Столкновение в аэропорту Лос-Анджелес

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
</tr></tr></tr>
Столкновение в аэропорту Лос-Анджелес</td></tr>

Схема столкновения</td></tr>
Общие сведения
Дата

1 февраля 1991 года

</td></tr>
Время

18:07 PST

</td></tr>
Характер

Столкновение на ВПП

</td></tr>
Причина

Ошибка авиадиспетчера

</td></tr>
Место

Международный аэропорт Лос-Анджелес (Калифорния, США)

</td></tr>
Координаты

33°56′58″ с. ш. 118°24′35″ з. д. / 33.94944° с. ш. 118.40972° з. д. / 33.94944; -118.40972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=33.94944&mlon=-118.40972&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 33°56′58″ с. ш. 118°24′35″ з. д. / 33.94944° с. ш. 118.40972° з. д. / 33.94944; -118.40972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=33.94944&mlon=-118.40972&zoom=14 (O)] (Я)место столкновения

</td></tr>
Погибшие

34

</td></tr>
Раненые

30

</td></tr>
Воздушное судно


Разбившийся самолёт за 5 лет до катастрофы

</td></tr>
Модель

Boeing 737-3B7

</td></tr>
Авиакомпания

USAir

</td></tr>
Пункт вылета

Хэнкок</span>ruen, Сиракьюс (Нью-Йорк)

</td></tr>
Остановки в пути

Национальный аэропорт</span>ruen, Вашингтон
Порт-Колумбус</span>ruen, Колумбус (Огайо)
Лос-Анджелес (Калифорния)

</td></tr>
Пункт назначения

Сан-Франциско (Калифорния)

</td></tr>
Рейс

USA1493

</td></tr>
Бортовой номер

N388US

</td></tr>
Дата выпуска

23 августа 1985 года

</td></tr>
Пассажиры

83

</td></tr>
Экипаж

6

</td></tr>
Погибшие

22

</td></tr>
Раненые

30

</td></tr>
Выживших

67

</td></tr>
Второе воздушное судно


Swearingen SA227-AC Metro III авиакомпании SkyWest Airlines

</td></tr>
Модель

Swearingen SA227-AC Metro III

</td></tr>
Авиакомпания

SkyWest Airlines

</td></tr>
Пункт вылета

Палм-Спрингс</span>ruen (Калифорния)

</td></tr>
Остановки в пути

Лос-Анджелес (Калифорния)

</td></tr>
Пункт назначения

Палмдейл</span>ruen (Калифорния)

</td></tr>
Рейс

SKW5569

</td></tr>
Бортовой номер

N683AV

</td></tr>
Дата выпуска

1986 год

</td></tr>
Пассажиры

10

</td></tr>
Экипаж

2

</td></tr>
Погибшие

12 (все)

</td></tr>
Выживших

0 </td></tr>

</table>

Столкновение в аэропорту Лос-Анджелес — авиационная катастрофа, произошедшая в пятницу 1 февраля 1991 года в международном аэропорту Лос-Анджелес (штат Калифорния, США). Авиалайнер Boeing 737-3B7 авиакомпании USAir (рейс USA1493 СиракьюзВашингтонКолумбусЛос-АнджелесСан-Франциско) выполнял посадку в аэропорту, когда сразу после приземления врезался в Swearingen SA227-AC Metro III авиакомпании SkyWest Airlines (рейс SKW5569 Палм-Спрингс—Лос-Анджелес—Палмдейл), который ожидал на полосе вылета в Палмдейл. После столкновения оба самолёта выкатились с полосы и врезались в пожарную станцию, при этом меньший самолёт полностью разрушился. В катастрофе погибли 34 человека: 22 на борту Boeing и все 12 на борту Metroliner.





Сведения о самолётах

Boeing 737

Boeing 737-3B7 (регистрационный номер N388US, заводской 23310, серийный 1145) был выпущен в августе 1985 года и 23 августа совершил свой первый полёт. Лайнер имел конфигурацию F8Y120, пассажировместимость салона составляла 128 мест (8 мест первого класса и 120 мест экономкласса). Оснащён двумя турбовентиляторными двигателями CFM International 56-3B1. 13 сентября того же года поступил в авиакомпанию USAir, где получил бортовой номер N360AU. 16 ноября 1988 года в результате перерегистрации бортовой номер сменился на N388US. В 1989 году был проведён небольшой ремонт внутренней части фюзеляжа[1].

