Струве, Отто Людвигович

Отто Людвигович Струве
Научная сфера:	астрономия, спектроскопия, небесная механика
Место работы:	Обсерватории: Йеркская; Макдональд; Лейшнеровская; Национальная радиоастрономическая в Грин-Бэнке
Альма-матер:	Харьковский университет
Награды и премии:	Золотая медаль Королевского астрономического общества Премия Жюля Жансена и др.

Отто Людвигович Струве (12 августа, 1897, Харьков — 6 апреля 1963, Беркли, Калифорния, США) — российско-американский астроном, один из крупнейших астрофизиков XX века. Директор Йеркской обсерватории в 1932—1947 гг. Член Национальной академии наук США.

Президент Американского астрономического общества в 1946—1949 гг. Президент Международного астрономического союза в 1952—1955 гг.

Участник Первой мировой войны, участник Белого движения на Юге России в составе дроздовских частей, галлиполиец, эмигрант.

Сын русского астронома Людвига Струве (1858—1920).

Биография

Первые годы

Отец Отто Струве принадлежал к династии астрономов из рода Струве, мать принадлежала к знаменитому роду математиков Бернулли.

• Отец — астроном Людвиг Оттович Струве
• Дядя — астроном Герман Оттович Струве
• Дед — астроном Отто Васильевич Струве
• Прадед — астроном, основатель и первый директор Пулковской обсерватории Василий Яковлевич Струве (дед политического деятеля и философа Петра Бернгардовича Струве).

Отто Струве в 1909 г. поступил в Харьковскую гимназию № 3 и окончил её с отличием. В 1915 г. поступил на первый курс физико-математического факультета Харьковского университета. Его отец, известный астроном Людвиг Струве почти 25 лет возглавлял Харьковскую обсерваторию

Участник Первой мировой войны

В 1916 году Отто Струве вынужден был прервать своё обучение в университете, и, по совету отца, не дожидаясь мобилизационной повестки, 1 июня 1916 года поступил на ускоренный курс обучения в Михайловское артиллерийское училище в Санкт-Петербурге. 15 февраля 1917 года вместе со своим выпуском произведён в прапорщики с зачислением по полевой лёгкой артиллерии. Отправлен на Турецкий (Кавказский) фронт, куда прибыл 1 марта 1917 года. Зачислен в списки 2 дивизиона 123 артиллерийской бригады. 20 мая 1917 года перезачислен во 2-ю бригаду этой же части. За боевые заслуги произведён в подпоручики и назначен 15 июня 1917 года командиром взвода батареи, а 10 ноября 1917 года — старшим офицером батареи. В марте 1918 года с подписанием большевиками Брест-Литовского мира был демобилизован и возвратился в Харьков.

В Харьковском университете

В Харькове Струве вернулся к прерванному обучению. Он сдал экзамены за полный курс обучения, получил диплом 1-й степени и предложение остаться в университете для подготовки к профессорскому званию. С 26 июня 1919 года состоит преподавателем школы-мастерской точной механики при физико-математическом факультете Харьковского университета.

Участник Белого движения

С приходом в июне 1919 года в Харьков отрядов Добровольческой армии генерала А. И. Деникина офицер-артиллерист Струве вступил в её ряды. Позже в своих воспоминаниях, опубликованных в 1959 году, он назовёт этот поступок наибольшим актом самопожертвования в своей жизни. Он писал:

Я, безусловно, не сомневался, что придёт время, когда русские люди признают, что патриотизм являлся не исключительной привилегией тех, кто сражался на победившей стороне.

Американские историки науки пишут, что «очень мало известий дошло до нас об участии О. Струве в Русской гражданской войне»

В материалах Калифорнийского университета (Банкрофская библиотека, личный фонд Отто Струве) хранятся материалы личного дела подпоручика Дроздовской артиллерийской бригады Оттона Людвиговича Струве. В них указано: «против большевиков с 26 июня 1919 года… Ранен в руку под селом Головкино 26 июля 1919 года, остался в строю».

