Глебова-Стрешнева, Елизавета Петровна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Глебова и Стрешнева

Елизавета Петровна Глебова
Имя при рождении:	Стрешнёва
Дата рождения:	21 февраля 1751(1751-02-21)
Дата смерти:	4 декабря 1837(1837-12-04) (86 лет)
Место смерти:	Москва
Награды и премии:

Елизавета Петровна Стрешнева, в замужестве Глебова (21 февраля 1751 — 4 декабря 1837) — известная в обществе своим крутым нравом московская барыня, статс-дама, последняя представительница боярского рода Стрешневых, хозяйка и устроительница подмосковной усадьбы Глебово-Стрешнево.

Биография

Дочь генерал-аншефа П. И. Стрешнева (1711-71) и Натальи Петровны (1716-59), дочери петровского сподвижника П. И. Яковлева, Елизавета Петровна была наречена родителями в честь правящей императрицы. Отец, из 9 детей сохранивший только одну младшую дочь, перенес на неё всю отцовскую любовь и очень баловал её, но когда она решила выйти по собственному выбору за вдовца с ребёнком, Федора Ивановича Глебова (1734-99), бывшего на 17 лет старше её, он воспротивился.

Брак их состоялся через год после смерти отца, в 1772 году. По собственному признанию, в «мужа своего она никогда не была влюблена, но замуж вышла за него, потому что поняла, что он единственный человек, над которым она сможет властвовать, вместе с тем уважая его». В браке родились три сына и дочь, из которых двое дожили до совершеннолетия, но всё же умерли раньше матери:

• Пётр Глебов-Стрешнев (1773-1807), генерал-майор, шеф Ольвиопольского гусарского полка, умер от ран. Женат на княжне Анне Васильевне Друцкой-Соколинской, дочери полковника (во втором браке за А. Д. Лесли).
• Дмитрий Глебов-Стрешнев (1782-1816), камер-юнкер, умер холостым. Мать никогда не разрешала ему ни жениться, ни служить. Жил во флигеле большого дома на Никитской и часто сказывался больным, чтобы не видеться с матерью и не подвергаться её дисциплине.

Для своей жены генерал Глебов возвёл в селе Покровском в конце парка изящный двухэтажный дом, названный в её честь «Елизаветино». В начале XX века барон Н. Н. Врангель писал про Елизаветино:

Дом полон дивных английских гравюр, хороших старых копий с семейных портретов. И на каждом шагу, в каждой комнате кажется, будто бродят тени тех, кто здесь жил. В красной маленькой гостиной виднеется надпись: «16 июля 1775 года императрица Екатерина Великая изволила посетить Елизаветино и кушать чай у владелицы оного Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой».

После смерти мужа, в 1803-06 гг., Елизавета Петровна предприняла полную перестройку родовой усадьбы Покровское в стиле зрелого классицизма. Она слыла женщиной образованной, поэтому в барском доме была хорошая библиотека, приобретались современные технические новинки типа телескопа и микроскопа. Елизаветино было одним из тех мест, где Н. М. Карамзин трудился над «Историей государства Российского».

Со временем родство Стрешневых с царицей Евдокией Лукьяновной стало для Елизаветы Петровны навязчивой идеей. В барском доме села Покровское на стенах парадных комнат висели гербы Стрешневых и Глебовых в самом разнообразном исполнении. В 1803 году Елизавета Петровна через двоюродного брата (канцлера И. А. Остермана) добилась разрешения для сыновей своих, ввиду прекращения славного рода Стрешневых, именоваться Глебовыми-Стрешневыми.

Последние годы жизни вместе с внуками она жила в Москве в своём доме на Большой Никитской. В декабре 1817 года была пожалована в кавалерственные дамы ордена св. Екатерины меньшого креста, а в день коронации императора Николая I — в статс-дамы. По воспоминаниям, отличалась строгим, деспотичным характером, из-за чего внуки её много страдали. Скончалась в декабре 1837 года и похоронена рядом с мужем в Донском монастыре. Слово при погребении её произнёс протоиерей Иоанн Русинов.

Е. П. Глебова-Стрешнева принадлежит к числу интереснейших личностей своего времени, являясь пережитком старины и убежденной носительницей преданий русского барства. Она отличалась непреклонной волей и деспотизмом, соединенными с гордостью и высокомерием, и в то же время чувствительностью. Окружающие трепетали перед ней. Внучек своих, дочерей старшего сына, Елизавета Петровна воспитывала по-спартански, несмотря на своё богатство, сознавая, насколько ей в своё время повредило баловство отца.

— Русский биографический словарь

Правнучка Елизаветы Петровны, княгиня Е. Ф. Шаховская-Глебова-Стрешнева, составила её биографию на французском языке: «Mon aïeule» (Paris, 1898) и на немецком языке, изданную совместно с 2 другими биографиями, «Drei russische Frau-engestalten» (Heidelberg, 1903), с предисловием проф. Куно Фишера. Несмотря на всё своё уважение к памяти прабабушки, княгиня нещадно перестроила в русском стиле и барский дом в Покровском, а также городскую усадьбу на Большой Никитской улице в Москве. Городскую усадьбу впоследствии занял театр Парадиз, а ныне в здании — Театр имени В. Маяковского.

Отрывок, характеризующий Глебова-Стрешнева, Елизавета Петровна

– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.