Столкновение над Железногорском

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Столкновение над Железногорском
Рейс В-652 Аэрофлота
Общие сведения
Дата

18 сентября 1981 года

Время

12:13 (07:13 МСК)

Характер

Столкновение в воздухе

Причина

Ошибка УВД и экипажа Ми-8

Место

11 км от аэропорта Железногорск, Нижнеилимский район Иркутской области (РСФСР, СССР)

Погибшие

40 (33+7)

Воздушное судно

Модель

Як-40

Авиакомпания

Аэрофлот (Восточно-Сибирское УГА, Братский ОАО)

Пункт вылета

Иркутск

Пункт назначения

Железногорск-Илимский

Рейс

В-652

Бортовой номер

СССР-87455

Дата выпуска

25 августа 1974 года

Пассажиры

29

Экипаж

4

Погибшие

33 (все)

Второе воздушное судно

Модель

Ми-8ТВ

Авиакомпания

Аэрофлот (Восточно-Сибирское УГА, Братский ОАО)

Пункт вылета

Братск

Остановки в пути

Железногорск-Илимский

Пункт назначения

Братск

Рейс

учебно-тренировочный

Бортовой номер

CCCP-22268

Дата выпуска

20 ноября 1976 года

Экипаж

7

Погибшие

7 (все)

В пятницу 18 сентября 1981 года в небе близ аэропорта Железногорска (Железногорск-Илимский) столкнулись самолёт Як-40 и вертолёт Ми-8ТВ в результате чего погибли 40 человек.





Воздушные суда

Як-40

Як-40 с бортовым номером 87455 (заводской — 9431236, серийный — 36-12) был выпущен Саратовским авиационным заводом 25 августа 1974 года и вскоре передан Министерству гражданской авиации СССР. 1 октября того же года он начал эксплуатироваться в Братском (по другим данным — 1-м Иркутском) авиаотряде Восточно-Сибирского управления гражданской авиации. На момент катастрофы авиалайнер имел 10 455 часов налёта и 9784 посадок[1][2].

В тот день самолёт выполнял местный рейс В-652 по маршруту ИркутскЖелезногорск-Илимский. Пилотировал его экипаж из 245 лётного отряда, состоящий из командира Ф. А. Коробкина, второго пилота Ю. В. Филёва и бортмеханика А. Г. Низовцева. В салоне работала стюардесса В. В. Павлова. Всего на борту находились 29 пассажиров. В 11:07 (06:07 МСК) Як-40 вылетел из Иркутского аэропорта[2].

Ми-8

Ми-8ТВ (либо Ми-8Т) с бортовым номером 22268 (заводской — 6918, серийный — 69-18) был выпущен Казанским вертолётным заводом 20 ноября 1976 года. Как и самолёт Як-40, данный вертолёт также поступил в Братский авиаотряд Восточно-Сибирского управления гражданской авиации (был передан 29 декабря). На момент катастрофы он имел 5452 часа налёта и 9400 посадок[3][4].

Вертолёт выполнял учебный полёт по маршруту Братск—Железногорск-Илимский—Братск. На его борту было два экипажа, а также проверяющий — командир авиаэскадрильи В. И. Бакуров. Первый экипаж состоял из командира Э. С. Григорьева, второго пилота В. Н. Кравченко и бортмеханика М. М. Пикутского, а второй экипаж из командира В. Я. Белонога, второго пилота С. А. Чехломина и бортмеханика А. А. Шишкина. В 10:40 (05:40 МСК) Ми-8 вылетел из Братского аэропорта[4].

