Строганова, Екатерина Петровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Петровна Строганова
Художник И.-Б. Лампи,1793
Имя при рождении:

княжна Трубецкая

Дата рождения:

1744(1744)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

20 ноября (2 декабря) 1815(1815-12-02)

Место смерти:

Братцево

Отец:

Пётр Никитич Трубецкой (17241791)

Мать:

Наталья Васильевна Хованская (17281761)

Супруг:

Дети:

3 сына и 3 дочери

Графиня Екатерина Петровна Строганова (в девичестве княжна Трубецкая, 1744, Петербург — 20 ноября[1] 1815, Братцево, где и похоронена) — светская красавица екатерининских времен, известная своей незаурядной судьбой.





Биография

Екатерина Петровна родилась в 1744 году в семье действительного тайного советника, сенатора князя Петра Никитича Трубецкого, старшего сына елизаветинского сановника Н. Ю. Трубецкого. После смерти в 1771 году единственного брата она стала наследницей отцовского состояния. Мать — Наталья Васильевна, в девичестве княжна Хованская, внучка вице-канцлера П. П. Шафирова.

Екатерина отличалась красотой и умом; современники отмечали её талант живой и остроумной собеседницы.

Замужество

Замуж вышла она довольно поздно. В 1769 году Екатерина Петровна стала женой незадолго перед тем овдовевшего графа Александра Сергеевича Строганова, на 11 лет старше её, видного богача и мецената.

После свадьбы супруги отправились путешествовать по Европе, избрав главным местом своего пребывания Париж, где у них в 1774 родился сын Павел, а в 1776 дочь София.

В Париже Строгановы вращались в блестящем кругу молодого версальского двора и в то же время имели знакомство в среде философов и энциклопедистов. В Фернее они посетили старика Вольтера, который обошелся весьма приветливо с ними.

Это посещение произвело настолько глубокое впечатление на графиню Строганову, что старушкой, живя в Москве, она любила рассказывать о своем знакомстве с Вольтером и о тех комплиментах, которых удостоил её престарелый мудрец. Дряхлый, больной Вольтер редко уже выходил на воздух и однажды, после прогулки в солнечный день, встретив у порога своего дома графиню Строганову, дышавшую молодостью и красотой, приветствовал её словами[2]:

…Ах, сударыня, какой прекрасный день сегодня: я видел солнце и вас!

Первые годы супружества Екатерины Петровны были несомненно счастливы, и лишь в 1779 году, по возвращении супругов в Петербург, разыгралась семейная драма, навсегда их разлучившая.

Распад брака и роман с Римским-Корсаковым

В Петербурге Екатерина Петровна познакомилась с любимым фаворитом Екатерины II Иваном Римским-Корсаковым.

Римский-Корсаков был молодым 24-летним красавцем, он любил музыку, пение и обладал хорошим голосом. Он влюбился в Екатерину Петровну и без труда добился взамности. Влюбленные были обнаружены, и Корсаков был удален от двора; к общему удивлению, графиня Строганова последовала в октябре 1779 года за ним в Москву, бросив в Петербурге мужа и 5-летнего сына.

Строганов, тем не менее, отнёсся к происшедшему философски и, не оформляя развода, наделил жену домом в Москве, деньгами и имением Братцево под Москвой (ныне в черте города). Екатерина Петровна продолжала носить имя мужа, однако долгое время не имела связей с сыном, так как ей было запрещено писать ему. Первая переписка между ними началась в 1787 году, когда ее сыну Павлу было тринадцать лет.

Родители тщательно скрывали от сына свои порванные отношения, однако благодаря завистникам из петербургского света, мальчик узнал об этом очень скоро. К тому же трудно было объяснить причину скорого отъезда матери со своей дочерью.

Екатерина Петровна провела остальную часть жизни между Братцево и Москвой, где жила одинаково роскошно и принимала у себя все высшее общество, а также всех заезжих певцов и виртуозов, так как страстно любила музыку и театр. Строганова до конца дней сохранила свою привязанность к Корсакову, и когда, при Императоре Павле, ему велено было удалиться в Саратов в 1799 году, хотела последовать за ним туда. Благодаря, однако, просьбам бывшего мужа с которым, по некоторым предположениям, она поддерживала связь, Екатерина Строганова и Римский-Корсаков вернулись в свою усадьбу.