Состав экипажа рейса 1493 был таким[2][3]:

  • Командир воздушного судна (КВС) — 48-летний Колин Ф. Шоу (англ. Colin F. Shaw). Квалифицирован на BAC 1-11 и Boeing 737. В августе 1968 года устроился в авиакомпанию Mohawk Airline (в 1972 году была поглощена Allegheny Airlines, в 1979 году переименована в USAir), где проработал 22 года. В сентябре 1985 года квалифицирован на командира Boeing 737. По медицинским показаниям носил очки. Налетал 16300 часов, 4300 из них на Boeing 737, включая 43 часа за последние 30 дней.
  • Второй пилот — 32-летний Дэвид Т. Келли (англ. David T. Kelly). Квалифицирован на самолёты типа Learjet и L-382 (гражданская версия C-130). В октябре 1988 года начал работать в USAir. Налетал 4316 часов, 982 из них на Boeing 737, включая 61 час за последние 30 дней.

В салоне самолёта работали 4 стюардессы:

  • Дэнни Бетиа (англ. Deanne Bethea) — старшая стюардесса. В USAir с 6 января 1989 года.
  • Патрисия Ходжес (англ. Patricia Hodges). В USAir с 11 августа 1989 года.
  • Уильям Ибарра (англ. William Ibarra). В USAir с 6 января 1989 года.
  • Вэнс Сперджен (англ. Vance Spurgeon). В USAir с 11 августа 1989 года.

Fairchild Swearingen Metroliner

Swearingen SA227-AC Metro III (регистрационный номер N683AV, заводской AC-683) выпущен в 1986 году. Пассажировместимость салона составляла 19 мест, максимальная взлётная масса — 14,5 тысяч фунтов[4]. В авиакомпанию SkyWest Airlines поступил 4 августа 1987 года[5]. Оснащен двумя двигателями Garrett TPE331.

Экипаж самолёта состоял из двух пилотов[3]:

  • Командир воздушного судна (КВС) — 32-летний Эндрю Дж. Лукас (англ. Andrew J. Lucas). В авиакомпанию SkyWest Airlines устроился в мае 1985 года, в мае 1986 года был квалифицирован на командира SA-227. Налетал 8808 часов, 2107 из них в должности командира SA-227, включая 89 часов за последние 30 дней.
  • Второй пилот — 45-летний Фрэнк С. Прентис (англ. Frank C. Prentice). В авиакомпанию SkyWest Airlines устроился в феврале 1990 года. По медицинским показаниям носил контактные линзы и очки. Налетал около 8000 часов, 1363 из них в должности второго пилота SA-227, включая 87 часов за последние 30 дней.

Диспетчерский центр Лос-Анджелес

Диспетчерский центр аэропорта Лос-Анджелес в том же 1991 году получил самый высокий уровень рейтинга — пятый. На момент происшествия диспетчеры работали в нормальном режиме с загрузкой в пределах от слабой до умеренной. Смена была полностью укомплектована и состояла из 13 человек: 11 авиадиспетчеров, 1 руководитель полётов и 1 руководитель зоны. Диспетчер руления, отвечающий за движение по аэродрому, и диспетчер взлёта и посадки, отвечающий за самолёты на удалении до 3 миль от аэропорта, сидели рядом, так как им часто приходилось взаимодействовать между собой[6].

Предшествующие обстоятельства

В тот день Boeing 737-3B7 борт N388US выполнял внутренний пассажирский рейс USA1493 из Сиракьюса (штат Нью Йорк) в Сан-Франциско с промежуточными посадками в Вашингтоне, Колумбусе и Лос-Анджелесе, причём в Вашингтоне произошла смена экипажа. В 13:07[* 1] с 83 пассажирами и 6 членами экипажа на борту рейс 1493 вылетел из Колумбуса и направился в Лос-Анджелес[8][6]. Пилотировал его на всём протяжении второй пилот. Расчётная продолжительность полёта составляла 3 часа 43 минуты[9]. Взлётный вес самолёта при вылете из Колумбуса по документам составлял 119 724 фунта при центровке 15 % САХ, что находилось в пределах допустимого. По оценке при посадке в Лос-Анджелесе вес самолёта составлял 94 424 фунта, включая остаток топлива в 7320 фунтов[1].

