Стрельнинский десант

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стрельнинский десант
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата

58 октября 1941 года

Место

Ленинградская область (ныне — Петродворцовый район Санкт-Петербурга), СССР

Итог

гибель десантов

Противники
СССР Третий рейх
Командующие
Г. К. Жуков
Ю. А. Пантелеев
В. фон Лееб
Г. фон Кюхлер
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Стрельнинско-Петергофская операция
Пишмаш Петергоф Стрельна

Стре́льнинский деса́нт — серия небольших тактических десантов, высаженных последовательно в районе западнее Стрельны Балтийским флотом в ходе Стрельнинско-Петергофской наступательной операции Ленинградского фронта 5 — 8 октября 1941 года.





Первый десант (5 октября)

Одновременно с высадкой Петергофского десанта, около 5-30 местного времени 5 октября 1941 года западнее Стрельны был высажен десант из Ленинграда в составе сводного отряда пограничников (500 человек, командир — капитан М. М. Буйневич) из состава 20-й стрелковой дивизии НКВД. Отряд имел задачу отвлечь на себя часть сил врага и развить наступление на соединение с частями 42-й армии, наступление которой также началось 5 октября. Тактический характер десанта (подразделение, вооружённое лёгким стрелковым вооружением) явно не соответствовал поставленным перед ним оперативным задачам на прорыв вражеской обороны и сковывание сильной группировки врага. Подготовка операции и высадка этого и последующих десантов осуществлялась силами Ленинградской военно-морской базы (командир — контр-адмирал Ю. А. Пантелеев).

Десант выходил из Торгового порта Ленинграда. Отряд высадки составлял 2 катера «морской охотник», 14 моторных катеров, 25 буксируемых шлюпок, отряд огневой поддержки — 4 катера «малый охотник». Из-за минимального времени на подготовку (2 суток) и плохой видимости часть десанта не была высажена (до 130 человек) и была возвращена катерами на базу.

Несмотря на это десантникам удалось выбить противника из береговых позиций и продвинуться на юг свыше 1 километра. К месту боя были спешно отправлены подкрепления противника, в том числе танки и артиллерия. Вскоре после высадки была потеряна связь с десантом.

Хотя для его поддержки артиллерийским огнём были выделены два эсминца и 19-я железнодорожная батарея флота, из-за отсутствия данных для стрельбы они вели огонь по глубине обороны врага. Авиация флота совершила в район действий десанта 116 боевых вылетов, но опять-таки из-за отсутствия данных лётчики самостоятельно выбирали цели для ударов, действовали разрозненно и существенной помощи десанту оказать не смогли.

Через несколько часов неравного боя большинство бойцов десанта погибли, одна группа ночью вернулась к берегу и была снята катером. В рапорте немецкого командования отмечалось, что к месту боя «были направлены последние имеющиеся резервы».

Второй десант (6 октября)

Не владея обстановкой и не сделав выводы, командование Ленинградского фронта (командующий генерал армии Г. К. Жуков) потребовало высадки нового десанта. Около 3-30 утра 6 октября со стороны Ленинградского порта в район стрельнинского кладбища была высажена рота пограничников (147 человек, командир старший лейтенант П. Г. Быченков) из той же 20-й дивизии НКВД. Отряд высадки десанта составлял 6 катеров типа «ЗИС», 3 гребных катера и 9 шлюпок, отряд поддержки — 2 катера «морской охотник».

Рота была обнаружена противником ещё на подходе, высаживалась под сильным пулемётным огнём с потерями в людях, также были потоплены один катер и одна шлюпка. Командир роты был ранен при высадке, но отказался вернуться в порт и высадился со своими подчинёнными.

Рота не смогла далеко отойти от берега, заняла круговую оборону. В течение дня пограничники отбивали атаки врага, а с наступлением темноты прорвались из окружения и с большими потерями смогли перейти через линию фронта по береговым камышам. Раненый в бою Быченков был награждён орденом Красного Знамени.

