Студенческие объединения в Северной Америке

Студенческие мужские и женские организации (англ. fraternities and sororities — буквально братства и сестричества, от латинских слов frater — брат и soror — сестра) — общественные организации студентов высших учебных заведений. В английском языке этот термин соответствует, главным образом, общественным организациям в колледжах и университетах Северной Америки. В Европе им соответствуют студенческие корпорации. Подобные организации существуют и для учеников средних школ. В современной формулировке выражение, переводящееся с английского примерно как организация, названная греческими буквами, практически эквивалентно терминам «братство» и «сестричество». В большинстве своём «организации, названные греческими буквами» разделяются на мужские и женские, членство в этих организациях подразумевает активную деятельность только в период последних лет обучения в высшем учебном заведении, хотя существуют и исключения из данного правила. Например, активная деятельность членов по академическим и общественным направлениям в объединениях чернокожих студентов и латиноамериканцев продолжается и после получения степени бакалавра и окончания высшего учебного заведения. Некоторые группы также проводят так называемые «собрания», в первую очередь в целях материальной помощи студентам на пропитание и проживание.

Терминология

В наши дни термин «организация греческих букв» стал синонимом так называемым североамериканским «братствам» и «сестёрствам». Термин «fraternity» (братство) в разговорной речи сокращается до «frat» (использование данного термина в некоторых контекстах может носить уничижительный оттенок), который чаще относится только к мужской группе, тогда как термин «сестёрство» — соответственно, к женской. Однако, некоторые женские группы называют себя «братствами», такими, например, являются сообщества ΑΔΠ (Альфа Дельта Пи / Alpha Delta Pi), ΦΜ (Фи Мю / Phi Mu), ΑΟΠ (Альфа Омикрон Пи / Alpha Omicron Pi), ΑΞΔ (Альфа Кси Дельта / Alpha Xi Delta), ΔΔΔ (Дельта Дельта Дельта / Delta Delta Delta), ΔΖΚ (Дельта Дзета Каппа / Delta Zeta Kappa), ΑΘΖ (Альфа Тета Дзета / Alpha Theta Zeta), ΤΑΑ (Тау Альфа Альфа / Tau Alpha Alpha), ΠΔΓ (Пи Дельта Гамма / Pi Delta Gamma), ΠΒΦ (Пи Бета Фи / Pi Beta Phi), ΣΑΙ (Сигма Альфа Йота / Sigma Alpha Iota), и ΚΚΓ (Каппа Каппа Гамма / Kappa Kappa Gamma). В дополнение к этому некоторые группы, называющие себя «братствами», могут быть смешанными, например ΚΚΨ Kappa Kappa Psi. То же самое достоверно известно и о группах, называющих себя «сестёрствами» — ΓΦΒ (Гамма Фи Бета / Gamma Phi Beta), ΜΦΕ (Мю Фи Эпсилон / Mu Phi Epsilon), ΧΩ (Хи Омега / Chi Omega) и ΤΒΣ (Тау Бета Сигма / Tau Beta Sigma).

Соответствуя двусмысленной природе терминов «братства» и «сестёрства», с уважением к полу и сексуальной принадлежности в использовании слова «братство» для вышеупомянутых организаций, стало банальностью использовать его как синоним «организациям греческих букв», поскольку подавляющее большинство «братств» и «сестёрств» обозначают себя греческими буквами. Вот недавний пример такого использования терминов: исторически сложившаяся «организация греческих букв для чернокожих (BGLOS)» и «организация греческих букв для латиноамериканцев (LGOS)». Однако, большинство из тех организаций, которые не обозначают себя греческими буквами, устроены проще и имеют характеристики, схожие в том числе и с «организациями греческих букв».

Термин «социальное братство» используется для разграничения четверокурсников и выпускников, часто групп по месту жительства и других организаций, многие из которых имеют греческие названия: почётные общества, академические кружки, действующие «братства» и «сестёрства».

