Стрелецкий бунт (1698)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Стрелецкий бунт 1698 года — восстание московских стрелецких полков, по официальной версии вызванное тяготами службы в пограничных городах, изнурительными походами и притеснениями со стороны полковников.





Предыстория

В марте 1698 года в Москве появились, в срочном порядке вызванные царевной Софьей Алексеевной, 175 стрельцов из 4 стрелецких полков, участвовавших в Азовских походах Петра I 16951696. Софья Алексеевна утверждала, что Петр I не является её братом, а значит во время его 2-х годичного отъезда в Европу произошла подмена. Оставленные в Азове в качестве гарнизона стрельцы вместо ожидаемого возвращения в Москву в 1697 были направлены в Великие Луки. Но прибыли самовольно, для защиты царевны.

Попытка московских властей арестовать в Москве их челобитчиков на заговор не удалась. Стрельцы укрылись в слободах и установили связь с царевной Софьей Алексеевной, находившейся в заточении в Новодевичьем монастыре; 4 апреля 1698 года против стрельцов были посланы солдаты Семёновского полка, которые при содействии посадских людей «выбили» мятежных стрельцов из столицы. Стрельцы вернулись в свои полки, в которых началось брожение.

Ход бунта

6 июня стрельцы сместили своих начальников, избрали по 4 выборных в каждом полку и направились к Москве. Восставшие (2200 человек) намеревались возвести на престол царевну Софью или, в случае её отказа, В. В. Голицына, находившегося в ссылке.

Правительство направило против стрельцов Преображенский, Семёновский, Лефортовский и Бутырский полки (ок. 4000 человек) и дворянскую конницу под командованием А. С. Шеина, генерала П. Гордона и генерал-поручика князя И. М. Кольцова-Мосальского.

14 июня после смотра на реке Ходынка полки выступили из Москвы. 17 июня, опередив стрельцов, А. И. Репнин занял Новоиерусалимский (Воскресенский) монастырь. 18 июня в 40 верстах к западу от Москвы восставшие были разбиты.

Бой у Воскресенского монастыря

В бою у Воскресенского монастыря со стороны Правительства участвовали:

Утром 18 июня Гордон, взяв с собой шестерых челобитников, отправились в стан мятежников и пригласил собраться для выслушивания воли воеводы Большого полка, именем Царского Величества. Его окружили человек 200. Но убеждения словами были напрасны… Гордон со всей своей риторикой потерпел неудачу…

…боярин Шеин ещё раз попытался уговорить мятежников и послал к ним генерал-поручика Кольцова-Мосальского и бывших с ним дворян. Но эта попытка ещё раз убедила Шеина в бесплодности вести переговоры с толпами дерзких злоумышленников, и он решился открыть огонь из орудий, сначала только для страха. Гордон приказал зарядить орудия и дал залп из 25 орудий: все ядра пролетели над головами стрельцов (Gordon). (У Корба первый залп дан холостыми зарядами). Стрельцы, не видя ни убитых ни раненых, подняли неистовый крик, бросали вверх шапками, потрясали знаменами и открыли огонь из своих пушек (четырёх) и ружей, от которых ранено несколько человек солдат. Второй залп из пушек, направленных против стрельцов, произвёл большую суматоху между ними… Не менее удачен был третий залп… Когда же грянул четвёртый залп артиллерии, искусно направляемой полковником де Граге, мятежники дрогнули: одни бросились в бегство, другие, преклонив колени, молили о пощаде. Гордон поспешил воспользоваться паникой стрельцов и двумя батальонами занял почти опустелый лагерь мятежников.
Сражение продолжалось около часа… Побеждённые мятежники беспрекословно клали оружие…

— П. О. Бобровский. История лейб-гвардии Преображенского полка. Том 1. — СПб. 1900.

Казни стрельцов

22 и 28 июня по приказу Шеина были повешены 56 «пущих заводчиков» бунта, 2 июля — ещё 74 «беглеца» в Москву. 140 человек были биты кнутом и сосланы, 1965 человек разосланы по городам и монастырям.

Срочно возвратившийся из-за границы 25 августа 1698 года Пётр I возглавил новое следствие («великий розыск»). В Москве казни начались 10 октября 1698 года[1][2]. Всего было казнено около 2000 стрельцов, биты кнутом, клеймены и сосланы 601 (преимущественно несовершеннолетние). Пятерым стрельцам Петр I отрубил головы лично.[1][2][3].

О массовых пытках и казнях стрельцов, в том числе и с личным участием царя Петра I, пишут многие историки[1][4][5].

Тела казнённых стрельцов долгое время находились у мест расправ с ними и только в конце февраля 1699 г. их распорядились похоронить около дорог, ведущих из Москвы. Специальным указом Петра на Красной площади и около могил были воздвигнуты каменные четырехгранные «столпы» с укрепленными чугунными плитами на каждой из сторон. На них был выбит текст приговора стрельцам, зачитывавшийся перед казнями, с перечислением их преступлений.

Дворовые места стрельцов в Москве были розданы, строения проданы. Следствие и казни продолжались до 1707 года. В конце XVII — начале XVIII в. 16 стрелецких полков, не участвовавших в восстании, были расформированы, а стрельцы с семьями высланы из Москвы в другие города и записаны в посадские.

Казни стрельцов в изобразительном искусстве

Эти события были изображены на знаменитой картине Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни», которая была написана в 1881 году.

См. также

Напишите отзыв о статье "Стрелецкий бунт (1698)"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kost/44.php Костомаров Н. История России в жизнеописаниях её главнейших деятелей.// Глава 13. Царевна Софья]
  2. 1 2 [www.pobeda.ru/content/view/3655/18/ Синодальный Отдел Московского Патриархата по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями.// 10 октября 1698 года началась казнь мятежных стрельцов Петром I]
  3. [bibliotekar.ru/rusMassonstvo/23.htm Борис Башилов. История русского масонства.// Начало разгрома национальной Руси]
  4. [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv14p3.htm Сергей Соловьев. История России с древнейших времен. Том 14. Глава 3.// Стрелецкий розыск и казни]
  5. [historydoc.edu.ru/catalog.asp?ob_no=15633&cat_ob_no=15130 Корб, Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента, посла Императора Леопольда I к царю и великому князю Петру Алексеевичу в 1698 г., веденный секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом // Рождение империи. — М.: Фонд Сергея Дубова, 1997. С. 170—187, 224]

Литература

  • Alexander Moutchnik (2006): Der «Strelitzen-Aufstand» von 1698, in: Volksaufstände in Russland. Von der Zeit der Wirren bis zur «Grünen Revolution» gegen die Sowjetherrschaft, ed. by Heinz-Dietrich Löwe (=Forschungen zur osteuropäischen Geschichte, Bd. 65), Harrassowitz Verlag, Wiesbaden, 163—196.
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

  • [www.pobeda.ru/content/view/3655/18/ 10 октября 1698 года началась казнь мятежных стрельцов Петром I]
  • [bibliotekar.ru/rusMassonstvo/23.htm Борис Башилов. История русского масонства.// Начало разгрома национальной Руси]
  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kost/44.php Костомаров Н. История России в жизнеописаниях её главнейших деятелей.// Глава 13. Царевна Софья]

Отрывок, характеризующий Стрелецкий бунт (1698)

На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.