Третий десант (8 октября)

Несмотря на неудачу двух десантов и безуспешное наступление войск 42-й армии, по требованию командующего фронтом в ночь на 8 октября в парке Константиновского дворца Стрельны был высажен ещё один батальон пограничников 20-й дивизии войск НКВД (431 человек, командир старший лейтенант А. А. Челидзе). В отряд высадки выделены 22 различных катера и 8 шлюпок, в отряд артиллерийской поддержки — 5 катеров «морской охотник». Ввиду явной шаблонности действий советского командования, противник предполагал попытку высадки нового десанта, подтянув в Стрельне новые силы.

Десант был встречен интенсивным артиллерийским, пулемётным и миномётным огнём. На берег смогли высадиться только 249 бойцов, остальные вернулись на базу, несколько человек погибли на кораблях. Потери составили также 2 потопленных катера и 2 шлюпки.

Неравный бой продолжался до середины дня 8 октября. Десант практически не имел артиллерийской поддержки (все выделенные артсилы за день выпустили менее 100 снарядов), а штаб авиации флота просто отказался принимать заявку Ленинградской военно-морской базы на авиационную поддержку десанта. Немногие оставшиеся в живых с наступлением вечера были сняты с берега.

Танковый прорыв (8 октября)

С целью оказать содействие последнему десанту в выполнении явно невыполнимой задачи по овладению Стрельной, на рассвете 8 октября 1941 года была предпринята попытка прорыва линии фронта силами сводного танкового полка (32 тяжёлых танка КВ-1, командир майор Н. Р. Лукашин).

С потерями, используя фактор внезапности, танкистам удалось прорваться через линию фронта и дойти до Стрельны. По радио от них было получено сообщение, что десант не обнаружен.

Противник спешно подтянул самоходную артиллерию. При попытке обратного прорыва полк погиб полностью, на следующий день через Финский залив в расположение советских войск смогли добраться только три бойца.

Итоги и анализ событий

Наступление войск 42-й армии на сухопутном фронте не добилось никаких, хотя бы частных успехов. 10 октября 1941 года новый командующий фронтом И. И. Федюнинский отдал приказ о прекращении операции.

Данные десантные операции можно с полным правом назвать бессмысленными и заранее обречёнными на гибель:

  • Для действий в прифронтовой полосе обороны врага, густо насыщенной войсками, выделялись столь малые десантные силы, что враг легко мог блокировать и уничтожать их в течение нескольких часов.
  • Все десанты имели только лёгкое стрелковое вооружение.
  • Вопросы связи с высаженными отрядами не прорабатывались (каждому отряду выдавались по 2-3 рации, которые быстро выходили из строя).
  • Артиллерийская поддержка была мизерной и неорганизованной (опасаясь накрыть снарядами своих бойцов, артиллеристы вели огонь по предполагаемым целям на значительном удалении от места боя десанта),
  • авиационная поддержка также не оказывала действенной помощи или просто отсутствовала.

Причиной этому стала позиция командующего фронтом Г. К. Жукова, требовавшего посылки десантов в бой немедленно, практически без подготовки (каждому отряду выделялось от 1 до 3 суток на подготовку). Он же лично запрещал проведение предварительной артподготовки, для обеспечения скрытности высадки.

Противник после первого десанта предполагал их повторение и был готов к последующим, но советское командование не изменяло шаблон своих действий и упорно посылало новые малочисленные отряды в те же места, где погибли предыдущие.

См. также

Источники и литература

  • [militera.lib.ru/h/platonov_av/06.html Платонов А. В. Трагедии Финского залива]
  • [www.navy.su/navybook/tributs/01.html Трибуц В. Ф. Балтийцы сражаются]

Напишите отзыв о статье "Стрельнинский десант"

Отрывок, характеризующий Стрельнинский десант

В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.