Столкновение в аэропорту Гуанчжоу

Столкновение в Гуанчжоу
Разрушенный Boeing 757-21B борт B-2812
Общие сведения
Дата	2 октября 1990 года
Время	09:04 CST
Характер	Угон самолёта, столкновение на ВПП
Причина	Бегство угонщика за рубеж
Место	Международный аэропорт Гуанчжоу Байюнь (бывший), Гуанчжоу, КНР
Координаты	23°11′13″ с. ш. 113°16′04″ в. д.23.18694° с. ш. 113.26778° в. д. / 23.18694; 113.26778
Погибшие	128 (82 на Boeing 737 + 46 на Boeing 757)
Раненые	53 (18 на Boeing 737 + 34 на Boeing 757 + 1 на Boeing 707)
Воздушное судно
Boeing 737-200 авиакомпании Xiamen Airlines, схожий с разбившимся
Модель	Boeing 737-247
Авиакомпания	Xiamen Airlines
Пункт вылета	Сямынь Гаоци, Сямынь (КНР)
Пункт назначения	Гуанчжоу Байюнь, Гуанчжоу (КНР)
Рейс	MF8301
Бортовой номер	B-2510
Дата выпуска	7 декабря 1984 года (первый полёт)
Пассажиры	93
Экипаж	9
Погибшие	82
Раненые	18
Выживших	20
Второе воздушное судно
Boeing 757-21B авиакомпании China Southern Airlines, схожий с разбившимся
Модель	Boeing 757-21B
Авиакомпания	China Southern Airlines
Пункт вылета	Гуанчжоу Байюнь, Гуанчжоу (КНР)
Пункт назначения	Хунцяо, Шанхай (КНР)
Бортовой номер	B-2812
Дата выпуска	26 апреля 1990 года (первый полёт)
Пассажиры	110
Экипаж	12
Погибшие	46
Раненые	34
Выживших	76
Третье воздушное судно
Boeing 707-3J6B авиакомпании China Southwest Airlines, схожий с пострадавшим
Модель	Boeing 707-3J6B
Авиакомпания	China Southwest Airlines
Пункт вылета	Шуанлю, Чэнду (КНР)
Пункт назначения	Гуанчжоу Байюнь, Гуанчжоу (КНР)
Бортовой номер	B-2402
Дата выпуска	16 июля 1973 года (первый полёт)
Пассажиры	0
Экипаж	1
Погибшие	0
Раненые	1
Выживших	1 (все)

Столкновение в аэропорту Гуанчжоу — авиационная катастрофа, произошедшая во вторник 2 октября 1990 года в старом международном аэропорту Гуанчжоу Байюнь. Угнанный террористом авиалайнер Boeing 737-247 авиакомпании Xiamen Airlines (рейс MF8301 Сямынь—Гуанчжоу) при выполнении аварийной посадки врезался в Boeing 757-21B авиакомпании China Southern Airlines и задел Boeing 707-3J6B авиакомпании China Southwest Airlines, в результате чего 737-й и 757-й полностью разрушились. В катастрофе погибли 128 человек (82 на Boeing 737 и 46 на Boeing 757), ранения получили 53 человека (18 на Boeing 737, 34 на Boeing 757 и 1 на Boeing 707).

Это самый смертоносный угон самолёта в XX веке, крупнейшая авиакатастрофа в КНР (на тот момент) и первая катастрофа в истории Boeing 757.

Сведения о самолётах

Boeing 737

Boeing 737-247 (регистрационный номер B-2510, заводской 23189, серийный 1072) был выпущен в 1984 году и свой первый полёт совершил 7 декабря. 28 декабря того же года с б/н N241WA был передан авиакомпании Western Airlines. 1 января 1985 года был куплен авиакомпанией Xiamen Airlines и получил бортовой номер B-2510. Оснащён двумя двигателями Pratt & Whitney JT8D-17A.

Угон 12 мая 1988 года

До катастрофы в аэропорту Гуанчжоу этот самолёт уже угоняли. 12 мая 1988 года борт B-2510 выполнял пассажирский рейс из Сямыня в Гуанчжоу, когда его захватили два угонщика и потребовали лететь на Тайвань. Однако в тот раз требования были выполнены и после посадки в Тайбэе угонщики сдались. Никто из находившихся на борту самолёта 118 человек (11 членов экипажа и 107 пассажиров (включая угонщиков)) не погиб.

Boeing 757

Boeing 757-21B (регистрационный номер B-2812, заводской 24758, серийный 282) был выпущен в 1990 году и свой первый полёт совершил 26 апреля, то есть являлся относительно новым. 16 мая того же года был передан авиакомпании China Southern Airlines. Оснащён двумя двигателями Rolls-Royce RB211-535E4.