Fairchild Swearingen Metroliner борт N683AV выполнял внутренний пассажирский рейс SKW5569 (позывные — SKW569) из Палм-Спрингса в Палмдейл с промежуточной посадкой в Лос-Анджелесе. Первая часть маршрута была выполнена нормально и теперь с 10 пассажирами и 2 членами экипажа на борту рейс 5569 готовился выполнять рейс в Палмдейл. В топливных баках находилось 1200 фунтов авиакеросина, общий вес составлял 12,5 тысяч фунтов, то есть в установленных пределах. Расчётное время вылета — 18:00[6][10][1].

Катастрофа

Закат в Лос-Анджелесе был в 17:23, вечерние сумерки закончились в 17:48, то есть ко времени происшествия уже стояла ночь[11]. В аэропорту стояла хорошая погода, так на 17:51 отдельные облака находились на высоте 30 000 футов (9,1 км), видимость достигала 15 миль, температура воздуха 37° F (около 3° C), ветер 260°, тихий — 6 узлов[1].

Возникновение ситуации

Когда рейс USA1493 вошёл в зону аэропорта Лос-Анджелес, то получил разрешение снижаться на радиомаяк CIVET. После прохождение CIVET экипаж перешёл на связь с диспетчером подхода, который в 17:57:28 дал указание заходить на радиомаяк полосы №24 правая (24R) и занимать высоту 10 000 футов (3 км). В 17:59:00 диспетчер спросил у рейса USA1493 о наблюдении аэродрома, на что был дан утвердительный ответ, при этом второй пилот добавил, что они в 25 милях от аэропорта и даже могут распознать отдельные полосы. Тогда в 17:59:06 было дано разрешение выполнять визуальный заход на полосу №24 левая (24L) на высоте 8000 футов и выше. С самолёта подтвердили получение информации. Затем в 17:59:57 с рейса 1493 спросили, действительно ли посадка будет на полосу №24L, на что диспетчер подхода дал подтверждение. В 18:03:05 диспетчер подхода передал указание после прохождения ROMEN переходить на связь с диспетчером посадки. Стоит отметить, что курсо-глиссадная система полосы №24L не имела радиомаяков, в отличие от полосы №24R, а так как было уже темно, то экипаж не мог видеть горизонт. В связи с этим заход поначалу выполнялся на полосу №24R, лишь за 12 миль экипаж перешёл на визуальный заход на полосу №24L. После двусторонней проверки контрольной карты перед посадкой пилоты установили закрылки на 30°[10].

В это время в аэропорту в 17:58 стоящий на стоянке №32 у терминала №6 рейс SKW5569 начал движение к полосе №24L. В 18:01:43 его экипаж доложил диспетчеру руления, что находится у дорожки №2 (Танго) вторым за самолётом авиакомпании Aeroméxico, на что диспетчер Вандивер дала указание пока стоять у дорожки Танго и сообщила, что стоящий перед ними самолёт отправится через минуту. В 18:02:43 рейсу 5569 было дано указание поворачивать направо на дорожку Танго и далее по рулёжке №45 занимать предварительный старт у полосы №24L. В 18:03:38 на частоте 133,9 МГц экипаж связался с диспетчером взлёта и посадки, доложив, что они находятся на рулёжке №45 и ожидают вылета. Диспетчер Уошер дала разрешение выруливать на полосу №24L и занимать пока исполнительный старт, на что в 18:03:44 с самолёта подтвердили получение команды. Через минуту в 18:04:33 с диспетчером взлёта и посадки связался уже рейс USA1493 и доложил о пролёте точки ROMEN. Эта информация была зафиксирована магнитофоном на диспетчерской вышке, однако подтверждения от диспетчера не последовало. Вместо этого в 18:04:44 диспетчер дала указание рейсу SKW5569 пока ожидать на исполнительном старте, так как полосу пересекал другой самолёт. На это в 18:04:49 ответили: Окей, стоим и ожидаем на два четыре левая. Скайуэст пять пять шестьдесят девять. Это было последнее сообщение с рейса 5569. Другим самолётом, который пересекал полосу, был также SA-227, но уже авиакомпании Wings West Airlines</span>ruen, который завершил рейс 5006 (WW50Q6). Он стоял на рулёжке №52, но не мог получить разрешение на пересечение полосы №24L, так как его радиоприёмники случайно оказались сбиты с частоты диспетчера посадки. Когда экипаж рейса 5006 наконец заметил ошибку и восстановил связь, то в 18:05:16 получил разрешение на пересечение полосы. Рейс SKW5569 в свою очередь продолжал стоять на исполнительном старте полосы №24L у пересечения с рулёжкой 45[9].

