Стрижевский, Владимир Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Стрижевский
Влади́мир Федорович Стриже́вский (Ра́дченко)
Дата рождения:

1892(1892)

Место рождения:

Екатеринослав, сейчас Днепр, Украина

Дата смерти:

1977(1977)

Место смерти:

Лос-Анджелес

Влади́мир Федорович Стриже́вский (Ра́дченко) (фр. Vladimir Strijevsky или нем. Vladimir Striževskij, 1892, Екатеринослав — 1977, Лос-Анджелес, США) — русский, французский актер, режиссёр, работал также в Германии и Италии.





Биография

Владимир Стрижевский дебютировал в кино в 1914 году в четырёхсерийной уголовной драме «Сашка-семинарист» («Русский Рокамболь»), которая вышла в кинопрокат в январе 1915 года. С 1916 по 1917 год снимался во многих фильмах Евгения Бауэра, в том числе «Возмездие» (1916), «Набат» (1917), «Революционер» (1917). В 1917 году в акционерном обществе А. Ханжонкова поставил в качестве режиссёра фильм «Чёрная любовь». В 1919 году снялся в антибольшевистской агитке «Жизнь — Родине, честь — никому»[1].

В 1920 году эмигрировал во Францию. Под именем В. де Стри (V. de Stry) снимался в фильмах «Смысл смерти» (Le sens de la mort, 1922) Якова Протазанова и «Голгофа любви» (Calvaire d`amour, 1923) Виктора Туржанского. С 1923 года работал в Германии. Поставил фильмы «Бездны большого города» (Tiefen der Großstadt, 1924), «Тарас Бульба» (Taras Bulba, 1924), «Адъютант царя» (Adjutant des Zaren, 1928) с Иваном Мозжухиным, «Забавы императрицы» (Spielereien einer Kaiserin, 1929) c Лиль Даговер в роли Екатерины I и «Тройка» (Troika, 1930). В 1931—1938 годах работал во Франции, снял фильмы «Сержант Икс» (Le Sergent X, 1931), «Бурлаки на Волге» (Les Bateliers de la Volga, 1936), «Княжеские ночи» (Nuits de princes, 1938).

В 1935 году был автором сценария французской экранизации романа «Преступление и наказание» (Crime et châtiment).

В 1945 году поставил в Италии фильм «Плоть и душа» (La Carne e l’anima), художником-постановщиком которой был его друг Борис Константинович Билинский. В том же году уехал в США. Жил там под именем Влад Стреви (Vlad Strevy).

Фильмография

В России

За границей

Напишите отзыв о статье "Стрижевский, Владимир Фёдорович"

Примечания

  1. [www.index.org.ru/journal/14/mokrousov1401.html Алексей Мокроусов. Архивы и драконы]

Литература

  • Вишневский Вен. Художественные фильмы дореволюционной России. Фильмографическое описание. — М.: Госкиноиздат, 1945.
  • Jörg Schöning (Red.): Fantaisies russes. Russische Filmmacher in Berlin und Paris 1920-1930. edition text + kritik, München 1995.

Отрывок, характеризующий Стрижевский, Владимир Фёдорович

– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.