получить бесплатно, обучение в средних школах платное. Службы телевидения и радиовещания находятся в бывшей столице — Дар-эс-Саламе.

Галерея

• Dodoma Train Station.JPG

  Железнодорожный вокзал

• Dodoma Shops.JPG

  Торговые лавки в Додоме

• Central Dodoma.JPG

  В центре города

• Dodoma Central Mosque.JPG

  Центральная мечеть города

• Dodma Airport.JPG

  Аэропорт Додомы

Ссылки

• [members.virtualtourist.com/vt/s/?m=6&l.q=223762 Подборка фотографий города Додома и его окрестностей] (англ.)

Отрывок, характеризующий Додома

Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.