В 18:05:29 экипаж рейса 1493 повторно вызвал диспетчера посадки: Юэсэйр четырнадцать девяносто три, на левой стороне, двадцать четыре левая. Диспетчер Уошер вела радиопереговоры ещё с тремя самолётами, поэтому смогла ответить только в 18:05:53: Юэсэйр четырнадцать девяносто три, разрешается посадка на полосу двадцать четыре левая. В 18:05:55 командир рейса 1493 подтвердил получение информации, что стало последним радиосообщением с рейса USA1493[9].

Столкновение

В это время на рулёжке у начала полосы №24L находились ещё два самолёта, ожидающие разрешения на взлёт: ещё один SA-227 авиакомпании Wings West Airlines, который выполнял рейс WW5072, а перед ним Boeing 737 авиакомпании Southwest Airlines, который выполнял рейс SWA725. В 18:06:08 рейс WW5072 сообщил диспетчеру взлёта о готовности к взлёту. Диспетчер взлёта в свою очередь не могла точно определить, пересёк ли полосу рейс WW5006, поэтому проконсультировалась по этому вопросу с руководителем полётов. Судя по всему, руководитель полётов дал разрешение, так как в 18:06:30 диспетчер проверила у экипажа настройку радиолокационного ответчика. После проверки полоса была подготовлена для посадки, то есть первоначальное разрешение на взлёт оказалось ошибочным. Экипаж рейса USA1493 слышал эти радиопереговоры. Позже второй пилот рассказывал, что не видел, чтобы на полосу №24L или №24R садился, либо взлетал с них какой-либо самолёт, но видел ожидающие на рулёжке самолёты. Насчёт наблюдения огней осевой линии пилот не смог точно ответить, хотя указал, что наблюдал огни низкой интенсивности. В самой кабине «Боинга» освещение было нормальным, пилоты не наблюдали на полосе никаких других воздушных судов и не отвлекались от пилотирования[12].

Рейс USA1493 стабилизировался на высоте 1000 футов над уровнем моря, при прохождении 500 футов командир крикнул: Пятьсот, ошибка плюс десять. Авиалайнер прошёл торец полосы на скорости 130 узлов и коснулся полосы основными опорами шасси в 1500 футах от её конца. Экипаж задействовал реверсы двигателей и начал медленно опускать нос самолёта. Но стоило только носовой стойке опуститься на бетон, как в тот же момент пилоты увидели прямо перед собой и чуть ниже небольшой самолёт, у которого на хвосте горел красный навигационный огонь, а свет посадочных фар рейса 1493 отражался от его работающих винтов. Пилоты попытались уклониться от столкновения и задействовали тормоза, но через мгновение в 18:06:59 раздался грохот, а под фюзеляжем прогремел взрыв, после чего нос «Боинга» опустился[12]. Горящие самолёты вылетели влево с полосы и врезались в пустующее здание пожарной станции[13].