Названия североамериканских «братств» и «сестёрств» состоят в основном из двух-трёх заглавных букв греческого алфавита. По этой причине «братства» и «сестёрства» относятся к термину «организация греческих букв» и описываются не существительными, а прилагательными. Например, «греческое общество», «греческая система», «греческая жизнь» или обозначение членов организации — «греки». Индивидуальные «братства» и «сестёрства» часто называются «греческим домом», или просто «домом». Можно сказать, что данные термины используются неверно, поскольку фраза со словом «дом» может быть отнесена к физической собственности общины, и не все «братства» и «сестёрства» имеют свои общие собрания.

Использование греческих букв началось с ΦΒΚ (Фи Бета Каппа / Phi Beta Kappa) (в то время — общественное братство, а сегодня — почётное общество) в колледже Уильяма и Мэри. Существуют и другие варианты названий — некоторые студенческие группы не используют греческие буквы. В качестве примеров можно привести братства Акации, FarmHouse и Треугольника, а также целевые клубы, трапезные клубы, тайные общества в Лиге Плюща (Череп и кости в Йельском университете и другие).

История возникновения сообществ

Начало

Первая студенческая «организация греческих букв» ΦΒΚ (Phi Beta Kappa) была образована 5 декабря 1776 года в колледже Уильяма и Мэри в Уильямсберге, штат Виргиния. Общество было создано Джоном Хиффом, который потерпел неудачу при попытках вступления в члены двух «братств латинских букв» (клуб «Плоских шляп» и группу «Пожалуйста, не спрашивай»). Главные достижения ΦΒΚ состоят в использовании греческих заглавных букв в названии общества и возникновении филиалов собрания в разных студенческих кампусах по образцу, установленному масонскими ложами.

Тем не менее, ΦΒΚ отличалась от типичного современного «братства» в колледжах тем, что членство предусматривалось только для старшеклассников, и ученики-неофиты, поступающие в высшие учебные заведения, также продолжали своё членство в сообществе. Ежегодные ритуалы ΦΒΚ в Йельском университете были публичными действами со многими участниками-студентами, включая и выпускников университета. С распространением влияния ΦΒΚ на факультетах университета, сообщество начало выбирать кандидатов в сообщество из нескольких университетских кампусов и членство в организации быстро стало делом чести для многих студентов.

Возрастающее влияние общества неизбежно породило конфликты с руководством университета, поскольку идеи общества по своей сути считались недемократичными для того времени. В приложении книги, опубликованной в 1831 году, присутствует любопытный момент, описывающий секреты ΦΒΚ, включавшие в себя ряд антимасонских концепций. Позднее ΦΒΚ сократилась в размерах до статуса общественного братства и в настоящее время организация представляет собой почётное сообщество, известное и уважаемое во всей студенческой среде.

В начале XVIII века действовала ещё одна студенческая организация, так называемый Колледж литературных обществ или «Латинское общество». Малые филиалы организации при этом были созданы наподобие приватных компаний, а более крупные уже управлялись всем кампусом университетского городка. Эти организации использовали и латинские и греческие буквы и фразы, проводили общие собрания, выбирали собственное руководство, управляли частными библиотеками и в конечном итоге стали своего рода образцом для более поздних университетских братств.

Студенческое объединение ΧΦ (Chi Phi) было основано 24 декабря 1824 года в Принстонском университете (Нью-Джерси) на трёх главных принципах сообщества: правда, честь и целостность личности. Спустя некоторое время деятельность данного сообщества прекратилась на несколько лет и в это же время (26 ноября 1825 года) в Юнион-колледже Скенектади (Нью-Йорк) было основано ещё одно общество ΚΑ (Kappa Alpha). Данное сообщество по своей организации имело ряд элементов современного братства, а в то время считалось идеальным образцом для создания и развития других студенческих сообществ.

Основатели ΚΑ переняли очень многое из практики сообщества ΦΒΚ, но сделали свою организацию исключительно студенческой и ужесточили процедуру посвящения новичков. Равняясь на ΚΑ, в университетском городке были созданы ещё два конкурирующих братства: ΣΦ (Sigma Phi), сформированное в марте 1827 года, и ΔΦ (Delta Phi), возникшее немного позднее. Эти три организации некоторое время спустя были названы Союзом Триады.

