Страсбургский собор
Страсбургский собор (нем. Straßburger Münster / Liebfrauenmünster zu Straßburg, фр. Cathédrale Notre-Dame de Strasbourg) — кафедральный собор во французском городе Страсбурге, бывший на протяжении более 200 лет самым высоким зданием мира. Принадлежит к крупнейшим соборам в истории европейской архитектуры и крупнейшим в мире постройкам из песчаника. Так же, как и город Страсбург, собор объединяет в себе немецкие и французские культурные влияния.
Архитектура
Здание построено из красного вогезского песчаника (фр. grès rouge des Vosges). Строительство началось в 1015 году, и в последующие века собор достраивался и изменял свой внешний вид. Восточные части собора, в том числе хор и южный портал, выполнены в романском стиле, а продольный неф и знаменитый, украшенный тысячами фигур, западный фасад являются шедеврами готической архитектуры.
Архитекторы, так же как и при возведении кёльнского собора, ориентировались на французскую соборную готику, что видно по двоению западных башен и, как следствие, широкому западному фасаду, а также продольному нефу в форме базилики, в отличие от немецких церквей с тремя нефами одинаковой высоты (нем. Hallenkirche). Среди главных строителей собора были Ульрих фон Энсинген (нем. Ulrich von Ensingen, ранее участвовал в создании Ульмского собора) и Эрвин фон Штайнбах (нем. Erwin von Steinbach).
Северная башня высотой в 142 м, ажурный ступенчатый шпиль которой полностью выполнен из песчаника по проекту кельнского мастера Иоганна Хюльца (окончена в 1439 году), была вплоть до конца XIX века самым высоким сооружением, полностью выполненным из камня. Южная башня не была завершена, что придаёт собору известную асимметричную форму. Площадь, на которой стоит собор, принадлежит к числу самых красивых городских площадей Европы. На ней расположен ряд фахверковых домов (до 4-5 этажей) в стиле алеманско-южнонемецкой (швабской) архитектуры. Характерным являются высокие крыши, в которых расположены несколько «наклонных» этажей (до четырёх). На северной стороне площади стоит известный фахверковый дом, искусно расписаный Дом Каммерцеля, построенный в XV веке (нем. Haus Kammerzell, фр. Maison Kammerzell).
Астрономические часы
Одной из особых примечательностей являются астрономические часы. До них были часы, построенные в 1353 и 1574 годах, последние из которых работали до 1789 года и уже имели астрономические функции. В 1832 году был сконструирован уникальный механизм, показывающий орбиты Земли, Луны и известных тогда планет (от Меркурия до Сатурна). Особенностью часов является механизм, завершающий один полный оборот в новогоднюю ночь и вычисляющий точку отсчёта для тех праздников, даты которых меняются из года в год. Но самая медленно вращающаяся часть часов показывает прецессию земной оси — один оборот занимает 25.800 лет.
Представления
Каждое лето вечерами перед собором организуют представление: транслируются классические музыкальные произведения, а сам собор подсвечивается разными цветами в тон к музыке.
См. также
Напишите отзыв о статье "Страсбургский собор"
Ссылки
- [www.cathedrale-strasbourg.fr/ Сайт собора]
- [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/izobrazitelnoe_iskusstvo/STRASBURGSKI_SOBOR.html Страсбургский собор] в энциклопедии «Кругосвет»
- [www.tyrist.ru/7/3173_1.html О соборе и городе Страсбурге] на туристическом сайте
Отрывок, характеризующий Страсбургский собор
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