Эвакуация пассажиров Boeing 737

«Боинг» врезался в здание под углом, при этом погиб командир экипажа. По результатам опроса 48 выживших на борту рейса 1493 установлена следующая картина последующих событий. Левую переднюю дверь при столкновении заклинило, поэтому её не смогли открыть. Одна из стюардесс открыла было заднюю левую дверь, но пламя быстро отрезало этот выход и им никто не успел воспользоваться. Левым аварийным выходом успели воспользоваться два пассажира, после чего и он был отрезан огнём. Передняя правая дверь была открыта, но аварийный трап не сработал, так как был повреждён при ударе, при этом до бетона оставалось 5 футов (1,5 метра). Через этот выход выбрались два пассажира из опрошенных. Основная масса опрошенных (37 из 48) выбрались через правый аварийный выход. Была некоторая задержка с эвакуацией, так как сидевший у этого выхода мужчина (место 10F) находился в шоковом состоянии и не предпринимал никаких действий. Тогда один из пассажиров с 11 ряда перебрался вперёд, откинул шокированного пассажира в сторону и открыл аварийный выход. Во время эвакуации через данный выход двое пассажиров начали ссору, что также привело к задержке на несколько секунд. 15 пассажиров из опрошенных выбрались через заднюю правую дверь, до которой добрались, руководствуясь световой индикацией на полу салона. Позже в проходе салона спасательные службы обнаружили 11 погибших человек: 10 пассажиров и стюардессу. Вероятно, они погибли из-за отравления дымом[14][15][6].

Ущерб и пострадавшие

Оба самолёта были уничтожены. Остаточная стоимость Boeing 737 была оценена в $ 5,2 млн, а SA-227 — $ 1,6 млн. Все 12 человек на борту «Метролайнера» погибли сразу. На борту «Боинга» на месте погиб 21 человек: 19 пассажиров, КВС и стюардесса. Через три дня один из пассажиров умер от полученных травм. Ещё один пассажир умер спустя 31 день после катастрофы, но этот случай уже попадает под классификацию «смертельно раненый», а потому не учитывается как погибший. Таким образом, в катастрофе погибли 34 человека: 22 на Boeing 737 и 12 на SA-227. Здание бывшей пожарной станции было повреждено незначительно[13].

Расследование

Расследованием причин столкновения занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).

Выводы

Выводы, сделанные в результате расследования[16][17][18]:

  1. Лётные экипажи обоих самолётов были подготовлены и имели необходимую квалификацию для выполнения полётов в составе из двух пилотов.
  2. Бортпроводники на борту рейса USA1493 имели необходимую классификацию и были подготовлены для выполнения полёта. Несмотря на это, двое бортпроводников в задней части салона начали эвакуацию сразу после первого удара, прежде чем лайнер остановился.
  3. Оба самолета были надлежащим образом подготовлены для выполнения полётов.
  4. Объём воздушного движения и загрузка диспетчеров в центре управления движением международного аэропорта Лос-Анджелес на момент катастрофы была умеренной.
  5. Метеоусловия не являлись сопутствующим фактором.
  6. Персонал на диспетчерской вышке аэропорта с трудом могли разглядеть самолёты на взлётно-посадочных полосах и других районах аэродрома, так как освещение близкорасположенного терминала 2 создавало блики на окнах.
  7. Технологии работы в Лос-Анджелесском центре управления воздушным движением не обеспечивали необходимого дублирования, тогда как Национальные нормативные рабочие положения Федерального управления авиации требуют, чтобы контрольные полоски рейсов, используемые для координации при передаче их между диспетчерами, обрабатывались на наземном пункте управления.
  8. Составленная в Федеральном управлении авиации оценка числа авиадиспетчеров позволила выявить, что в диспетчерском центре аэропорта Лос-Анджелес отсутствует необходимое дублирование персонала. В результате некому было обнаружить и исправить ошибку, совершённую диспетчером взлёта и посадки.
  9. Диспетчер взлёта и посадки забыла, что на исполнительном старте полосы 24L находится рейс SKW5569, так как полностью отвлеклась на другой самолёт.
  10. Диспетчер взлёта и посадки запуталась в ситуации с движением на аэродроме, поэтому ошибочно решила, что полоса свободна.
  11. Полоска с рейсом WW5072 была поставлена диспетчером в неверное положение, в результате чего диспетчер дала ошибочное разрешение на посадку. Если бы полоски с рейсами своевременно проверялись, то было бы своевременно определено истинное положение лайнеров на аэродроме, а потому разрешение на посадку не было бы выдано.
  12. Действующие руководства по выполнению радиообменов при пересечении позиций стартов не требовали от пилотов и авиадиспетчеров идентификации конкретных позиций.
  13. Программа технической оценки авиадиспетчеров не проводилась полностью, так как руководители не понимали всей её важности.
  14. Диспетчеры взлёта и посадки не имели в распоряжении наземные радиолокаторы (для слежения за движениями самолётов по аэродрому), но с учётом ситуации и существующих руководств, это и не сильно бы помогло в предотвращении катастрофы.
  15. Огни на воздушных судах прежде всего использовались для заметности в полёте, а не на аэродроме, а потому навигационные огни рейса SKW5569 для пилотов рейса USA1493 слились с огнями взлётно-посадочной полосы.
  16. В крови погибшего командира рейса USA1493 был обнаружен фенобарбитал, в крови второго пилота другие лекарства. Это не является причиной катастрофы, хотя и снизило оценку потенциальной опасности, что является побочным эффектом употребления данных препаратов.
  17. Спасательные службы аэропорта Лос-Анджелес сработали своевременно и эффективно.
  18. Действующие в USAir инструкции по эвакуации достаточно подготовили пассажиров. Но задержка с открытием правого аварийного выхода, частичная блокировка выхода и неправильная реакция людей на стрессовую ситуацию привели к задержкам в эвакуации многих пассажиров.
  19. В результате череды столкновений у «Боинга» была повреждена кислородная система кабины пилотов, из-за чего кислород вышел в атмосферу салона. Это привело к быстрому распространению огня, что значительно сократило время на проведение успешной эвакуации.
  20. Многие погибшие пассажиры рейса 1493 были найдены у аварийного выхода. Вероятно, они не воспользовались задним выходом из-за дыма и низкой видимости.

