Сто франков Синяя 1882 (Франция)

Банкнота Франции
Номинал:	100 франков
Ширина:	180 мм
Высота:	112 мм
Элементы защиты:	Водяной знак
Фон:
Дата печати:	1882 — 1888
Аверс
Рисунок аверса:	Аллегория индустрии и коммерции
Автор аверса:	Поль Бадри и Жюль Робер
Реверс
Рисунок реверса:	Аллегория мудрости и удачи
Автор реверса:	Поль Бадри и Жюль Робер

Сто франков Синяя 1882 — французская банкнота, эскиз которой разработан 2 января 1882 года и выпускалась Банком Франции с 10 июля 1882 года до замены на банкноту сто франков Синяя и розовая.

История

Банкнота принадлежит к серии «Blue Notes», выпускаемой с 1862 года.

12 октября 1876 года, руководство банка Франции, обеспокоенное появлением большого количества подделок 100 франковковой банкноты, выразило решимость улучшить защиту банкноты. С целью борьбы с фальшивомонетчиками, было решено разместить два водяных знака изображающих человеческую голову в рамке.

Досрочное изъятие банкнот из обращения началось 4 марта 1889 года. Банкнота перестала быть законным платежным средством 2 января 1923.

Описание

Авторами банкноты стали художник Поль Бодри и гравёр Жюль Робер (1843—1898).

На аверсе изображены две сидящие женщины, которые олицетворяют промышленность и торговлю, за которыми находятся два обелиска соответственно символизирующих навигацию и сельское хозяйство, над которыми расположены водяные знаки.

На реверсе, в центре банкноты две женщины олицетворяющие мудрость и удачу, на заднем плане два столба и два херувима, над которыми расположены водяные знаки.

Водяные знаки, разработанные Жюлем-Клементом, расположенные в верхней части банкноты, представлют собой головы Меркурия и Цереры.

Размер банкноты 180 мм х 112 мм.

Также

• Французский франк

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Сто франков Синяя 1882 (Франция)

Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.