Стрейчи, Литтон

Джайлс Литтон Стрейчи
Giles Lytton Strachey
Дора Каррингтон Портрет Литтона Стрейчи (1916)
Дата рождения:	1 марта 1880(1880-03-01)
Место рождения:	Лондон
Дата смерти:	21 января 1932(1932-01-21) (51 год)
Место смерти:	близ Хангерфорда, Беркшир, Великобритания
Род деятельности:	писатель, биограф, литературный критик

Джайлс Литтон Стрейчи (англ. Giles Lytton Strachey; 1 марта 1880, Лондон — 21 января 1932, близ Хангерфорда, Беркшир) — английский писатель, биограф и литературный критик.

Биография

Литтон Стрейчи родился в многодетной семье инженера. Ближе всего из родственников его связывали отношения с младшим братом, Джеймсом, и их кузеном, художником Дунканом Грантом, с которым Литтон имел гомосексуальную связь. Стрейчи был также очень дружен с писательницей Вирджинией Вульф, которой он в 1909 году даже — несмотря на свою гомосексуальность — сделал брачное предложение (которое, правда, на следующий день взял обратно).

Изучал историю в Ливерпульском университете, а также в 1899—1905 в Тринити-колледже Кембриджского университета. В Кембридже, при помощи друзей Леонарда Вульфа, Клайва Белла, Джона Кейнса и др., Стрейчи входит в интеллектуально-художественную группу Блумсбери. Здесь он также знакомится с сёстрами Вирджинией (в замужестве — Вульф) и Ванессой Стивен (в замужестве — Белл), а также с известной меценаткой, леди Оттолайн Моррелл. Оригинальные, но тесные отношения в течение многих лет связывали Стрейчи с художницей Дорой Каррингтон, которая была в него влюблена. Стрейчи же связывали интимные отношения с мужем Доры, Ральфом Партриджем. По этому «любовному треугольнику» (ménage à trois) был снят в 1995 году кинофильм "Кэррингтон" с Эммой Томпсон в главной роли. Литтон Стрейчи был худ, темноволос, говорил тонким фальцетом и обладал едким, сухим чувством юмора, став весьма заметной личностью в группе Блумсбери.

В 1904—1914 годах Стрейчи пишет литературно-критические и театральные статьи и рецензии для журнала Спектейтор (The Spectator), издаёт свои стихотворения и создаёт крупную работу по литературоведению Landmarks in French Literature (1912). Во время Первой мировой войны отказался от несения воинской службы из пацифистских соображений.

Первым большим успехом Литтона Стрейчи как литератора, сделавший его имя известным и за границами Британии, стало Eminent Victorians, вышедшее в 1918 году собрание из четырёх биографий известных деятелей Викторианской эпохи. С присущим ему сарказмом, автор разоблачает и высмеивает двойную, ущербную мораль Англии конца XIX столетия, указывает на слабости и пороки «власть имущих». В 1921 году выходит в свет подобное же сочинение о королеве Виктории (Queen Victoria).

Писатель скончался от рака в своём поместье в графстве Беркшир, в юго-восточной Англии.

Посмертное признание

• Эдвард Форстер сделал Л. Стрейчи под именем «виконта Рисли» героем своего романа «Морис».
• В 1953 году композитор Бенджамин Бриттен, по случаю коронации королевы Елизаветы II, создаёт оперу Глориана. Её либретто было написано на основе романа Л. Стрейчи Елизавета и Эссекс: Трагическая история (Elizabeth and Essex: A Tragic History) (1928 года).

Сочинения

• Landmarks in French Literature, 1912
• Eminent Victorians: Cardinal Manning, Florence Nightingale, Dr. Arnold, General Gordon, 1918
• Queen Victoria, 1921
• Books and Characters, 1922
• Elizabeth and Essex: A Tragic History, 1928
• Portraits in Miniature and Other Essays, 1931
• Characters and Commentaries (изд. James Strachey, 1933)
• Spectatorial Essays (изд. James Strachey, 1964)
• Ermyntrude and Esmeralda, 1969
• Lytton Strachey by Himself: A Self Portrait (изд. Michael Holroyd, 1971)
• The Really Interesting Question and Other Papers (изд. Paul Levy, 1972)
• The Letters of Lytton Strachey (изд. Paul Levy, 2005)
• Das Leben, ein Irrtum. Acht Exzentriker, Berlin 1999 (ISBN 3-8031-1186-2)

Ссылки

• Вирджиния Вулф. Дневник писательницы. М.: Центр книги ВГБИЛ им. М.И. Рудомино, 2009. ISBN 978-5-7380-0300-4

Отрывок, характеризующий Стрейчи, Литтон

Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.