Строгая, Алиса Михайловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алиса Строгая
Имя при рождении:

Алиса Михайловна Строгая

Дата рождения:

26 ноября 1943(1943-11-26) (80 лет)

Место рождения:

Челябинск, СССР

Профессия:

артистка балета, балетный педагог

Гражданство:

СССР СССР, Россия Россия

Годы активности:

1953—2011

Театр:

ЛАТОБ имени С. М. Кирова

Награды:

Алиса Михайловна Строгая (26 ноября 1943, Челябинск) — солистка Кировского театра, заслуженная артистка РСФСР.





Биография

Алиса Строгая родилась в Челябинске в эвакуации, куда её семья переехала из Ленинграда. Её отец, Михаил Родионович Строгий, был родом с Украины, мать, Козачкова Антонина Степановна — петербурженка. После войны семья вернулась в Ленинград, и в 1953 году Алиса поступила в Ленинградское хореографическое училище им. Вагановой (педагог Н. М. Беликова). В 1962 году она была принята в труппу театра им. Кирова.

С 1988 года преподавала в Ленинградском хореографическом училище им. Вагановой (педагог-репетитор характерного танца; с 1995 — доцент кафедры характерного танца, актёрского мастерства и историко-бытового танца; с 2005 — профессор кафедры характерного танца, исторического танца и актёрского мастерства).

В 2007 году уехала вместе с мужем, Евгением Щербаковым, в Берген (Норвегия).

Алиса Строгая — танцовщица, обладающая яркой внешностью и темпераментом. Танцевала преимущественно характерные партии. Первая исполнительница партии Матери («Блудный сын», 1974, балетмейстер М. Мурдмаа).

Репертуар в Кировском театре

Фильмография

Семья

Муж (с 1964 г.)- Евгений Щербаков, солист Мариинского театра.

  • дочь Дарья
    • внучки Александра, Полина.

Награды и признание

Напишите отзыв о статье "Строгая, Алиса Михайловна"

Ссылки

  • [plie.ru/?vpath=/news/data/ic_news/1096/ Строгая Алиса Михайловна] (рус.). Биографии деятелей балета. plie.ru (28 марта 2009). Проверено 16 декабря 2014.

Отрывок, характеризующий Строгая, Алиса Михайловна

Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.