Страдания юного Вертера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Страдания юного Вертера
Die Leiden des jungen Werthers
Жанр:

роман

Автор:

Иоганн Вольфганг Гёте

Язык оригинала:

немецкий

Дата написания:

1774

Дата первой публикации:

1774

«Страда́ния ю́ного Ве́ртера», или «Страда́ния молодо́го Ве́ртера» (нем. Die Leiden des jungen Werthers — в первых изданиях и нем. Die Leiden des jungen Werther — в современных) — сентиментальный роман в письмах Иоганна Вольфганга Гёте 1774 года. В романе на фоне картины немецкой действительности отражены драматические личные переживания героя, закончившиеся его самоубийством.

Роман «Страдания юного Вертера» стал вторым литературным успехом Гёте после драмы «Гёц фон Берлихинген». Как драму, так и роман в письмах относят к направлению «Буря и натиск». «Страдания юного Вертера» носят в некоторой степени автобиографический характер, в нём в вольной интерпретации Гёте рассказал о своей платонической любви к Шарлотте Буфф. Гёте познакомился с ней во время прохождения практики в имперском камеральном суде Вецлара летом 1772 года. Мотив трагического исхода любовной истории, суицида Вертера Гёте навеяла смерть его друга Карла Вильгельма Иерузалема, страдавшего от любви к замужней женщине. Литературный образ Лотты обязан своим появлением другой знакомой Гёте того времени — Максимилиане фон Ларош.

Первое издание романа вышло осенью 1774 года к Лейпцигской книжной ярмарке и сразу стало бестселлером. Переработанное издание вышло в 1787 году. Роман подарил Гёте славу во всей Германии. Ни одно из сочинений Гёте не было прочитано стольким количеством современников.

Распространение романа вызвало в Европе волну подражающих самоубийств, что впоследствии было названо эффектом Вертера. Этот эффект был так силен, что в ряде государств власти запретили распространение книги.



Образ Вертера в произведениях других авторов

Генрих Гейне противопоставил Вертеру борца за свободу:

Певец Германии! Народу
Воспой германскую свободу,
Душою нашей овладей!
Как звуком марша боевого,
Сзывай для подвига благого —
Могучей песнею своей.

Не хнычь, как Вертер, целью жизни
Шарлотту сделавший! В отчизне
Всё то, что колокол вмещал —
Провозгласи перед толпою,
И речь твоя пускай собою
Разит, сверкая, как кинжал!

Генрих Гейне, «Певец Германии! Народу…»
(нем. Die Tendenz — Тенденция),
перевод О. Н. Чюминой

См. также

Напишите отзыв о статье "Страдания юного Вертера"

Литература


Отрывок, характеризующий Страдания юного Вертера

Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.