Стремоухов, Пётр Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Петрович Стремоухов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Саратовский губернатор
24 января 1911 — 31 декабря 1912
Предшественник: граф С. С. Татищев
Преемник: князь А. А. Ширинский-Шихматов
Костромской губернатор
31 декабря 1912 — 1915
Предшественник: граф П. П. Шиловский
Преемник: А. П. Мякинин
Сенатор
3 февраля 1917 — 22 октября 1917
 
Рождение: 17 января (30 января) 1865(1865-01-30)
Рязань
Смерть: 27 декабря 1951(1951-12-27) (86 лет)
Ницца, Франция
 
Награды:

Орден Св. Владимира 3-й ст.</br>Орден Св. Станислава 1-й ст.</br> Орден Св. Анны 1-й ст.

Пётр Петро́вич Стремоу́хов (17 января 1865, Рязань — 27 декабря 1951, Ницца) — глава ряда губерний Российской империи (в 1904—1916 гг.), сенатор (1917).





Биография

Из дворян Рязанской губернии. Сын тайного советника Петра Дмитриевича Стремоухова (1828—1918) и Екатерины Николаевны Биппен.

Будучи зачислен в пажи в 1876 году, поступил в Пажеский корпус 12 октября 1877 года. По окончании курса по 1-му разряду 7 августа 1885 года был произведен из камер-пажей в подпоручики лейб-гвардии Егерского полка. Был произведен в поручики 30 августа 1899 года, со старшинством с 7 августа того же года. С 12 апреля 1899 по 12 января 1890 года, по климатическим условиям, был прикомандирован к 149-му пехотному Черноморскому полку, а с 12 января по 7 июня 1890 года — к 152-му пехотному Владикавказскому полку. 17 мая 1892 года вышел в запас гвардейской пехоты.

По выходе в запас был назначен чиновником особых поручений при Варшавском генерал-губернаторе, возглавлял делопроизводство канцелярии. 8 сентября 1897 года назначен калишским вице-губернатором. Пожалован в звание камер-юнкера 6 апреля 1903 года. 16 октября 1904 года назначен исправляющим должность сувалкского губернатора. В 1906 году был пожалован в камергеры. 6 декабря 1907 года награждён чином действительного статского советника, а 21 декабря того же года утвержден в должности сувалкского губернатора.

В 1911 году был переведен в Саратовскую губернию. Гласный Саратовской городской думы И. Я. Славин вспоминал:

Пётр Петрович Стремоухов был у нас губернатором всего около полутора лет. Воспитанник Пажеского корпуса, камергер Его Величества, Стремоухов представлял собою симпатичного, добродушного, «барственного» губернатора, страстно любившего охоту. Он очень часто целыми днями проводил время на охоте в самой разношерстной и разночинной компании. На охоте он был со всеми равен и одинаково обходителен и любезен. Делами по управлению губернией больше заведовал вице-губернатор П. М. Боярский, что откровенно и публично признал сам Стремоухов на торжественном прощальном обеде перед отъездом из Саратова.

И. Я. Славин [magazines.russ.ru/volga/1999/12/slavin.html Минувшее — пережитое.] // журнал «Волга», № 12 за 1999 год.

В преддверии юбилейных торжеств по случаю 300-летия дома Романовых, 31 декабря 1912 года был переведен в Костромскую губернию. В следующем году был пожалован в должность егермейстера и удостоен Высочайшей благодарности. В 1915 году был назначен варшавским губернатором, а в 1916 году — директором департамента общих дел МВД. 1 января 1917 года был пожалован в егермейстеры, а 3 февраля 1917 назначен сенатором.

Помимо службы состоял действительным членом Холмского православного церковно-приходского попечительства, пожизненным почетным членом Костромского губернского попечительства детских приютов, почетным членом: Варшавского православного Свято-Троицкого братства, калишского отдела Российского общества покровительства животным, Понемонской вольной пожарной дружины, Сувалкского общества сельского хозяйства, саратовского отделения Императорского общества охоты; почетным председателем: сувалкского и саратовского отделений общества «Русское зерно», Вержболовского пожарного общества, Императорского саратовского аэро-клуба, а также почетным гражданином Сувалок.

После Октябрьской революции выехал на Кавказ. В Гражданскую войну занимал должности помощника начальника Минераловодского района, помощника главноначальствующего Северного Кавказа и Астраханского края при генерале Деникине. В 1920 году эвакуировался в Константинополь на пароходе «Витязь».

В эмиграции в Болгарии, работал в Национальной библиотеке. Позднее переехал в Югославию. В 1926 году был делегатом Российского зарубежного съезда в Париже от русской эмиграции в Турции. В следующем году переехал в Париж, работал кассиром в ресторане. Состоял секретарем Общества защиты собственности русских эмигрантов, членом Союза ревнителей памяти императора Николая II, а также Объединения лейб-егерей и Гвардейского объединения. Выступал с лекциями и докладами по истории русской культуры, русской революции. Публиковался в эмигрантских журналах: «Русская летопись», «Казачий журнал», «Россия». В «Русской летописи» поместил очерк «Император Николай II и русское общество в конце его царствования в освещении иностранцев» (Книга седьмая. — Париж, 1925). Оставил воспоминания о службе «Все в прошлом» (машинописные).

В 1934 году переехал в Ниццу, последние годы жил в Русском доме. Скончался там же в 1951 году. Похоронен на русском кладбище Кокад.

Семья

Был женат на Софье Александровне Салтыковой, дочери начальника военно-походной канцелярии, генерал-лейтенанта А. М. Салтыкова (1828—1903). Была одним из учредителей Саратовской консерватории; состояла попечительницей Мариинского и Галкина-Враского приютов в Саратове; в период губернаторства мужа в Костроме была попечительницей Александринского детского приюта (1913—1915). С началом Первой мировой войны работала сестрой милосердия в лазарете Красного Креста на Нижней Дебре. Их сын:

  • Александр (1893—после 1954), выпускник Пажеского корпуса (1913), офицер лейб-гвардии Сапёрного полка. Участник Первой мировой войны и Белого движения. В эмиграции.

Награды

За свою службу Стремоухов был награждён многими русскими и иностранными орденами, в их числе:

Иностранные:

Источники

  • Фрейман О. Р. Пажи за 183 года (1711—1894). Биографии бывших пажей с портретами. — Фридрихсгамн, 1894. — С. 725.
  • Список лиц, служащих по ведомству Министерства внутренних дел 1904 года (исправленный по 15 апреля). Ч. II. — СПб., 1904. — С. 203.
  • Список лиц, служащих по ведомству Министерства внутренних дел 1914 года (исправлен по 1 января). Ч. II. — СПб., 1914. — С. 261.
  • Список гражданским чинам четвертого класса. Исправлен по 1 марта 1916 года. — Пг., 1916. — С. 1138.
  • Российское зарубежье во Франции 1919—2000. Л. Мнухин, М. Авриль, В. Лосская. — Москва, 2008.
  • Мурзанов Н. А. Словарь русских сенаторов. 1711—1917 гг: Материалы для биографий. — СПб., 2011. — С. 411.
  • [guides.rusarchives.ru/search/basic/FondSearchAction.html?fund_id=709159 Историческая справка на сайте Архивы России]

Напишите отзыв о статье "Стремоухов, Пётр Петрович"

Отрывок, характеризующий Стремоухов, Пётр Петрович

– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.