Странные игры

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Странные игры
Жанр

Новая волна
Ска
Регги

Годы

19821986, 1996—н.в.

Страны

СССР
Россия

Откуда

Санкт-Петербург

Состав

Виктор Сологуб (1981—1985, 1996-н.в.),
Алексей Рахов (1981—1985, 1996-н.в.),
Николай Гусев (1982—1985, 1996-н.в.),
Игорь Черидник (1996-н.в.)
Филипп Сологуб (2011-н.в.)

Бывшие
участники

Григорий Сологуб (1981—1985, 1996-2009),
Александр Давыдов (1981—1984),
Николай Куликовских (1981—1984),
Александр Кондрашкин (1982—1985),
Николай Ольшевский (1984—1985)

Другие
проекты

Игры,
АВИА,
Deadушки,
Стандарт,
Мануфактура

[www.strangegames.su www.strangegames.su]
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Странные игры» — советская и российская рок-группа из Ленинградского рок-клуба, появившаяся в Ленинграде в 1982 году. Приобрела популярность благодаря оригинальному для того времени стилю — ска, не особенно распространённому в СССР, с примесью регги и новой волны, а также необычному концертному имиджу и исполнению песен на стихи зарубежных (чаще всего — французских) и некоторых российских поэтов. В 1980-е годы группа тесно сотрудничала с Сергеем Курёхиным. В 1986 году группа распалась на два коллектива — «АВИА» и «Игры». В 1990-е и 2000-е годы группа спорадически собиралась для единичных выступлений.





История

Группа была основана Александром Давыдовым, который ещё в студенческие годы занимался самодеятельностью. Летом 1979 года выступая в Крыму в составе группы «Рубиновый дождь» он познакомился с Виктором Сологубом, который в то время был гитаристом группы «Нижний бьеф». Результатом знакомства стала безымянная на то время группа, в состав которой, помимо Сологуба и Давыдова (которые оба стали гитаристами и вокалистами), вошли: басист Евгений Смелков, клавишник Владимир Сайко, саксофонист Сергей «Джеки» Перминов, и барабанщик Виктор Васильев[1]. Образованный коллектив, уже начав репетиции, долго не мог определиться с названием, так на раннем этапе коллектив сменил множество названий, таких как «Сахарные трубочки», «Spartak», «Пряник». После интенсивных репетиций коллектив участвовал на рок-фестивале в эстонском городе Тарту и дал несколько концертов в Ленинграде. Однако коллектив быстро распался, после гастролей по южным курортам, где музыканты пытались заработать на инструменты и аппаратуру[1].

К концу 1981 года у группы был сформирован новый состав состоящий из устоявшегося «костяка»: Виктора Сологуба, который стал бас-гитаристом, и Александра Давыдова, а также присоединившегося к ним брата Виктора — Григория Сологуба, саксофониста Алексея Рахова, а также клавишников Николая Гусева и Николая «Кроки» Куликовских. Последний играл с Давыдовым ещё в «Рубиновом дожде». Барабанщика им поначалу найти не удавалось: за барабанами, не задерживаясь дольше, чем на две-три репетиции, промелькнуло несколько человек: Шариф Абдула (позднее «Пикник»), снова Виктор Васильев («Пилигрим»).

Под названием «Группа Александра Давыдова» вступила в рок-клуб и дебютировала на новогоднем вечере в Ленинградском политехническом институте. Весной следующего, 1982 года, группа сменила своё название на «Странные игры», которое впоследствии закрепилось[1].

Первое выступление «Странных игр» состоялось после полугодовых репетиций 6 марта 1982 года. За барабанами тогда сидел Валерий Кирилов. Тогда группа выступила в Клубе современной музыки в Дворце культуры имени Ленсовета на разогреве у уже известного коллектива «Аквариум». По воспоминаниям Гребенщикова и Гаккеля коллектив дебютировал с большим успехом и затмил своей программой выступление «Аквариума»[2].

После Кирилова пост барабанщика чуть было не занял Георгий «Густав» Гурьянов, но лишь к маю должность барабанщика окончательно получил универсальный Александр Кондрашкин[3].

В 1983 году группа записывает дебютный альбом — «Метаморфозы», с которым добилась определённой популярности не только в Ленинграде, но и в других советских городах. Треклисты ленинградского и московского издания альбомов заметно отличались последовательностью композиций.

В апреле 1984 года по причине творческих разногласий коллектив покидают Николай Куликовских и Александр Давыдов. Последний объяснял причину ухода так: «Мне надоело шутить по поводу смеха». Через два месяца Давыдов умер. Тем не менее, группа продолжила свою гастрольную деятельность, усилив состав тромбонистом Николаем Ольшевским.

Параллельно возник дочерний коллектив — группа рок-н-ролльного возрождения «Стандарт», исполнявшая классику зарубежного рок-н-ролла. В состав «Стандарта» входили почти все музыканты «Странных игр», кроме Виктора Сологуба — его заменял контрабасист Илья Нарет. Также в составе дочернего коллектива фигурировал флейтист и саксофонист Евгений Жданов, ранее игравший в группах «Аргонавты» и «Барокко», а позднее вошедший в состав «АВИА». Солистом был Николай Гусев. В отличие от «Странных игр», «Стандарт» не оставил после себя альбомов, а идеи коллектива реализовались в сольном альбоме Гусева «Исправленному — верить!».

В 1985 году группа записывает последний альбом — «Смотри в оба», который через год выходит в свет. К тому времени группа прекращает существование, а бывшие участники создают две новых группы — «АВИА» (Гусев, Рахов, Кондрашкин) и «Игры» (братья Сологубы).

