Столкновение двух Ил-14 над Киевом

Столкновение над Киевом
Ил-14 компании Аэрофлот, аналогичный обоим столкнувшимися самолётами
Общие сведения
Дата	17 августа 1957 года
Время	20:02
Характер	Столкновение в воздухе
Место	Киев (УССР, СССР)
Погибшие	15 (5+4+6)
Раненые	23 (на земле)
Воздушное судно
Модель	Ил-14М
Авиакомпания	Аэрофлот (Украинское ТУ ГВФ, 86 ОАО)
Пункт вылета	София, НРБ
Пункт назначения	Жуляны, Киев, УССР
Рейс	126
Бортовой номер	СССР Л2071
Дата выпуска	11 февраля 1957 года
Экипаж	5
Погибшие	5 (все)
Второе воздушное судно
Модель	Ил-14Г
Авиакомпания	Аэрофлот (Украинское ТУ ГВФ, 86 ОАО)
Пункт вылета	Жуляны, Киев, УССР
Пункт назначения	Жуляны, Киев, УССР
Бортовой номер	СССР Л1360
Дата выпуска	май 1957 года
Экипаж	4
Погибшие	4 (все)

Столкновение двух Ил-14 над Киевом — авиационная катастрофа с участием двух самолётов Ил-14 компании Аэрофлот, которые в субботу 17 августа 1957 года столкнулись в небе над городом Киев, а затем упали на жилые районы. Всего в катастрофе погибли 15 человек.

Самолёты

Оба Ил-14 были из 86 авиаотряда Украинского транспортного управления гражданского воздушного флота и были выпущены в этом же году [1957].

Ил-14М с бортовым номером Л-2071 (заводской — 7342408, серийный — 2408) был построен 11 февраля на ремонтном заводе № 84 (Ташкент), а на момент катастрофы имел 832 часа налёта. Пилотировал его экипаж, состоящий из командира Ивана Таволжанова, бортмеханика Андрея Кучина, бортрадиста-инструктора Леонида Новикова и бортрадиста Василия Рябеца. Ещё в состав экипажа входил проверяющий — заместитель командира эскадрильи Иван Тарапунов.

Ил-14Г с бортовым номером Л-1360 (заводской — 147001432, серийный — 14-32) был построен в мае на авиазаводе № 30 (Москва), а на момент катастрофы имел 157 часов налёта. Пилотировал его экипаж, состоящий из командира Андрея Кириченко, второго пилота Александра Зиновьева и бортмеханика Александра Мишечкина. Также в состав экипажа входил пилот-инструктор Леонид Сандлер.

Катастрофа

Ил-14 с бортовым номером Л-2071 выполнял грузовой рейс 126 из Софии, в ходе которого перевозил багаж китайских спортсменов. В зону киевского аэропорта Жуляны самолёт вошёл в 19:45 на высоте 900 метров и связался с диспетчерским пунктом, передав своё местонахождение, а также запросил, работает ли система посадки. В ответ диспетчер Зайцев дал им условия полёта в коридоре и подхода к аэродрому. Около 20 часов вечера борт Л-2071 связался с бортом Л-1742 (Ил-12) и передал информацию о погоде по маршруту на Одессу. Данный радиообмен длился 2—3 минуты и был последним сообщением от экипажа рейса 126.

Тем временем, в 19:45 из аэропорта Жуляны вылетел Ил-14 с бортовым номером Л-1360, который выполнял тренировочный полёт по кругу. Ориентировочно в 19:54 он приземлился на ВПП, а затем совершил второй взлёт. При этом задания на второй полёт данного самолёта служба движения аэропорта не знала. Позже на основе анализа данных по времени полёта, показаний свидетелей, а также расположения обломков самолёта был сделан вывод, что борт Л-1360 выполнял полёт по большому растянутому прямоугольному маршруту.

Ил-14 борт Л-2071 подходя к ДПРС начал выполнять левый разворот для выхода в створ ВПП, когда пилоты неожиданно увидели прямо перед собой борт Л-1360, который заходил на посадку по курсу 262°, находясь при этом на высоте 200—300 метров. Экипаж попытался уйти от столкновения поворотом вправо, но через секунды правый винт борта Л-2071 врезался в правое крыло борта Л-1360, в результате чего в последнем взорвался топливный бак, а само крыло оторвало. Правый двигатель борта Л-2071 оторвался от крыла и врезался в фюзеляж, при этом винтом отрубив кабину. Борт Л-2071 взорвался и сразу упал с правым креном в 300 метрах восточнее (азимут 70°) ДПРС возле двух домов, в которых возник пожар, его кабина упала перед зданием школы (в 120 метрах северо-восточнее ДПРС), а правый двигатель — за ним. У Л-1360 правое крыло упало на сарай и сгорело, а сам горящий самолёт пролетел несколько секунд, после чего перешёл в пике и с правым креном упал в 60 метрах северней здания школы, а затем взорвался, при этом частично разрушив дом № 27 на улице Совская и вызвав пожар в соседнем доме и сарае.

Самолёты столкнулись в 20:02 на высоте 200—300 метров в 4-х с половиной километрах от ВПП по посадочному курсу 262°, а общий радиус разброса обломков составлял 250 метров. Были частично или полностью разрушены 4 дома и 2 сарая. В катастрофе погибли все 9 членов экипажа обоих самолётов, а также 6 человек на земле, то есть 15 человек. Ещё 23 человека на земле получили ранения, из них 11 — тяжёлые.

Причины катастрофы

1. Полное отсутствие осмотрительности в полёте со стороны обоих экипажей.
2. Преступно-халатное отношение со стороны дежурного по полётам Светличного к своим служебным обязанностям. Светличный не вёл наблюдение за полётом самолёта № 1360, а также не следил за самолётом № 2071, о котором ему было известно, что он вошёл в зону аэропорта.
3. Диспетчер КДП Зайцев, зная о расчётном времени вхождения самолёта № 2071 в большой круг, не установил с этим самолётом связи после того, как его расчётное время истекло. В процессе всего полёта борта № 2071 от момента входа в зону АДС до столкновения (17 минут) он ни разу не уточнил местонахождение этого самолёта.

Способствующие факторы:

1. Отсутствие чёткого порядка в службе движения аэропорта Киев.
2. Нарушение со стороны летной службы 86 авиаотряда — в состав экипажа самолёта № 1360 не был включен бортрадист (целью его тренировочного полёта был ввод в строй КК Кириченко).
3. Допуск обоих командиров экипажей к самостоятельной работе производился с грубыми нарушениями.

— Выводы следственной комиссии

Память о катастрофе

В 2007 году к 50-летию катастрофы на месте захоронения жертв данной катастрофы сыном пилота-инструктора Сандлера был установлен мемориал.

Отрывок, характеризующий Столкновение двух Ил-14 над Киевом

– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.