Строкач, Тимофей Амвросиевич

Тимофей Амвросиевич Строкач
1938 год
Дата рождения	4 марта 1903(1903-03-04)
Место рождения	Астраханка (Приморский край)
Дата смерти	15 августа 1963(1963-08-15) (60 лет)
Место смерти	Киев
Принадлежность	СССР СССР
Звание
Сражения/войны	Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Тимофе́й Амвро́сиевич Строка́ч (4 марта 1903 года, с. Белоцерковицы, ныне Астраханка Ханкайского района Приморского края, — 15 августа 1963 года, г. Киев) — советский военный и государственный деятель.

Генерал-лейтенант (1944). Член ВКП (б)-КПСС с 1927 года. Член ЦК КП Украины (1938—59). Депутат Верховного Совета СССР (1946—54 гг.). Народный комиссар (министр) внутренних дел Украинской ССР (НКВД УССР; 16 января 1946 года — 19 марта 1953 года и 3 июля 1953 года — 31 мая 1956 года).

Биография

Родился в семье крестьянина-переселенца. Украинец.

В 1919—1922 годах — участник красного партизанского движения на Дальнем Востоке. С 1924 года служил в пограничных войсках НКВД СССР. В 1925—1927 годах обучался во 2-й Харьковской пограничной школе. В 1932—1933 годах — слушатель Высшей пограничной школы ОГПУ.

С октября 1940 года — заместитель наркома внутренних дел УССР. Участник обороны Киева и Москвы.

В 1942—1945 годах начальник Украинского штаба партизанского движения.

В 1945—1946 годах — заместитель, а с января 1946 — нарком/министр внутренних дел УССР. Непосредственно руководил операциями против формирований Украинской повстанческой армии. Проводил массовые аресты на Западной Украине.

После смерти Сталина И.В. на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР принято решение об объединении МГБ СССР и МВД СССР в одно Министерство — МВД СССР, которое до 13.03.1954 г. стало выполнять функции органов госбезопасности. Соответствующий закон принят на сессии Верховного Совета СССР 15 марта 1953 года Берия Л.П назначен Министром внутренних дел СССР и заместителем председателя Совета Министров СССР.

19 марта 1953 года Строкач снят с поста министра и понижен до начальника управления МВД СССР по Львовской области. Вместо него Л.П.Берия назначил министром внутренних дел своего ставленника Мешика П.Я.

После ареста Л.П.Берии и затем Мешика П.Я., с июля 1953 года по 1956 год — вновь министр внутренних дел Украины.

В 1956—1957 годах замминистра внутренних дел СССР.

30 марта 1957 года уволен в отставку по болезни.

Память

В его честь названа одна из улиц Киева.

Награды

Награждён 3 орденами Ленина, 3 орденами Красного Знамени, орденами Суворова 1-й степени, Отечественной войны 1-й степени, 2 орденами Красной Звезды, а также медалями.

См. также

• [istmat.info/node/27144 Заявление Т. А. Строкача Н. С. Хрущёву о Министре внутренних дел УССР Мешике. 30 июня 1953 г.]
• Советские партизаны

Литература

• Автомонов П. Ф. Отчизны выполняя приказанье: О начальнике Украинского штаба партизанского движения Т. А. Строкаче / Павло Автомонов.. — М.: Политиздат, 1975. — 104, [8] с. — (Герои Советской Родины). — 200 000 экз. (обл.)

Ссылки

• [www.geraldika.org/04_2006_19.htm Руководители пограничного ведомства]
• Биографии:
  • [www.hrono.ru/biograf/strokach.html],
  • [bse.sci-lib.com/article106863.html],
  • [www.geraldika.org/04_2006_19.htm],
  • [www.law-order.ru/reference/ru_s/t65661.html].

Отрывок, характеризующий Строкач, Тимофей Амвросиевич

Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.