Стопа (единица измерения)
Поделись знанием:
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
Стопа́ — старинная русская единица измерения. Использовалась как единица счёта писчей бумаги, а также как мера длины и объёма.
Как единица счёта бумаги
1 стопа = 480 листов бумаги = 20 дестей.
В словаре Брокгауза и Ефрона упоминается также стопа, состоящая из 24 дестей, то есть из 576 листов.
После введения метрической системы использовалась метрическая стопа:
1 метрическая стопа = 1000 листов бумаги = 20 метрических дестей.
Стандартная упаковка бумаги формата A4 содержит 500 листов, то есть 1/2 стопы.
Как единица длины
1 стопа = 28,8 см.
Аналогична футу.
Как единица объёма
Стопа использовалась как мера измерения количества вина. Согласно словарю Брокгауза и Ефрона, в прошлом ведро делилось на стопы, однако числовых сведений о таком делении не сохранилось. Известны лишь некоторые цены, дающие повод к сближениям:
- в 1531 году стопа церковного вина стоила 3 деньги (новгородки), а по показанию Торговой книги большая бочка красного вина продавалась по 6 рублей. Таким образом, 1 стопа = 1/200 бочки = 1/50 ведра.
- в 1629 году, согласно Псковской летописи, стопа подверглась изменению: «купиша (то есть откупиша) на Москве кабаки псковские москвичи… Хмелевской с товарыщи, и продаваша вино по 4 алтына стопу, а стоп убавили». Так как известно, что в 1615 году кабацкое ведро вина стоило 2 рубля 10 алтын, то: 1 стопа = 1/20 ведра.
См. также
Напишите отзыв о статье "Стопа (единица измерения)"
Ссылки
- [ozhegov.info/slovar/?ex=Y&q=%D0%A1%D0%A2%D0%9E%D0%9F%D0%90 Стопа]. // Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. — М.: «Азъ», 1992.
- [ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=74644 Стопа]. // Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка.
- Десть // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Стопа, мера // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Стопа (единица измерения)
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
