Стоящий Амур

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Микеланджело
Стоящий Амур. ок. 1496 -1497 гг.
итал. Cupido-Apollo
мрамор
утрачена
К:Скульптуры 1496 года

«Стоящий Амур» (итал. Cupido-Apollo; варианты — Аполлон, Купидон) — утраченная мраморная статуя Амура, созданная Микеланджело около 1496 −1497 гг. Не исключено, что это та же статуя, что и «Юный лучник», хранящийся ныне в музее Метрополитен[1].





История создания

Заказ банкиром Якопо Галли статуи «Купидона в натуральную величину» упоминает Вазари[2]. В письме к отцу[а] Микеланджело писал, что «(…) взялся сделать фигуру для Пьеро Медичи и купил мрамор, но так ничего и не начал, поскольку он не выполнил своего обещания. Поэтому (…) делаю другую фигуру для своего удовольствия»[3]. Не сохранилось достоверных сведений об этой работе, однако, по одной из версий, это может быть Купидон, который хранится в лондонском музее Виктории и Альберта[4].

Образ в искусстве

Статуя вскользь упоминается в романе Ирвинга Стоуна «Муки и радости» (1961)[5].

Напишите отзыв о статье "Стоящий Амур"

Примечания

а. ^ Письмо от 19 августа 1497

Ссылки

  1. Adrian Darmon. [www.artnet.com/magazine/news/darmon/darmon2-23-00.asp Michelangelo in Paris] (2000). Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/6BCn3m6Xa Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].
  2. Вазари, 1970, с. 308.
  3. Микеланджело. Поэзия. Письма, 1983, с. 94.
  4. Дживелегов А., [www.michelangelo.ru/gv8.html Микельанджело: «Вакх». «Купидон». «Аполлон»]
  5. Irving Stone. [www.scribd.com/monique8010/d/9990281-The-Agony-and-the-EcstasyAgonie-Si-Extaz-Viata-Lui-Michelangelo-BuonarrotiIrving-Stone The Agony and the Ecstasy] (англ.) 329. www.scribd.com. Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/69kUTUISD Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].

Источники


Отрывок, характеризующий Стоящий Амур

Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.