Причины

Окончательный отчёт расследования был опубликован 22 октября 1991 года.

NTSB пришёл к мнению, что катастрофа произошла из-за нарушений в организации работы диспетчерского центра аэропорта Лос-Анджелес в части отсутствия необходимого дублирования, тогда как это нарушало Национальные нормативные рабочие положения Федерального управления авиации, а само Федеральное управление авиации это не проконтролировало. В результате диспетчер посадки и взлёта запуталась в ситуации на аэродроме и выдала неверное разрешение, что привело к столкновению на полосе самолётов авиакомпаний USAir и SkyWest Airlines. Свою роль в катастрофе сыграло то, что Федеральное управление авиации не проводило эффективных проверок качества работы управления воздушным движением[18].

Культурные аспекты

Катастрофа в Лос-Анджелесе показана в 9 сезоне канадского телесериала Расследования авиакатастроф в эпизоде Ошибка диспетчера (англ. Cleared For Disaster — Разрешение на катастрофу).

См. также

Аналогичные происшествия[19]

Напишите отзыв о статье "Столкновение в аэропорту Лос-Анджелес"

Примечания

Комментарии

  1. Здесь и далее указано Тихоокеанское стандартное время — PST (UTC−08:00)

Источники

  1. 1 2 3 4 Report, p. 10.
  2. Report, p. 82.
  3. 1 2 Report, p. 83.
  4. Report, p. 9.
  5. [onespotter.com/aircraft/id/348430/N683AV N683AV Swearingen SA226-T Metro III, MSN AC-683 / 683, Engines TPE331-11U, Built in 1987 (27 years)] (англ.). OneSpotter.com. Проверено 13 декабря 2014.
  6. 1 2 3 4 [lessonslearned.faa.gov/ll_main.cfm?TabID=3&LLID=55&LLTypeID=2 Accident Overview] (англ.). Federal Aviation Administration. Проверено 13 декабря 2014.
  7. 1 2 Report, p. 84.
  8. Report, p. 1.
  9. 1 2 3 Report, p. 5.
  10. 1 2 Report, p. 3.
  11. Report, p. 11.
  12. 1 2 Report, p. 7.
  13. 1 2 Report, p. 8.
  14. Report, p. 35.
  15. Report, p. 37.
  16. Report, p. 74.
  17. Report, p. 75.
  18. 1 2 Report, p. 76.

Ссылки

  • [aviation-safety.net/database/record.php?id=19910201-0 Описание катастрофы рейса USA1493 на Aviation Safety Network]
  • [lessonslearned.faa.gov/USAirways1493/aar91-08.pdf Runway Collision of USAIR Flight 1493, Boeing 737 and Skywest Flight 5569 Fairchild Metroliner, Los Angeles, California, February 1, 1991.] (англ.). National Transportation Safety Board (22 October 1991). Проверено 13 декабря 2014.

Отрывок, характеризующий Столкновение в аэропорту Лос-Анджелес

Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.