Национальный масштаб

Sigma Phi стала первым национальным «братством», открыв в 1831 году второе собрание в Гамильтонском колледже. Данный поступок вдохновил в 1832 году Alpha Delta Phi на создание своего второго общества в Гамильтоне. В августе 1839 года в Университете Майами было основано общество Beta Delta Pi. Alpha Sigma Pi была основана в декабре 1845 года в Йельском университете, за ним в 1848 году там же открылось сообщество Phi Delta Gamma, а в 1855 году — Sigma Chi. Наряду с Beta Theta Pi, эти три братства называют «Майамской Триадой». Примерно в то же время было основано объединение «Джефферсон Дуо» в колледже Джефферсон (Пенсильвания), состоящее из Phi Gamma Delta (1848) и Phi Kappa Psy (1852).

В 1837 году в Уэслианском университете основано сообщество Mystical Seven, а в 1841 году учреждены первые собрания студенческих братств на Юге США. В 1856 году в Алабамском университете создано сообщество Sigma Alpha Epsilon — единственное братство со времён рабовладельческого Юга, действующее и в настоящее время.

Далее создание новых и развитие уже созданных студенческих объединений было приостановлено по причине Гражданской войны в США. Во время войны было основано только одно сообщество — 29 апреля 1864 года в Ренсселерском политехническом институте было создано общество Theta Xi. После завершения Гражданской войны создание новых и развитие прежних объединений студентов претерпело бурный рост, пик которого пришёлся на конец XIX — начало XX века. Основными причинами роста стало открытие большого числа новых учебных заведений и пополнение студенческого сообщества за счёт вернувшихся с войны ветеранов и студентов.

«Сестричества»

Многие из первых женских обществ были сформированы не по принципу «братств», а по структуре женской версии общелатинских литературных обществ.

В 1851 году в Уэслианском колледже (Мэйкон, штат Джорджия) было основано Адельфийское общество (ныне Alpha Delta Pi). Год спустя в том же колледже было создано Филомафеанское общество, позднее получившее название Phi Mu. Адельфийское и Филомафеанское общества не назывались тогда греческими буквами и вплоть до 1904 года не распространялись на весь кампус колледжа. Многие аспекты атрибутики Alpha Delta Pi и Phi Mu (такие, как звёздочки на ладони и значках, талисман льва) просто происходят оттого, что их основатели были соседками по комнате.

25 апреля 1867 года в Монмоутском колледже (Иллинойс) было основано «L.C-сестричество», позднее сменившее своё название на греческий вариант Phi Beta Pi. Это «сестричество» было первой женской студенческой организацией, сформированной по модели мужского студенческого «братства». Год спустя общество основывает своё второе собрание в Веслианском колледже.

В середине 1800-х годов женщин стали зачислять в ранее исключительно мужские университеты и всякого рода притеснения студенток не заставили себя долго ждать. Есть версия, что первое «сестричество» было создано в попытке нейтрализовать негативно настроенную мужскую оппозицию (Turk, 2004), однако, ряд исследователей не согласен с этой версией. Первой женской «организацией греческих букв» стала Kappa Alpha Theta, основанная в 1870 году в университете ДеПо.

Термин «сестричество» впервые был применён в 1874 году профессором Франком Смоли в отношении женской «организации греческих букв» Gamma Phi Beta в Сиракьюсском университете. В 1872 году в том же университете было учреждено второе «сестричество» Alpha Phi, эти три сообщества составили так называемую «Сиракьюзскую Триаду». Первым женским студенческим сообществом, официальным образом принявшим к использованию слово «сестричество», стало основанное в ноябре 1974 года в колледже Колби (Уотервиль) общество Sigma Kappa.

Несколько позднее были созданы Alpha Kappa Alpha, Lambda Theta Alpha, Alpha Phi Omega — «сестричества» для афроамериканцев, латиноамериканцев и коренных американцев соответственно. В 1913 году в колледже Хант (Нью-Йорк) было образовано сообщество Phi Sigma Sigma, ставшее первым несектантским «сестричеством», принимавшем в свои ряды любую женщину вне зависимости от её расы, вероисповедания, экономического положения и социального статуса.

В 1917 году в Нью-Йоркской университетской школе юриспруденции пятеро девушек-студенток юридического факультета основали «сестричество» Delta Phi Epsilon. В настоящее время активными действующими членами этой организации могут быть только студенты-выпускники.