Катастрофа

Небо над Железногорском-Илимским было затянуто кучево-дождевыми облаками с нижней границей 720 метров и разорвано-слоистыми облаками с просветами и нижней границей 200 метров, видимость составляла 20 километров, а ветер был северо-западный слабый. В 12:07 Як-40 (борт 87455) вышел на ДПРМ аэропорта Железногорск на высоте 1800 метров. В это же самое время на данной схеме захода на посадку по ОСП с посадочным курсом 275° находились также самолёт Ан-2 (борт 70620), который следовал после пролёта ДПРМ в район третьего разворота, снижаясь при этом до 500 метров, а также вертолёт Ми-8 (борт 22268), выполняющий полеты по ОСП в районе аэропорта и после пролёта БПРМ уходил на второй круг, поднимаясь до 500 метров. одновременно с этим, из Братска на эшелоне 3900 метров уже подходил ещё один Як-40 (борт 87448) у которого расчётное время посадки в Железногорске составляло 12:23[2].

В 12:08 диспетчер дал экипажу борта 87455 (Як-40) занять ко второму развороту высоту 800 метров (на большом прямоугольном маршруте), а при следовании к третьему развороту снизиться до 500 метров. В это же время самолет Ан-2 выполнил четвёртый разворот, а вертолет Ми-8 занял 500 метров и выполнил второй разворот (на малом прямоугольном маршруте). Все самолёты и вертолёт выполняли схемы захода на посадку левыми прямоугольными маршрутами, находясь при этом в облаках. При пролёте траверза ДПРМ экипаж Як-40 запросил у экипажа Ми-8, где те находятся? Экипаж вертолёта доложил, что они заканчивают второй разворот. Ещё через 20 секунд диспетчер доложил экипажу Як-40: «Вертолет сзади вас километра 4 будет», при этом стоит отметить то, что находиться вертолёту левее и позади Як-40 на 4 километра на той же высоте 500 метров запрещалось инструкциями (п. 5.9.2. НПП ГА-78). В 12:10:05 экипаж Як-40 доложил о начале выполнения третьего разворота и получил разрешение диспетчера занять 400 метров к четвёртому развороту, а через 5 секунд экипаж вертолета Ми-8 доложил о пролёте траверза ДПРМ. В 12:11:12 экипаж самолета Як-40 приступил к выполнению четвёртого разворота, находясь при этом в 15 километрах от ВПП, когда через 20 секунд экипаж вертолета доложил о начале выполнения третьего разворота на расстоянии 11,5 километра от ВПП. Диспетчер разрешил вертолету снижение к четвёртому развороту, который при этом пересекал посадочный курс, и снижаться до высоты 400 метров, на которой уже находился Як-40. Ми-8 выполнил третий разворот, в результате чего возникла аварийная ситуация, так как вертолёт и самолёт теперь сближались на пересекающихся курсах на одной высоте. Однако ни диспетчер, ни экипаж вертолета не заметили данной ситуации, а потому не приняли мер по её предотвращению[2].

В 12:11:52 экипаж Як-40, находясь над предпосадочной прямой, запросил у диспетчера расстояние до аэропорта. Если бы диспетчер в этот момент посмотрел на экран радиолокатора и определил положение воздушных судов, то он бы увидел опасность сближения вертолёта с самолётом. Но диспетчер в это время был занят переговорами с экипажем Ан-2, который освобождал ВПП после посадки, а также со вторым Як-40 (87448), который запрашивал снижение до эшелона 3300 метров. Лишь в 12:12:18 диспетчер сообщил экипажу Як-40 (87455) удаление — 12 км. А Ми-8 уже заканчивал четвёртый разворот со снижением до 400 метров и выходил на предпосадочную прямую прямо перед данным Як-40. В 12:13:00 (07:13:00) в облаках на высоте 400 метров и в 11 километрах от ВПП Як-40 под углом 30—80° врезался в Ми-8. Вертолёту при ударе оторвало несущий винт и двигатели, а также разрушило кабину экипажа и частично фюзеляж. У самолёта снесло левую часть крыла и частично разрушило фюзеляж и хвостовое оперение. Обе машины на расстоянии 330 метров друг от друга рухнули на расположенные внизу покрытые лесом холмы и сгорели. Все 40 человек (33 в Як-40 и 7 в Ми-8) погибли[2].