Отто Струве был эвакуирован из Крыма в составе частей Русской армии в ноябре 1920 года.

Эмиграция и научная работа в США

Осенью 1921 г. Отто Людвигович приезжает в Нью-Йорк. Здесь он работает ассистентом в Йеркской обсерватории, параллельно учится и в 1923 году получает докторскую степень в Чикагском университете.

С 1932 до 1947 года — профессор астрофизики Чикагского университета.

С 1932 по 1947 год он занимал пост главного редактора журнала «Astrophysical Journal» и был одним из его авторов.

В период с 1932 по 1947 год — директор Йеркской обсерватории. Впоследствии, после проведения кропотливой работы по планировке и строительству обсерватории Макдональд возглавляет этот научный центр (1939—1947).

В 1947 году возглавил астрономическое отделение Калифорнийского университета (в Беркли), в 1950—1959 руководил Лейшнеровской обсерваторией при этом университете. Был первым директором Национальной радиоастрономической обсерватории США в Грин-Бэнке.

Умер Струве в больнице города Беркли 6 апреля 1963 года, на 66-м году жизни.

Научная карьера

Основные научные работы Струве относятся к звёздной спектроскопии. На протяжении многих лет учёный занимался изучением спектрально-двойных звёзд. Совместно с К. Т. Элви в 1937—1938 разработал и впервые построил в обсерватории Макдональд небулярный спектрограф. Подготовил вместе с М. Хак четырёхтомную серию сборников «Звездная спектроскопия», изданную М.Хак уже после его смерти. Совместно с Г. А. Шайном разработал метод определения скорости осевого вращения звёзд, нашёл скорости вращения большого числа звёзд. В 1952 г. Струве выдвинул идею обнаружения экзопланет методом Доплера.

Научные труды

• «Эволюция звёзд» (Stellar evolution, 1950 г.), вышла в СССР в 1954 г.
• «Элементарная астрономия» (совместно с Б. Линде и X. Пилланс, пер. 1964 г.)
• «Астрономия XX века», 1962 г. (совместно с В. Зебергс, пер. 1968 г.).

Награды, премии, звания

• Отто Струве являлся членом Академий наук Франции, Бельгии, Великобритании, США, Канады, Новой Зеландии; почетным доктором девяти крупнейших университетов мира, таких как Льежский, Пенсильванский, Калифорнийский, Национальный университет Мексики.
• Член Национальной академии наук США (1937),
• Член Лондонского королевского общества (1954).
• 1944 год — был награждён Золотой медалью Лондонского королевского общества
• 1948 — медаль им. К. Брюс Тихоокеанского астрономического общества
• 1950 — медаль им. Г. Дрэпера Национальной АН США
• 1952 — Мессенджеровские лекции
• 1954 — медаль им. Д. Риттенхауза
• 1954 — премия им. П. Ж. С. Жансена Французского астрономического общества
• 1955 — медаль им. П. Ж. С. Жансена Парижской Академии Наук
• 1952—1955 гг возглавлял Международный астрономический союз
• 1957 — Премия Генри Норриса Рассела Американского астрономического общества
• 1964 — Кратер Струве на Луне назван в честь О. Л. Струве ((совместно с О. В. Струве и В. Я. Струве).
• 1966 — в действующей Макдоналдской обсерватории, в его честь назван 82-дюймовый телескоп,
• астероид 2227 — малая планета, названная в честь Струве.
• Телескоп Отто Струве

Литература

• Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.

Ссылки

• [alumni.univer.kharkov.ua/wp-content/univerokukrcom/Almanah.pdf Отто Людвигович Струве: документально-биографический очерк]
• Остерброк Д., Гурштейнт А. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/ECCE/STRUVE.HTM Последний из могикан: Отто Людвигович Струве] // Российская научная эмиграция. Двадцать портретов. М: Эдиториал УРСС. 2001. С. 11-27

Отрывок, характеризующий Струве, Отто Людвигович

– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.