Типы «организаций греческих букв»

Большинство «организаций греческих букв» — организации общественные, обозначающие себя обществами и помогающие своим членам в социальном аспекте и в процессе адаптации в социуме после выпуска из высшего учебного заведения.

Разнообразие «организаций греческих букв» велико — от больших собраний до маленьких групп. Их деятельность может быть направлена на общественно-полезные аспекты, профессиональное совершенствование, достижение научных результатов.

Отдельные организации учреждены чисто религиозными, например христианские организации Alpha Chi Rho и Lambda Chi Alpha; еврейские братства Zeta Beta Tau, Alpha Epsilon Pi, Sigma Alpha Mu были созданы в ответ на ограничительные устои и законы, существовавшие в своё время во многих общественных братствах. Данные законы запрещали еврейскую полемику внутри сообщества, поэтому закономерным образом встал вопрос о создании общества для отдельных еврейских групп с одной стороны и образовании недискриминационного общества — с другой.

Кроме того, существуют организации с культурными и многокультурными уклонами. Например, сообщество Pho Psi — первое китайское братство, основанное в 1916 году в Корнелльском университете и Sigma Iota — испанское братство, основанное в 1904 году в Луизианском университете. Последнее недавно слилось с другим испанским братством, образовав новую организацию Phi Iota Alpha. Старейшее латиноамериканское сообщество, ведущее своё начало с 1931 года, братство Phi Sigma Alpha выходцев из Пуэрто-Рико, в котором тоже присутствуют следы корней Phi Iota Alpha. В настоящее время существует 23 латиноамериканских братства Национальной Ассоциации организаций латиноамериканских братств. Существует некоторое количество чернокожих «братств» и «сестричеств», однако чернокожие студенты не дистанцируются явным или неявным образом от белых организаций.

Есть организации для отдельных классов, но они обычно отличаются от «организаций греческих букв» — в старых институтах их организация более проста. На северо-востоке существует единственное уцелевшее общество выпускников — Teta Mu Epsilon, созданное специально для второкурсников высших учебных заведений. Многие общества старших классов также сохранились в некоторых местах, но на них часто ссылаются не как на публичные, а как на тайные организации.

Благотворительность

Благотворительность составляет обязательную часть программы деятельности «организаций греческих букв» и поддерживается всеми активными их членами, которые или организовывают мероприятия для пополнения общих фондов (касс), либо члены сообщества добровольно вызываются выполнять какую-либо социальную программу, принятую на очередном заседании сообщества. Вся эта деятельность выгодна и академическим кругам и самому обществу в целом. Между различными «братствами» или «сестричествами» возможны долгосрочные отношения партнёрства, также существует одна общенациональная благотворительная организация, осуществляющая сбор средств на лечение болезней, травм и на другие формы социальной и медицинской помощи.

Некоторые сообщества владеют сторонними организациями, а те в свою очередь совершают филантропическую деятельность, например, Pi Kappa Phi владеет компанией Rush America, которая в свою очередь напрямую работает с людьми с физическими увечьями и ограниченной дееспособностью. Phi Sigma Alpha принадлежит компания Sigma Foundation, Alpha Delta Phi поддерживает благотворительный дом Ronald McDonald в качестве добровольного акта национальной благотворительности, Gamma Phi Beta содержит Camp Fire USA, а Zeta Tau Alpha — компанию Susan G. Komen Foundation.

Конкуренция и сотрудничество

Прежде студенческие братские общества серьёзно конкурировали между собой в погоне за академическими достижениями и ради других всевозможных бонусов и выгод. Со стороны процесс конкуренции выглядел как разделение студенческих групп на противоборствующие лагеря в пределах одного учебного заведения, что, вообще говоря, сохранилось и в наши дни. Теоретически соперничество ограничивается только благородными целями такими, как увеличение благотворительных фондов организаций, размах социально полезных проектов, а также спортивные соревнования между студенческими группами.

В настоящее время всё больший акцент делается не на конкуренции, а на сотрудничестве между студенческими объединениями. Одним из главных событий в канве налаживания партнёрских отношений между группами было создание почти сто лет назад Межбратской Национальной конференции, основными задачами которой ставились снижение числа межгрупповых студенческих конфликтов, деструктивного соперничества и вдохновление членов организаций на человеческое отношение к членам других «братств» и «сестричеств», а также на поиск и работу в сферах общих интересов. Национальный Панэллинский Совет в наше время имеет сходные цели по объединению членов всех «сестричеств».

