Стратон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стратон
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Стратон из Лампсака по прозвищу «Физик» (340 до н. э.268 до н. э.) — древнегреческий философ и физик.





Биография

Является представителем школы перипатетиков. Его учителем является второй глава Ликея, Теофраст (поскольку в год смерти Аристотеля Стратону было 17-18 лет, вряд ли ему довелось учиться у самого основателя Ликея). Когда Птолемей I Сотер, царь Эллинистического Египта, предложил Теофрасту стать учителем его детей (в частности, будущего царя Птолемея II Филадельфа), тот отказался, мотивировав это тем, что не может бросить Ликей, и прислал вместо себя Стратона. В столице Египта Александрии Стратон принял деятельное участие в организации Библиотеки и Мусейона, ставших впоследствии центром научных знаний эллинистического мира. В 287 г. до н. э. возглавил Ликей, которым и руководил до самой своей смерти.

Взгляды и деятельность

Взгляды Стратона во многом не совпадали со взглядами Аристотеля. Так, Стратон считал, что природа (фюзис) — сила, неотделимая от материи, отрицая Бога и Душу как самостоятельно действующих агентов. По словам Цицерона, Стратон «полагает, что вся божественная сила заключается в природе, которая заключает в себе причины рождения, увеличения, но лишена всякого чувства и вида». Природа у Стратона — самопроизвольная и самодостаточная сила, лишенная сознания и личности, не подчинённая никаким внешним формам и целям. Как видно, по своим взглядам он был близок к атеизму.

Большинство работ Стратона относится к физике, о чём говорит и его прозвище. Главной силой в природе Стратон считал тяжесть, которая, по его мнению, упорядочивает космос и является источником движения. В трактовке тяжести Стратон отрицал аристотелевскую концепцию естественных мест, считая, что все четыре элемента (аристотелевский пятый элемент — эфир Стратон также отрицал) обладают различными степенями тяжести. Стратон не соглашался с мнением Аристотеля, что тела падают на Землю с постоянной скоростью; по его мнению, скорость падающих тел растет с расстоянием. Для доказательства этого утверждения он ставил специальные опыты: бросал тела с разной высоты и судил о скорости по силе удара о преграду. Таким образом, Стратона можно считать предвестником экспериментальной физики.

Помимо тяжести и удара, Стратон полагал существование и других сил, к которым он относил, в частности, теплоту и холод.

Подобно Демокриту, Стратон признавал существование пустоты, считая, что она разделяет между собой частицы, из которых состоит вещество: так он объяснял сжимаемость тел. В отличие от демокритовских атомов, эти частицы считались им в принципе делимыми. Взгляды Стратона на пустоту оказали сильное влияние на античную пневматику (в частности, на работы Филона Византийского и Герона), а также на исследования врача и анатома Эразистрата.

Псевдо-Плутарх приводит мнение Стратона о том, что метеор — это «свет звезды, окутанной плотным облаком, как бывает с факелами».

Большое внимание Стратон уделял также психологии. Он полагал, что душа локализована в передней части головы, между бровями. Душа считалась источником мышления, восприятия и ощущений, в то время как органы чувств лишь посредниками в передаче ощущений. По мнению Стратона, восприятия могут сохраняться в душе в течение некоторого времени; мышление есть движение восприятий. При этом мы не можем мыслить ничего, что ранее не было нами воспринято.

Последователи

Многие взгляды Стратона близки к современным научным представлениям, но он не оставил после себя учеников, которые смогли бы продолжить его работу. Впрочем, к его ученикам причисляют великого астронома Аристарха Самосского, основателя гелиоцентрической системы, а иногда и великого александрийского врача и анатома Герофила.

Напишите отзыв о статье "Стратон"

Литература

  • Античная философия: Энциклопедический словарь. М., 2008. С.714-715. ISBN 5-89826-309-0 (ошибоч.)
  • И. Л. Гейберг, «Естествознание и математика в классической древности», М,-Л., ОНТИ, 1936.
  • И. Д. Рожанский, «История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи», М., Наука, 1988.
  • Храмов Ю. А. Стратон из Лампсака по прозвищу «Физик» // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
  • [runivers.ru/philosophy/lib/book6221/ Чанышев А. Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. — М., 1991.] на сайте Руниверс
  • H. B. Gottschalk, "Strato of Lampsacus: Some Texts, " Proceedings of the Leeds Philosophical and Literary Society 9 (1965): 95-182.
  • Gatzemeier Matthias. Die Naturphilosophie des Straton von Lampsakos : Zur Geschichte d. Problems d. Bewegung im Bereich d. frühen Peripatos .Meisenheim a. Glan : Hain , 1970.-186 S.
  • David Furley, "Strato’s Theory of Void, " in his Cosmic Problems: Essays on Greek and Roman Philosophy of Nature, 149—160 (Cambridge, U.K.: Cambridge University Press, 1989).
  • Paweł P. Wróblewski: Demityzacja dyskursu filozoficznego w Περι θεων Stratona z Lampsakos. Adam Izdebski, Rafał Matuszewski, Przemysław Piwowarczyk (red.). Poznań: Wydawnictwo Poznańskie, 2007, ss. 135—146. ISBN 978-83-7177-437-9.

Отрывок, характеризующий Стратон

– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.