Boeing 707

Boeing 707-3J6B (регистрационный номер B-2402, заводской 20714, серийный 869) был выпущен в 1973 году и свой первый полёт совершил 16 июля. 23 августа того же года был передан Главному управлению гражданской авиации Китая (CAAC). 26 ноября 1988 года был куплен авиакомпанией China Southwest Airlines. Оснащён четырьмя двигателями Pratt & Whitney JT3D-7.

Хронология событий

Угон рейса 8301

Boeing 737-247 борт B-2510 авиакомпании Xiamen Airlines выполнял внутренний рейс MF8301 из Сямыня в Гуанчжоу. Вылет был произведён в 06:57 CST. На его борту находились 9 членов экипажа и 93 пассажира.

Вскоре после вылета один из пассажиров в 16 ряду встал и подошёл к кабине экипажа. В руках он держал цветы, поэтому охранники пропустили его в кабину, посчитав, что тот хочет совершить подарок пилотам в честь проходившего в стране праздника середины осени. Проникнув в кабину, пассажир распахнул куртку и показал находящиеся у него на груди 7 килограммов взрывчатки. Далее он выгнал всех из кабины, за исключением командира экипажа (КВС) Цэнь Лунъюй (англ. Cen Longyu, кит. 岑隆裕), и приказал ему лететь в Тайбэй (Тайвань). Однако КВС по неустановленным причинам не подчинился указаниям угонщика и продолжил лететь по направлению к Гуанчжоу, хотя Тайбэй был куда ближе. После этого связь с самолётом прекратилась.

Когда угонщик потребовал приземлиться в любом аэропорту за пределами КНР, командир ответил ему, что топлива хватит только до Гонконга. Диспетчеры разрешили совершить посадку в Гонконге для дозаправки, однако угонщик был против этого. Пытаясь сбить угонщика с толку, пилот стал летать вокруг Гуанчжоу. Однако когда топлива оставалось совсем немного, КВС был вынужден совершить аварийную посадку в старом аэропорту Гуанчжоу Байюнь.

Катастрофа

В 09:04 CST при выполнении посадки, за несколько секунд до касания ВПП, угонщик понял, что его обманули и набросился на командира. Завязалась драка, в результате чего КВС потерял управление самолётом. Приземлившись с превышением скорости, неуправляемый рейс MF8301, следуя с севера на юг, уклонился вправо, врезался крылом в стоящий Boeing 707-3J6B авиакомпании China Southwest Airlines борт B-2402 и разрушил верхнюю часть кабины, ранив находившегося в ней пилота. Продолжая следовать дальше, 737-й затем врезался в Boeing 757-21B авиакомпании China Southern Airlines борт B-2812, который ожидал разрешения на занятие исполнительного старта перед вылетом в Шанхай. На его борту находились 12 членов экипажа и 112 пассажиров. От удара 737-й перевернулся «на спину» и полностью разрушился, а 757-й охватил пожар.

В результате катастрофы на месте погибли 120 человек, позже ещё 8 скончались в больницах. На борту 737-го погибли 82 человека: 7 членов экипажа и 75 пассажиров, включая угонщика и КВС. На борту 757-го погибли 46 пассажиров. Единственный находившийся на борту 707-го пилот выжил. Среди погибших на борту 737-го оказались 1 американка, 30 жителей Тайваня и 3 жителя Гонконга, среди погибших на борту 757-го — 8 жителей Тайваня. Всего в катастрофе погибли 128 человек, что на момент событий делало её по числу жертв крупнейшей авиакатастрофой в КНР (после катастроф под Гуйлинем в 1992 году и под Сианем в 1994 году — третья) и самым смертоносным угоном самолёта (до терактов 11 сентября 2001 года). Также это первая катастрофа в истории Boeing 757.

Личность угонщика

По найденным в кармане погибшего угонщика документам была установлена его личность. Им оказался ранее судимый (в сентябре 1988 года за грабёж) 21-летний Цзян Сяофэн (кит. трад. 蒋小峰, упр. 蔣小峰, пиньинь: Jiăng Xiăofēng), родившийся 11 августа 1969 года в округе Линли, провинция Хунань, где работал агентом по закупкам. 13 июля он похитил 17 000 юаней (3600 $ по курсу 1990 года) из кассы собственной компании, за что был объявлен в местный розыск. В данном случае Цзян пытался найти политическое убежище на Тайване. Также было выяснено, что взрывчатка, которой он угрожал экипажу рейса 8301, оказалась муляжом.

Отрывок, характеризующий Столкновение в аэропорту Гуанчжоу

Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.