Структура

Большинство «организаций греческих букв» изначально были ограничены территорией одного кампуса, при этом организация, которая имела только одно собрание, называлась местной. Позднее данное собрание могло руководить собраниями с тем же названием в других кампусах, после создания первого собрания местное должно было считаться национальным. За более, чем 180 лет истории развития студенческих объединений, Северная Америка в настоящее время насчитывает несколько больших национальных организаций с сотнями управляющих собраний. Две или более национальные организации могут слиться и стать одной большой Национальной, при этом возможны международные Национальные братства, примером чему может служить одно из объединений, главные собрания в котором проходят в Канаде. Местные организации могут подавать прошения в одну из существующих национальных организаций и присоединяться к этой организации, прекратив все связи с бывшей местной организацией. С недавних пор это стало предпочтительным методом для распространения национальных организаций, поскольку их члены уже сформировали мощное объединение, живут в кампусе, но по каким-то причинам желают изменить своё название, символику и даже собственную структуру.

Центральные ячейки (офисы, конторы) организации также обобщающе называются национальными. «Национальные» могут выдвигать определённые требования индивидуальным собраниям для стандартизации атрибутики и общей координации планов действия, принимая во внимание множество таких факторов, как число членов в индивидуальном собрании, обеспеченность жильём и его финансовое положение. Проводимая в жизнь политика утверждается уставными органами студенческих объединений. «Организации греческих букв» декларативно могут управляться основным собранием членов объединения, однако на деле почти все решения принимают центральные ячейки, которые в свою очередь отчитываются совету опекунов и законодательному совету, состоящему из периодических сменяемых делегатов разных собраний.

Ритуалы и символы

Большинство «организаций греческих букв» в настоящее время поддерживают традиции, по своей природе по большей части символические, и ревностно хранят тайны и секреты своих ритуалов. Традиции включают в себя церемонии посвящения в ряды сообщества, пароли, собственные песни и гимны, особого рода рукопожатия, разные формы приветствий и многое другое. Встречи активных членов сообщества всегда держатся в секрете и не обсуждаются без формального одобрения всей группы. Девиз каждой организации складывается по первым греческим буквам названия.

«Организации греческих букв» часто имеют ряд собственных опознавательных символов: цвета, флаги, гербы и печати.

Булавки и значки

Символические булавки студенческих объединений пользуются большой популярностью как предметы коллекционирования даже теми людьми, которые никогда прежде не были их членами. Существуют даже такие группы коллекционеров, как «Собери больше булавок», члены которых собирают тысячи этих ценных мелочей аукционной стоимостью в десятки тысяч долларов в личных коллекциях в то время, как члены «Хранителей ключей», принадлежащей Kappa Gamma, ищут потерянные и краденые значки и возвращают их прежним хозяевам.

По некоторым данным (Martin, 1918), частными хранилищами коллекций студенческих объединений в конце XIX — начале XX веков были следующие фонды: «D.L Auld Co of Columbus», «L.G Balfour Co. Of Attleboro, Mass.», «Burr, Patterson and Co. of Detroit», «Upmeyer Company of Milwaukee», «A.H Fetting Co. of Baltimore», «Hoover and Smith Co. of Philadelphia», «O.C Lanpher of Galesburg, III.», «Miller Jewelry Co. of Cincinnati», «J.F Newman of New-York», «Edward Roehm of Detroit» и «Wright, Kay and Co. of Detroit». В современное время наиболее широко известны коллекционные фонды (сокровищницы) Herff Jones, Jostens и Balfour. Инициалы коллекции сокровищницы обычно находятся на обратной стороне булавок и значков наряду с именем человека и названием студенческого объединения, к которому он принадлежал. История сокровищницы братств имеет важное значение при определении возраста неизвестных ювелирных изделий.

Булавки и значки, принадлежащие студенческим «братствам» и «сестричествам», используются как символы студенческих обществ.