Запись переговоров

Причины

  1. Авиационная катастрофа с уровнем подготовки экипажей обоих ВС не связана. Экипаж Ми-8 проявил недостаточную радиоосмотрительность и пассивность в обеспечении безопасности полетов.
  2. Диспетчер КДП МВЛ в нарушение технологии работы не осуществлял непрерывного контроля за заходом на посадку самолета Як-40 и вертолета Ми-8 и не обеспечил безопасных интервалов между ними в процессе УВД.
  3. В Инструкции по производству полетов на а/д Железногорск (ИПП), в нарушение требований ОПП-77, вместо единой схемы для воздушных судов со скоростью полета 300 км/ч и менее установлены две различные схемы полета, снижения и захода на посадку по ППП с одной и той же высотой полета по кругу 500 м — для ВС со скоростью полета по кругу 300 км/ч и менее и для ВС со скоростью 200 км/ч и менее. Описание схем снижения и заходов на посадку по ППП отсутствуют.
  4. Допуск диспетчера КДП МВЛ Герасина С. Н. к самостоятельной работе на КДП руководством Братского ОАО был оформлен формально, без прохождения им соответствующей стажировки и проверки специальных знаний, и с грубыми нарушениями требовании действующего положения. Он был направлен для работы в а/п Железногорск 10 сентября и приступил к работе 11 сентября. При этом диспетчер не был подготовлен для работы на КДП, не знал ИПП данного аэродрома, слабо знал порядок и правила полетов в районе аэродрома и руководства воздушным движением.
  5. В нарушение требований МГА на диспетчера КДП МВЛ были возложены дополнительные функции диспетчера посадки и дежурного штурмана.

[2]

Заключение: Причиной столкновения воздушных судов является грубое нарушение требований НПП ГА-78 диспетчером КДП МВЛ, не обеспечившим непрерывный радиолокационный контроль и безопасные интервалы между воздушными судами при полетах по ППП.
Способствующими причинами являются:

  • несоответствие требованиям ОПП-77 схем снижения и заходов на посадку ВС по ППП на аэродрома Железногорск;
  • недостаточная радиоосмотрительность и пассивность в обеспечении безопасности полетов экипажа Ми-8;
  • допуск к работе на КДП МВЛ неподготовленного диспетчера Герасина С. Н.

[2]

Напишите отзыв о статье "Столкновение над Железногорском"

Примечания

  1. [russianplanes.net/reginfo/38694 Яковлев Як-40 Бортовой №: CCCP-87455]. Russianplanes.net. Проверено 28 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GJ977SaN Архивировано из первоисточника 2 мая 2013].
  2. 1 2 3 4 5 6 7 [www.airdisaster.ru/database.php?id=43 Столкновение Як-40 и Ми-8 ВС УГА в районе г.Железногорск-Илимский (борт СССР-87455)]. airdisaster.ru. Проверено 28 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GJ97jQFv Архивировано из первоисточника 2 мая 2013].
  3. [russianplanes.net/reginfo/23352 Миль Ми-8Т(Ми-8ТВ) Бортовой №: CCCP-22268]. Russianplanes.net. Проверено 28 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GJ98gTfA Архивировано из первоисточника 2 мая 2013].
  4. 1 2 [www.airdisaster.ru/database.php?id=994 Столкновение Як-40 и Ми-8 ВС УГА в районе г.Железногорск-Илимский (борт СССР-22268)]. airdisaster.ru. Проверено 28 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GJ99IEr3 Архивировано из первоисточника 2 мая 2013].
  5. [www.airdisaster.ru/cvr.php?id=20 Столкновение Як-40 и Ми-8 ВС УГА в районе г.Железногорск-Илимский. Расшифровка переговоров]. airdisaster.ru. Проверено 28 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GJ9A6uXw Архивировано из первоисточника 2 мая 2013].

Отрывок, характеризующий Столкновение над Железногорском

Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.