Стрекозы

Запрос «Стрекоза» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Стрекозы
Стрекоза-метальщица красная (Crocothemis erythraea)
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Первичноротые Без ранга:  Линяющие Без ранга:  Panarthropoda Тип:  Членистоногие Подтип:  Трахейнодышащие Надкласс:  Шестиногие Класс:  Насекомые Подкласс:  Крылатые насекомые Инфракласс:  Древнекрылые насекомые Надотряд:  Odonatoptera Отряд:  Стрекозы
Международное научное название
Odonata Fabricius, 1793
Подотряды
Равнокрылые (Zygoptera) Разнокрылые (Anisoptera) Anisozygoptera
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Стреко́зы (лат. Odonata) — отряд хорошо летающих хищных насекомых. Относительно крупные, с подвижной головой, большими глазами, короткими щетинковидными усиками, четырьмя прозрачными крыльями с густой сетью жилок и удлинённым стройным брюшком. Число описанных видов стрекоз по данным на август 2013 года — 6650, в том числе 608 ископаемых видов. Большинство современных видов обитает в тропиках и влажных субтропиках. В России стрекозы широко распространены по всей территории страны (за исключением засушливых областей), фауна насчитывает около 150 видов. На территории стран бывшего СССР было зарегистрировано 172 вида и 69 подвидов стрекоз, объединяемых в 52 рода, 10 семейств и 3 подотряда.

Раздел энтомологии, посвящённый изучению стрекоз, называется одонатологией.

Классификация

Стрекоз делят на три подотряда: равнокрылых (Zygoptera), разнокрылых (Anisoptera) и Anisozygoptera (два современных вида в Японии и Индии).

Эволюция стрекозоподобных насекомых

Современных стрекоз и всех ископаемых стрекозоподобных насекомых объединяют в составе надотряда или клады Odonatoptera. В геологической истории стрекоз всё ещё остаётся немало пробелов. Так, мезозойская фауна известна почти исключительно по находкам в Евразии. Для полноценного описания филогении стрекоз имеется мало окаменелых находок из триасового, особенно раннего триасового периода. Сведения о видах стрекоз раннего мелового периода в основном ограничены находками в Восточной Азии.

Историческое развитие отряда Meganeurida

В составе отряда примитивными считаются гигантские стрекозы Meganeurina из-за отсутствия у них таких структур, характерных для крыла современных стрекоз, как узелок и птеростигма. Они раньше других стрекоз появились в истории эволюции насекомых в конце раннего карбона. Основное направление эволюции меганевриновых — увеличение размеров, хотя самые древние и примитивные из них — представители из семейства Eugeropteridae были невелики — длина их крыльев 4—5 см. В раннем пермском периоде среди стрекоз отряда появились настоящие гиганты: у Meganeuropsis размах крыльев превышал 70 см. Это самые крупные из всех известных насекомых. Отсутствие узелка и птеростигмы указывает на меньшее совершенство их полёта в сравнении с другими стрекозами. Узкое и длинное крыло с острой вершиной считается характерным признаком планера. В позднем карбоне — раннем пермском периоде меганеврины достигли наивысшего расцвета и широко расселились в тропических болотистых лесах. К концу пермского периода их разнообразие снижается и в триасовый период переходит единственное семейство Triadotypidae. Меганевриновые стрекозы дали начало двум группам потомков, преимущественно пермской — Ditaxineurina, Kennedyina и эндемичной для триасового периода — Triadophlebiina. Наиболее близки к гигантским стрекозам дитаксиневриновые. Их ноги образуют т. н. «ловчую корзину». Отличительной особенностью подотряда является узелок и птеростигма. Его обособление, по-видимому, связано с совершенствованием лётных качеств крыла. Полного расцвета дитаксиневриновые достигли в раннем пермском периоде. В послепермских отложениях дитаксиневриновые не обнаружены. Одновременно с дитаксиневриновыми в ранней перми появились стебельчатокрылые потомки — подотряд Kennedyina. Во второй половине перми, с появлением среди Meganeurida наметилась вторая эволюционная линия, развитие которой привело к появлению ещё одного подотряда стрекоз со стебельчатыми крыльями — Triadophlebiina. Экологически представители данной группы были близки к Kennedyina, но в отличие от них питались малоподвижными, но в то же время не мелкими насекомыми, на что указывают крупные размеры большинства представителей данной группы.