Гербы

Подавляющим большинством «братств» и «сестричеств» разработаны собственные гербы в качестве геральдической идентификации своих сообществ. Наиболее яркие и нестандартные гербы опубликованы в ежегодных отчётных собраниях обществ с 1890 по 1925 годы. С некоторых гербов, были сделаны и также опубликованы в отчётах собраний, гравюры. Размеры гравюр гербов варьируются от квадратного дюйма, до целой страницы. Многие из этих гравюр датированы периодом создания.

Гравюры гербов объединений были сделаны путём вырезания линий на металле и дереве для печатной репродукции. Наиболее ранние известные гравюры напечатаны на бумаге того периода и датируются XVI веком, большинство же были сделаны в 1800-е годы на металле с оттиском, вырезанным на кусочке стали или железа. В ранние 1990-е годы гравюры начали делаться более простым способом — с использованием фотогравюр для последующего печатания гербов.

Другие аксессуары

Членами «организаций греческих букв» зачастую носятся различные предметы одежды (рубашки, брюки), сумки, украшения, цепочки для ключей и прочие вещи с соответствующей символикой принадлежности к студенческим объединениям. Рубашки и другая одежда часто используются в церемониях посвящения в «братства» и «сестричества», при этом для церемоний выбираются либо части одежды, либо весь набор одежды. Самим предметам может быть более 10-15 лет, и в некоторых объединениях младшие члены сообщества должны бороться за право владения ими; почитается за честь иметь наиболее старую атрибутику общества. В ряде учебных заведений считается неприемлемым (а иногда и полностью запрещено) носить одежду с атрибутикой студенческого сообщества в случаях, когда её обладатель злоупотребляет алкоголем. Во всех сообществах считается абсолютно бесчестным носить студенческую атрибутику в случае, когда её хозяин в настоящий момент пьян.

Для большинства сообществ действует табу на использование атрибутики лицами, не входящими в студенческое объединение. Сами булавки и значки не носят постоянно, некоторые сообщества ограничивают время их ношения студенческими каникулами, другие — внеучебным временем, третьи могут не иметь каких-либо жёстких правил на этот счёт.

Жильё

Примечательно, что среди большинства студенческих организаций, живущих в кампусах, члены общественных «организаций греческих букв» зачастую живут отдельно от всех в большом здании (доме) или в отдалённой части университетского посёлка. Это помогает подчеркнуть братские и сестёрские узы и обеспечить место собрания для членов организации и выпускников. Учитывая фактор стоимости жилья, им обычно владеют или снимают бывшие члены сообщества, имеющие постоянный стабильный доход на своей основной работе, либо организация или компания, связанная с данным сообществом. Некоторые такие дома имеют ограничения на посторонние посещения, а некоторые организации категорически запрещают или сильно ограничивают распитие спиртного в этих домах. В ряде колледжей имеются сообщества, которые не располагают собственным отдельным жильём, однако имеют отдельное помещение, где по торжественным мероприятиям для членов сообщества и их гостей накрываются праздничные столы.

Вступление в «организацию греческих букв»

Процесс вступления в «организацию греческих букв» может быть разным — от организации к организации. Сами процедуры инициации управляются Национальным Всегреческим (Панэллинским) Советом или Североамериканским Советом международного братства, которые регулируют деятельность организаций по приёму новобранцев во время так называемой «недели пик», состоящей из мероприятий, разработанных для потенциальных членов с целью знакомства друг с другом и с самой организацией.

В конце этого периода организация дает «добро» и приглашает новобранцев к вступлению в её ряды, при этом большинство организаций назначают для новичков испытательный срок перед прохождением процедуры посвящения в полноправные члены. Некоторые сообщества заменили термин «испытательный срок» в связи с негативным толкованием самого процесса испытания новичков, или вообще отказались от этого процесса на вящую радость вступающих в организацию новобранцев. К окончанию испытательного срока и исполнению требований по вступлению активные члены приглашают испытуемых в организацию. Посвящение часто включает в себя тайные церемонии и ритуалы.