К десятилетнему юбилею группа была реанимирована и дала серию концертов, один из которых и был показан в Программе «А».

Начиная со второй половины 1990-х годов ветераны «Странных игр» Виктор Сологуб и Алексей Рахов создали брейкбит-проект «Deadушки».

28 октября 2008 была запланировано выступление группы в московском клубе «Проект ОГИ», но концерт был отменён из-за болезни Григория Сологуба.

27 февраля 2009 года в Санкт-Петербурге скончался Григорий Сологуб[4][5].

Невзирая на серьёзную потерю, группа продолжает своё существование, ведёт активную концертную деятельность. В 2013 году Григория Сологуба заменил его же племянник Филипп[6].

Дискография

Студийные альбомы

  • Дадаизм (1983)
  • Метаморфозы (АнТроп, 1983; Manchester, MC, 1996)

Существует несколько оригинальных версий с различным порядком песен и звучанием («московское» (Глазкова) и «ленинградское» (Тропилло) сведения). Ниже представлена одна с них (официально издана):

НазваниеСлова Длительность
1. «Солипсизм» (вокал — Виктор Сологуб)Раймон Кено, перевод - Михаил Кудинов 03:24
2. «Девчонка (Если ты думаешь)» (вокал — Григорий Сологуб)Раймон Кено, перевод - Михаил Кудинов 03:52
3. «Хороводная» (вокал — Виктор Сологуб)Морис Фомбер, перевод - Михаил Кудинов 04:48
4. «Эгоцентризм II» (вокал — Виктор Сологуб, Григорий Сологуб)Раймон Кено, перевод - Михаил Кудинов 04:29
5. «Эгоцентризм I» (вокал — Виктор Сологуб, Александр Давыдов, Алексей Рахов)Раймон Кено, перевод - Михаил Кудинов 03:38
6. «Плохая репутация» (вокал — Александр Давыдов)Жорж Брассенс, перевод - Наталья Стрижевская 05:02
7. «Метаморфозы» (вокал — Виктор Сологуб, Григорий Сологуб)Жан Тардье, перевод - Михаил Кудинов 02:37
8. «Мы увидеть должны» (вокал — Александр Давыдов)Жак Брель, перевод - Морис Ваксмахер 04:38

Авторы музыки — группа «Странные игры».
Существует также расширенная версия альбома, включающая записи концертных выступлений группы выполненные Михаил Мончадским, ленинградским фанатом группы (возможно, эта версия именовалась «Дыдаизм»): «Дип Папл» (оригинальная инструментальная кавер-версия известной композиции Smoke on the Water группы Deep Purple, которой часто «Странные игры» завершали свои концерты в 1983—1984 гг.), «Слово бойца» (на стихи перуанского поэта Хавьера Эро, исполнена коллективом на Первом Ленинградском рок-фестивале, как обязательная, на антивоенную тематику) и «Утраченная любовь» (на стихи британского поэта Роберта Грейвса).

Концертные альбомы

  • I фестиваль рок-клуба (1983)
  • Концерт в Ленэнерго.Часть I (1984)
  • II фестиваль рок-клуба (1984)
  • Концерт в Ленэнерго.Часть II (1985)

Участие в массовых мероприятиях

Нынешний состав группы

Бывшие участники

Вокалисты

Гитаристы

Басисты

  • Евгений Смелков (1979-1980)
  • Илья Нарет (1984-1985)

Барабанщики

Клавишники

Духовые инструменты

  • Сергей «Джеки» Перминов — саксофон (1979-1980)
  • Григорий Сологуб — губная гармоника (1981-2009)†
  • Николай Ольшевский — тромбон, труба (1984-1986)
  • Евгений Жданов - флейта, саксофон (1984-1985)
  • Денис Медведев - саксофон (1986-1987)

Клавишные духовые язычковые струнно-щипковые музыкальные инструменты с использованием клапанов

Напишите отзыв о статье "Странные игры"

Примечания

  1. 1 2 3 Андрей Бурлака: [www.rock-n-roll.ru/show.php?file=encyclopedia/%D1/%D1%D2%D0%C0%CD%CD%DB%C5%20%C8%C3%D0%DB Энциклопедия портала Rock-n-Roll.ru — СТРАННЫЕ ИГРЫ]
  2. Цикл документальных передач «Еловая субмарина» на телеканале «Ностальгия» — 2010 год — «Странные игры», 2 серии
  3. altwall.net/groups.php/add.php?id=albums&show=strannyeigry
  4. [www.vz.ru/news/2009/3/1/260754.html Известный музыкант Григорий Сологуб скончался в Москве]
  5. [www.fontanka.ru/2009/03/02/055/ Ушел Гриша Сологуб, рок-святой из «Странных игр»]
  6. Ганкин Л. [www.kommersant.ru/doc/2398314 Хорошо забытое странное] // Коммерсантъ. — 2014. — 4 февр.
  7. [www.aquarium.ru/discography/bg__deadus1012.html Альбом «БГ + Deadушки»] на официальном сайте Аквариума

Ссылки

  • [strangegames.su games.su] — официальный сайт группы «Странные игры»
  • [www.rock-n-roll.ru/show.php?file=encyclopedia/%D1/%D1%D2%D0%C0%CD%CD%DB%C5%20%C8%C3%D0%DB «Странные игры»] в «Музыкальной энциклопедии» Андрея Бурлаки


Отрывок, характеризующий Странные игры

Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!