Историческое развитие отряда Libellulida

Первые Libellulida известны по немногочисленным находкам из триасовых отложений в Австралии, Африке и Южной Америке, где Meganeurida к тому времени уже практически вымерли. В фауне Евразии тех времён всё ещё преобладали Meganeurida, сильно изменившиеся, но ещё многочисленные и разнообразные. Libellulida в фауне Евразии были исключительно редки. Быстрое развитие подотряда началось во второй половине триасового периода, но его распространение все ещё ограничивалось континентами Южного полушария. С наступлением раннего юрского периода они достигли вершины своей эволюции и заняли господствующее положение среди стрекоз Евразии.

Предки калоптеригиновых гораздо дальше отошли от исходного состояния. Их крылья сузились и стали стебельчатыми, у них исчезли отличия в форме обеих пар крыльев, а их жилкование в большинстве таксонов частично редуцировалось. В отличие от своих пермских аналогов стебельчатокрылые Libellulida унаследовали от предков «ловчую корзину», а с ней вместе и способность хватать насекомых как на субстрате, так и в воздухе. Водное дыхание личинок совершенствовалось иначе, чем у представителей предыдущей группы. Частично газообмен осуществлялся, как у предков, дыхательным эпителием ректума, но его также дополняли наружные пластинчатые жабры, являющиеся производными от эпи- и парапроктов. Позднее, при колонизации текучих водоёмов, первичные жабры видоизменялись, утратили способность к газообмену, и их заменили наружные жабры другого происхождения и строения. Следующая дивергенция разделила ствол Libellulina и Heterophlebiina на общего предка первых двух подотрядов и предка Epiophlebiina. Первая ветвь сохранила широкие основания своих крыльев и полный набор жилок, их личинки по-прежнему заселяли стоячие воды.

Описание

Крупнейшей стрекозой является Megaloprepus caerulatus, обитающая в Центральной и Южной Америке, с длиной тела до 120 мм и с размахом крыльев до 190 мм. Одной из самых мелких стрекоз является вид Agriocnemis femina с размахом крыльев в 20 мм. При полёте стрекозы машут передней и задней парами крыльев поочерёдно, добиваясь лучшей маневренности, или одновременно — большей скорости. У равнокрылых стрекоз передние и задние крылья узкие, почти одинаковой формы, в покое подняты вверх и прижаты друг к другу. У разнокрылых стрекоз крылья различны по форме, в покое распластаны в стороны, задняя пара с расширенными основаниями. Длина крыла 40—94 мм, брюшка 70—120 мм. Максимальная скорость полёта, возможно, достигает 50 км/ч. Спереди на крыльях стрекоз, недалеко от вершины, хорошо заметно тёмное утолщение — птеростигма, гасящая опасные вибрации, автоколебания крыльев в полёте, которые могут повредить крылья при превышении определённого рубежа скорости.

Питание

Взрослые стрекозы питаются насекомыми, хватая добычу на лету. Могут распространять простогонимоз — опасное заболевание домашних птиц. Крупные личинки разнокрылых стрекоз способны поедать мальков в рыбных хозяйствах.

Зрение

Как и у многих насекомых, глаза стрекозы фасеточные. Каждый глаз стрекозы состоит из 30 000 отдельных фасеток, причём только нижние способны различать цвета, а верхние — только форму. Это помогает ей наиболее верно ориентироваться в пространстве и находить подходящую добычу.

Размножение и развитие

Стрекозы спариваются на лету. Вторичный копулятивный аппарат самцов высоко специализирован и не имеет аналогов среди насекомых — удаляет сперму предшественника перед тем, как оставить собственную. Яйца откладывают в воду или ткани водных растений, реже в мокрую почву. Самки некоторых видов имитируют расцветку самцов, чтобы снизить внимание самцов к себе и быстрее приступить к яйцекладке. Личинки (называемые не нимфами, а наядами) развиваются в воде, дышат жабрами. У личинок равнокрылых стрекоз трахейные жабры на хвостовых придатках, у личинок разнокрылых — ректальные жабры — на стенках прямой кишки, периодически заполняемой водой. Превращение неполное. У личинок сильно удлинённая нижняя губа, образующая хватательный орган — маску. При захвате добычи она выбрасывается вперёд, в покое прикрывает голову снизу и/или с боков.

Личинки стрекоз (наяды) — тоже хищники, питаются личинками водных насекомых, иногда нападают на головастиков и мальков рыб; в свою очередь, служат пищей для рыб. По окончании развития личинки выходят из воды и прикрепляются к растениям или неровностям почвы. Последняя линька происходит на суше вблизи водоёма.

Некоторые виды стрекоз могут улетать на большие расстояния от водоёмов. При массовых перелётах четырёхпятнистая стрекоза Libellula quadrimaculata образует сплошную полосу протяжённостью в десятки километров.

