Стремя

Стре́мя, стремено́ — седельная принадлежность, помогающая всаднику сесть на коня и сохранять равновесие во время верховой езды. Изобретение стремени в IV веке кочевниками изменило тактику, стратегию военных действий кочевников, вооружения, и получило быстрое распространение по всему миру. Появилась возможность наносить сабельные удары, более точно поражать противника из лука. Этимология слова от общеславянского *strьmen — натягивать, растягивать, выпрямлять, нечто вытянутое или натянутое — верёвка, ремень, черта. Вероятно, более ранняя форма — стрьмя, стрьмьнь; с XII века — стремя и стремень. Согласно В. И. Далю, происходит от стромить, втыкать.

История

Во II веке в Индии было сделано важное изобретение: к седлу стали приделывать два ремня с маленькими кольцами на концах. Теперь всадник залезал на лошадь, вставив в одно из колец большой палец ноги. Произошло это именно в Индии скорее всего потому, что только в этой стране имела место унификация верховых и колесничных лошадей. Колесницы и конница использовались в индийских армиях параллельно. Причём конница кшатриев напоминала нумидийскую — действовала преимущественно дротиками, и лишь в крайнем случае — кривыми мечами. На слонов же и колесницы возлагались задачи тяжёлой кавалерии. За пределы Индии это изобретение, однако, не вышло — в других странах всадники обычно носили обувь и не могли воспользоваться колечком под большой палец. Другие историки полагают, что стремена были изобретены также в Китае. Древнейшее стремя (не полное и слишком короткое для всадника) датируется 302 годом, самое раннее полноценное стремя найдено в гробнице династии Цзинь (322 год).

В Европе первое письменное упоминание стремян содержится в «Стратегиконе» псевдо-Маврикия. Следует иметь в виду, что этот византийский текст содержит 3 слоя. Первый приписывают магистру Урбикию (505 год), другой датируется временем правления императора Маврикия, то есть 582—602 годами, а третий — серединой VI века. Упоминание о железных стременах находится в первой части (в самом начале трактата, I, 2), причём о них говорится как о само собой разумеющемся факте. Исходя из этого появление стремян в Европе можно датировать концом V — серединой VI веков (время варварских вторжений с Востока). Самые ранние образцы стремян в Европе встречаются в аварских погребениях VII века в Дакии.

Современное устройство

Современное стремя, используемое в верховой езде, представляет из себя в большинстве случаев металлическое кольцо с петлёй для подвешивания к седлу. Нижняя часть стремени ровная с резиновой или иной прокладкой для лучшего сцепления с обувью всадника. Подвешивание производится с помощью путлища — кожаного (или из другого материала) ремня, которое позволяет регулировать расстояние между седлом и стременем в зависимости от длины ноги всадника.

Преимущества стремени

Значение стремени заключалось в том, что оно позволило стабилизировать всадника в седле. Посадка стала намного более надёжной, так как можно было не только упираться ногами, но и маневрировать центром тяжести.

Имея опору на стремя, всадник более не рисковал свалиться при замахе и, вместо привязных сарисс, коротких копий для верхнего удара и кривых мечей, кавалерией стали использоваться длинные копья, наносить удары которыми можно было в любом направлении, тяжёлые топоры и длинные мечи, а позже — и сабли.

Стремя стало распространяться по миру — народ, умеющий делать железо, мог сделать и стремена. Уже в VI веке стремена появились у византийской кавалерии — причём сразу после этого нововведения византийцы стали бить готов, от кавалерии которых ранее терпели поражения. Ещё раньше стремена стали употребляться в Иране и на Аравийском полуострове. Усовершенствовали свои сёдла и кочевники Великой Степи.

Сапоги для верховой езды

Ещё одним специфическим элементом снаряжения всадника стало еще одно изобретение кочевников — кожаные сапоги для верховой езды, необходимые для защиты ног от трения о лошадиную шкуру. Также как и стремена, сапоги получили быстрое распространение по всему миру.

По причине упора в бока лошади коленями, в средние века для верховой езды в Европе, в отсутствие лат, применялись высокие сапоги — ботфорты (в оригинальном виде — почти не гнущиеся ни в коленях, ни в щиколотках). К восточному седлу также прилагались специальные сапоги, — короткие, но с высоким каблуком и загнутыми носами (чтобы прочнее держаться в стремени). Их назначение рисовальщиками иллюстраций давно забыто.

Кавалерийские сапоги вообще не предназначались для пешего передвижения, но рекорд здесь держат французские рыцарские сапоги XV века, у которых длинные носы загибались на шарнире вниз, а не вверх, как у восточных. Ходить в таких сапогах можно было только по ровному месту, высоко поднимая колени. С другой стороны, всадник опирался на стремя не серединой стопы, а пальцами ног, — приподняться можно было чуть выше.

Македонцы первыми стали применять шпоры. В первую очередь для крепления шпор гетайрам и потребовались жесткие сапоги.

Функция шпор, однако, первоначально была противоположна современной. Они использовались для приостановки лошади. Если лошадь ускоряла шаг, всадник начинал ранить её шпорами. Это вынуждало лошадей носить своих наездников с максимальной осторожностью.

Заметное распространение шпоры приобрели после изобретения стремян, причём остались признаком преимущественно тяжелой кавалерии.

Каблук

Изначально обувь изготовлялась без каблуков. Из-за этого нога всадника проваливалась в стремя. Чтобы избежать этого, до появления каблука стремена делали с носком для ноги.

Стремена с носком до сих пор используются для обучения верховой езде.

Каблук на обуви появился в позднем средневековье. В русском языке слово «каблук» впервые отмечено в письменных источниках в 1509 году. Слово «каблук» вероятно заимствовано из тюркского kabluk, которое происходит от араб. kab — «пята, пятка».

Недостатки стремени

Стремя имеет два существенных недостатка. Первый связан с безопасностью: конструкция стремени такова, что даже при правильном использовании нога всадника при падении окажется защемлённой. В случае с неправильно подобранным стременем этот недостаток усугубляется: в слишком большое отверстие нога может проскользнуть вместе с пяткой, а из слишком маленького её сложнее высвободить. Одним из способов преодолеть этот недостаток является английская конструкция стремян, которые выпадают вместе со всадником.

Второй недостаток стремени — негативное влияние на здоровье. В случае, когда весь вес всадника приходится на стремена, нагрузка может вызвать повреждения мышц и сухожилий, а при длительном использовании — деформацию ног. Однако эти случаи достаточно редки: большинство всадников не испытывают проблем на протяжении всей жизни. Для занятий, требующих длительного пребывания в седле, используются стремена с более широким основанием.

См. также

• Список статей, начинающихся с «Стремя»
• Литл-Стиррап-Кэй (Риф «Малое Стремя») и Грейт-Стиррап-Кэй (Риф «Большое Стремя») — частные острова государства Багамские острова

Литература

• Измайлов И. Л. [kronk.spb.ru/library/izmaylov-il-1990.htm Появление и ранняя история стремян в Среднем Поволжье] // [kronk.spb.ru/library/1990-ns-voen.htm Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии]. — Новосибирск, 1990. — С. 61-70.
• Никоноров В. П. [medii-aevi.ru/articles/167.pdf К вопросу о роли стремян в развитии военного дела] // Степи Евразии в древности и Средневековье. Кн. II. СПб., 2003. С. 263-267.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Стремя

Отрывок, характеризующий Стремя

В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.