Стреляный, Анатолий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анатолий Стреляный
Анатолiй Iванович Стреляний
Дата рождения:

5 февраля 1939(1939-02-05) (85 лет)

Место рождения:

Харьков, Украинская ССР, СССР

Гражданство:

СССР СССР

Род деятельности:

прозаик, публицист, сценарист

Жанр:

проза, повесть, рассказ, очерк, публицистика

Язык произведений:

русский

Премии:

Анатолий Иванович Стре́ляный (род. 1939) — советский, российский и украинский писатель, сценарист, публицист.

Член Союза писателей СССР (1975), член и вице-президент (1989—1991) Русского ПЕН-центра. Лауреат Государственной премии СССР (1989)[1]. Проза и статьи Стреляного посвящены в основном сельской жизни и проблемам экономики.

Живёт преимущественно в Полтавской области в селе Яблонька.





Биография

Окончил факультет журналистики МГУ (1957 год[1]—1971 год[2]).

Работал в газетах Казахстана, затем много лет был специальным корреспондентом «Комсомольской правды». Член КПСС с 1971 года.

Был комментатором Агентства печати «Новости» (АПН), ответственным секретарём журнала «Новый мир» (заведовал отделом публицистики, 1986).

Стреляный — один из известных участников организации «Апрель» (всесоюзная ассоциация писателей в поддержку Перестройки). В октябре 1990 года подписал «Римское обращение».

Как эксперт участвовал в телепроекте «Намедни 1961—1991: Наша эра».

Обозреватель радио «Свобода» (передача «Ваши письма»).

Фильмография

Награды и премии

Книги

  • Земля его — судьба его. — М., Политиздат, 1971. — 136 с.
  • В большой семье. — М., Политиздат, 1972.
  • Алейский инцидент. — М., Советская Россия, 1974.
  • В Старой Рябине: Очерки. — М.: Советский писатель, 1978. — 398 c.
  • Женские письма. — М., Советская Россия, 1981.
  • В гостях у матери. — М., Советский писатель, 1984
  • Приход и расход. — М., Советская Россия, 1987. — 96 с.
  • Сенная лихорадка [повести: Сенная лихорадка, Трое в степи; рассказы: В табуне, Иван Иванович, Слёзы Очкова; очерки: Соседи, На капусте под Москвой, Приход и расход]. — М.: Советский писатель, 1988. — 592 с. — 100 000 экз.
  • В гостях у матери: Семейная повесть. — М.: Правда 1989. — 478 с.
  • Год личной жизни. — М., Современник, 1989. — 320 с.
  • Стреляный на «Свободе» или Последнее мирное лето. — Минск, 1990.
  • Сходит затмение. — М.: Новости, 1991. — 352 с. — (Время. События. Люди). — 20000 экз. — ISBN 5-7020-0347-0.
  • Ваши письма на «Свободу». — М.: Время, 2000. — 496 с. — (Диалог: Политика, история, наука, экономика). — 3000 экз. — ISBN 5-94117-010-6.

Публикации

Напишите отзыв о статье "Стреляный, Анатолий Иванович"

Примечания

  1. 1 2 Журнальный зал. [magazines.russ.ru/authors/s/strelyanyj/ Анатолий Иванович Стреляный]. // Энциклопедический словарь «Новая Россия: мир литературы». (Биобиблиографические справки об авторах, в разные годы печатавшихся на страницах журнала «Знамя»)
  2. База данных «Лабиринт». [www.labyrinth.ru/content/card.asp?cardid=20768 Стреляный Анатолий Иванович. Журналист]

Ссылки

  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=121775 Стреляный Анатолий Иванович] // Биография.ру.
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/282926 Стреляный Анатолий Иванович] на сайте «Академик»
  • [news.yandex.ru/people/strelyanyj_anatolij.html Анатолий Стреляный: пресс-портрет] на Яндекс.ру
  • [kp.ua/daily/170810/239863/ Стреляный на свободе. Часть 1] | KP.UA

Отрывок, характеризующий Стреляный, Анатолий Иванович

Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.