Странский, Йозеф
| Йозеф Странский | |
 | |
| Основная информация |
|---|
Йозеф Странский (чеш. Josef Stránský; 9 сентября 1872, Гумполец, ныне край Высочина, Чехия — 6 марта 1936, Нью-Йорк) — немецко-американский дирижёр чешского происхождения.
Биография
Учился медицине, затем предпочёл этому музыкальную карьеру, занимался в Праге под руководством Антонина Дворжака и Зденека Фибиха.
Начал дирижёрскую карьеру в Немецкой опере в Праге в 1898 году. В 1903—1910 гг. работал в Гамбурге, одновременно выступал как приглашённый дирижёр с различными оркестрами Германии — в том числе с Блютнер-оркестром (в историю вошёл концерт оркестра под управлением Странского 15 декабря 1910 г., когда по инициативе Рихарда Штрауса была впервые исполнена симфоническая поэма Эдгара Вареза «Бургундия»[1]).
В 1911 г. после смерти Густава Малера Странский был приглашён возглавить Нью-Йоркский филармонический оркестр, что вызвало довольно единодушные отрицательные отзывы американской музыкальной прессы, расценившей эту замену как совершенно неравноценную; по сообщению «Нью-Йорк Таймс» со ссылкой на берлинские источники, в качестве предпочтительных кандидатур музыкальная общественность рассматривала Оскара Фрида (которого сам Малер желал видеть своим преемником), Густава Брехера и Бруно Вальтера, а выбор Странского было обусловлен его личным благосостоянием, в силу которого он согласился на значительно меньшую оплату[2]. Двенадцатилетняя работа Странского с оркестром не завоевала ему авторитета: подводя итоги этой работы, музыкальный обозреватель журнала «American Mercury» Д. У. Синклер писал: «Негодный дирижёр испытывает в своей карьере куда больше неприятного, чем обычно думают. Он не несёт ответственности, в артистическом смысле слова, перед музыкантами: лишь бы работодатели были довольны. Но действительные неприятности начинаются тогда, когда ему приходится работать со своими оркестрантами. То, на что он сам неспособен, должно быть сотворено ими — и часто ими делается»[3]. Тем не менее, как отмечает Джозеф Горовиц, в период руководства Странского оркестр заметно расширил свою деятельность: в первый же свой сезон Странский дал 84 концерта (его предшественник Малер дал 101 за два сезона), были учреждены специальные концерты для молодёжи, во главе со Странским оркестр осуществил в 1917 году свои первые аудиозаписи[4].
После того, как в 1921 г. в состав Нью-Йоркского филармонического оркестра влился работавший в том же городе Национальный симфонический оркестр, во главе которого стоял Виллем Менгельберг, сезон 1922/1923 гг. Странский и Менгельберг разделили между собой; не выдержав этой конкуренции, Странский в 1923 году покинул оркестр и вообще оставил дирижёрскую карьеру.
Последние годы жизни Йозеф Странский посвятил изобразительному искусству. В качестве младшего партнёра нью-йоркской художественной галереии Уилденстайна он выступал экспертом по живописи Пабло Пикассо[5], активно занимался коллекционированием французской живописи, особенно импрессионистов и постимпрессионистов[6].
В ранний период жизни Странский эпизодически занимался композицией. Наиболее известная его работа — осуществлённая совместно с Вильгельмом Клеефельдом переделка оперы Гектора Берлиоза «Беатриса и Бенедикт» (поставлена в 1913 году в Лейпциге)[7].
Интересные факты
В 1902 году Йозеф Странский в одном из берлинских баров познакомился с девушкой и обещал ей прислать билет в оперу, однако не сделал этого. Разыскивая его и неотчётливо расслышав его фамилию, девушка написала письмо с напоминанием Рихарду Штраусу, чья ревнивая жена перехватила это письмо, пришла в ярость и потребовала развода. Спустя много лет на основе этого эпизода Штраус написал комическую оперу «Интермеццо»[8].
Напишите отзыв о статье "Странский, Йозеф"
Примечания
- ↑ Fernand Ouellette. Edgard Varèse: A musical biography. — Calder & Boyars, 1973. — P. 36. (англ.)
- ↑ [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9D0DE2DC1E3EE033A25757C0A9609C946096D6CF Josef Stransky Attacked: German Review Criticises New Philharmonic Orchestra Conductor] // The New York Times, 1911, June 4th. (англ.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=ObUPmX07AZ0C&pg=PA286#v=onepage&q&f=false D. W. Sinclair. Six Orchestral Conductors] // The American Mercury, March 1924, p. 286. (англ.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=PYVoi8JK0WMC&pg=PA93 Joseph Horowitz. Understanding Toscanini: A Social History of American Concert Life] — University of California Press, 1994. — P. 93. (англ.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=fj2wtVCWkMoC&pg=PA224 Michael C. FitzGerald. Making modernism: Picasso and the creation of the market for twentieth-century art] — University of California Press, 1996. — P. 224. (англ.)
- ↑ The Private Collection of Josef Stransky // The Art News, Volume XXIX, Number 33, New York, May 16, 1931, pp. 86-117.
- ↑ [www.zimmermann-frankfurt.de/cgi-bin/main.pl?action=mgz_arc&ausg=2010/2 Die komische Oper «Beatrice und Benedict» von Hector Berlioz wird neu bearbeitet] // Musikverlage Zimmermann Frankfurt, Robert Lienau und Allegra Magazin, Ausgabe Nr. 2 Jahrgang 2010. (нем.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=0MFx0rA4tdgC&pg=PA95 Michael Kennedy. Richard Strauss: Man, Musician, Enigma] — Cambridge University Press, 2006. — P. 95-96. (англ.)
| ||||||
Отрывок, характеризующий Странский, Йозеф
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