Галерея

• Стрекоза и её личинка.jpg
• Стрекозе интересно.jpg
• Tau emerald Dec10.jpg
• Common blue damselfly02.jpg

Стрекозы в культуре

В русскую культуру стрекоза вошла, прежде всего, как героиня басни Лафонтена «La Cigale et la Fourmi», хотя во французском оригинале, и, в наиболее распространённом варианте греческой первоосновы, она была цикадой. Самое известное переложение «Стрекоза и муравей» сделал в начале XIX века Крылов, хотя и до него существовали близкие по содержанию произведения таких авторов, как Сумароков, Хемницер или Нелединский-Мелецкий. Исключением тут служит В. А. Озеров: герой его басни, написанной в 1797 году — куда более похожий на цикаду кузнечик. В ранних, семнадцатого века, изложениях исходной басни Эзопа, например у Гозвинского цикаду также называют сверчком или коником (кузнечиком).

Крыловская стрекоза во многом сохраняет видовые признаки цикад, она «попрыгунья», умеет петь (в то время как природные хищники — стрекозы не только молчаливы, но и их крылья снабжены стабилизаторами, подавляющими вибрацию, и не допускающими жужжания при полёте), живёт в траве.

Другой басенный сюжет, восходящий к Эзопу, изложил в 1773 году М. Н. Муравьёв. В оригинале говорится о бедном крестьянине, питавшемся саранчой. Когда он поймал цикаду, та взмолилась не есть её, поскольку она не губит урожай, а лишь услаждает людской слух пением. В переложении (предшествовавшем самым известным переводам Лафонтена и многими исследователями считающимся первой из историй о «Стрекозе и Муравье») цикада превратилась в стрекозу, а саранча — в кузнечика.

Ф. Б. Успенский, сравнивая словари поэтических аллегорий XVII и XVIII веков, находит что к концу восемнадцатого столетия стрекоза сменяет кузнечика в качестве животного, посвящённого Аполлону. Он пишет «Если мы посмотрим на стрекоз и кузнечиков во всем творчестве Державина, например, то обнаружим, что это некое обобщенное насекомое, которое может докучать лирическому герою, залетать в окно, светиться в темноте и непременно умеет петь».

Такая путаница характерна только для языка поэзии, в языке науки соответствующего периода стрекоз с кузнечиками никто не смешивает и первое название закрепляется именно за теми насекомыми, которых мы знаем под этим именем, хотя в различных диалектах русского языка, откуда это слово и попало в литературный язык (и язык науки) так, по видимому, могли называть и стрекоз, и кузнечиков, причём исходным, возможно, было второе значение, в силу очевидной этимологической связи слова стрекоза с глаголом «стрекотать».

• Лексс — самое мощное оружие уничтожения из одноимённого телесериала, внешне напоминает гигантскую стрекозу.
• Самый крупный и сильный гайтю в аниме-сериале «Tegami Bachi» — каберне — напоминает стрекозу.
• Некоторые персонажи в перезапуске аниме-сериала «Hunter × Hunter» использует для разведки нэн-способность в виде сателлитовых стрекоз.
• Стрекозе посвящены песни «Белая стрекоза любви» (Quest Pistols) и «Стрекоза» (Нэнси)

См. также

• Список стрекоз России
• Проект:Биология/Списки/Список видов стрекоз Индии
• Стрекоза решётчатая
• Стрекоза плоская
• Красотка-девушка
• Меганевра
• Дозорщик-император
• Блестящая красотка

Литература

• Мордкович В. М. Фауна и экология стрекоз. — Наука, 1989. — ISBN 5-02-028931-0
• Успенский Ф. Б. Habent sua fata libellulae («Дайте Тютчеву стрекозу…») // Три догадки о стихах Осипа Мандельштама. — Языки русской культуры, 2008. — С. 9-73. — 112 с. — (Studia philologica. Series minor). — 1000 экз. — ISBN 978-5-9551-0247-4.</span>

Ссылки

• [www.odonata.su/content-view-4.html Определители стрекоз по наядам и имаго]. Стрекозы Южного Урала. [www.webcitation.org/68fjqYYqp Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
• Курий Сергей Иванович. [www.kursivom.ru/стрекоза-первый-вертолёт-истребител/ Стрекоза — первый вертолёт-истребитель]. Культурная Зоология или Новый Бестиарий. КУР.С.ИВ.ом (июнь 2012). Проверено 28 октября 2016.

Отрывок, характеризующий Стрекозы

– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.