Князь И. М. Долгорукий писал о Екатерине Петровне[3]:

…Женщина характера высокого и отменно любезная, беседа её имела что-то особо заманчивое, одарена многими прелестями природы, умна, мила, приятна. Любила театр, искусство, поэзию, художество с таким же огнём и в 70 лет, как в молодости. Была очень живого характера.

В последние годы жизни Екатерина Петровна тяжело болела, паралич ног приковал её к креслу. Художница Виже-Лебрён, посетившая Москву в октябре 1800 года, вспоминала[4]:

…Один из первых моих визитов был к графине Строгановой, жене моего старинного и доброго приятеля. Я увидела её высоко поднятой на какой-то качавшейся машине и не могла вообразить, как она переносит непрестанное сие движение; но оное было необходимо для её здоровья, поелику лишена она была способности ходить и двигаться, что, впрочем, ничуть не мешало любезному её обращению. Я рассказала ей о затруднительности своего положения, и графиня сразу же отвечала, что у неё есть прелестный и никем не занятый дом, в котором она и просит меня остановиться. Она не желала слышать о какой-либо плате, я решительно от сего отказалась. Видя, что все её настояния напрасны, призвала она свою изрядно красивую дочь и предложила заплатить портретом сей юной особы, на что я с удовольствием согласилась...

Скончалась Екатерина Петровна на 71-м году в Москве 20 ноября 1815 году и погребена в Спасо-Андрониевском монастыре.

До самой смерти она сохраняла полную память и с юношеским пылом предавалась воспоминаниям, о своей молодости; живая и занимательная беседа её была «архивом анекдотов любопытных» о блестящих временах Екатерины II и Людовика XVI.

Дети

В браке с графом Строгановым она имела сына и дочь:

От союза с Корсаковым Екатерина Петровна имела двух сыновей и двух дочерей. Они получили дворянство и фамилию Ладомирских:

  • Софья Ивановна (ум. до 1803), по словам современника, умерла от пения, которым её уморил прославленный итальянский певец Мускети[6].
  • Варвара Ивановна (1785—1840), с 1804 года жена Ивана Дмитриевича Нарышкина (1776—1848), их дочь Зинаида (1810—1893), известная красавица, жена князя Б. Н. Юсупова.
  • Василий Николаевич (17861847) — действительный статский советник. Он унаследовал имение Братцево, которое после его смерти перешло вдове. Был женат первым браком на Марии Ксаверьевне Любомирской (1790-е-1814), сестре К.К.Любомирского; вторым - на княжне Софье Фёдоровне Гагариной (1794—1858), дочери княгини П. Ю. Гагариной.
  • Владимир Иванович

Напишите отзыв о статье "Строганова, Екатерина Петровна"

Примечания

  1. [history-portraits.ru/portrait/27 Граф Александр Сергеевич Строганов]
  2. Русские портреты 18-19 столетий. Т.1.Вып.3. № 86.
  3. Долгоруков И. М. Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с какими я был в разных отношениях в течение моей жизни.-М., 1997
  4. Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании её в Санкт-Петербурге и Москве 1795—1801/Пер. с франц.: Искусство.- СПБ,2004.- 298с.
  5. Портрет графини С. А. Строгановой выполнил Ж. Л. Вуаль — см. Французская живопись. XVIII век.
  6. Письма Я. И. Булгакова к сыну // Русский Архив. 1898. Вып. 1-4. — С. 370.

Ссылки

  • [tushinec.ru/index.php?news_read=3621&page=2 Братцево. Строгановы. Воронихин]
  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=111816 Римский-Корсаков, Иван Николаевич. (Из «Русского биографического словаря» Половцова]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=3582&page=12 О. В. Мосин. Братцево. История старинной усадьбы]

Отрывок, характеризующий Строганова, Екатерина Петровна

Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.