Организации, управляемые Национальным Панэллинским Советом, Национальной Ассоциацией Организаций Латиноамериканских Братств и Национальным Многокультурным Греческим Советом проводят процесс обновления своих рядов разными способами. Требования могут быть возложены на всех желающих пройти испытательный срок в школе или собственной организации. Часто эти требования включают в себя минимальный ряд простых вопросов, к примеру правила ношения булавки, изучение структуры и истории организации и правила проведения мероприятий. Когда школа объявляет возраст и требования по вступлению — это называется условным призывом новобранцев, так как вступление откладывается на целый семестр или даже год. Испытательный срок служит проверочным периодом испытуемого с целью проверки совместимости и приобретения общего опыта работы новичка с сообществом.

Спорные вопросы и критика

Проблема ритуальных унижений (hazing)

Хейзинг (hazing) в 44-х штатах США рассматривается как преступление. Большинство институтов образования имеют собственное определение хейзинга и требуют от исполнительной власти безоговорочного применения мер в соответствии с действующим законодательством. Несмотря на то, что хейзинг обычно ассоциируется в США с «организациями греческих букв», данное явление безусловно присутствует в спортивных командах колледжей и университетов, военных организациях и группах строевой подготовки. Тем не менее, хейзинг чаще всего приводится в качестве одного из главных негативных аспектов существования «организации греческих букв» и представляет собой одну из наибольших угроз для существования самих организаций в рамках правового поля (Whipple & Sullivan, 1998).

Многие учебные заведения разработали много программ, направленных на замену изнурительного труда, которые предлагают альтернативу путём проведения мероприятий по борьбе с неуставными отношениями, разъяснительной работе с учащимися в вопросах как принять меры по противодействию дедовщине и не оказаться простым сторонним наблюдателем, а также дабы избежать получения учебным заведением репутации аутсайдера (Hollmann, 2002). Попытки предотвратить случаи истощения учащихся от непосильного труда стало целью «организации греческих букв» на национальном уровне. Некоторые источники (Cobb & McRee, 2007) отмечают важность культурных изменений в североамериканских «братствах» и «сестёрствах» и даже призывают к закрытию собраний сообществ, мотивируя такие призывы тем, что студенты принимают участие в незнакомых и рискованных сборищах и мероприятиях, зачастую представляющих угрозу нормальному функционированию местных и университетских групп.

В связи с практикующейся обстановкой секретности в деятельности «организаций греческих букв» явления дедовщины в большинстве случаях, разумеется, замалчиваются. Большинство (если не все) мероприятия, приводящие учащихся к полному истощению организма, совершаются в период испытательного срока и во время проведения ритуалов, которые опять же в большинстве случаях секретны. Кроме того, «организации греческих букв», управляемые Национальным Панэллинским Советом и Национальной Ассоциацией Организаций Латиноамериканских Братств запрещают своим испытуемым разглашать информацию об организации до прохождения процедуры посвящения. Все эти противоречия порождают весьма непростые отношения между учебными заведениями с одной стороны и студенческими объединениями — с другой.

Явление хейзинга представляет собой проблему как в организациях с представителями белой расы, так и с афроамериканскими и латиноамериканскими членами сообществ. Несмотря на то, что Национальный Панэллинский Совет запрещает изнурительный труд и ритуальные унижения, на деле всё оказывается совершенно по-другому и приводит к множеству смертей и увечий. В 1989 году в Alpha Phi Alpha умер студент Джоэл Харрис, в 1996 году во время ритуала в Kappa Alpha Phi скончался Майкл Дэвис, в 2002 году во время прохождения процедуры посвящения погиб Джозеф Грин. В том же году во время ритуальных действий в Alpha Kappa Alpha умерли Кенит Саафир и Кристин Хай. Несмотря на строжайших запрет на физически изнурительные ритуалы, они всё равно имеют место в студенческих организациях, управляемых несколькими собраниями сообщества. В 2007 году собрание Корнельского университета Lambda Teta Phi было закрыто и двое из их членов были арестованы по подозрению в совершении преступления действиями, в которых они угрожали испытуемым физической расправой, не давали спать, насильно заставляли принимать обет молчания и разговаривать лишь в семье и на занятиях с членами студенческого братства.

Противодействие

Некоторые учебные заведения в переносном смысле предали анафеме «организации греческих букв» с полной уверенностью в том, что эти организации в своих структуре и методам управления не похожи на другие студенческие группы, сформированные естественным и демократическим путём.

Наиболее известными эпизодами стали события 1980 года в Принстонском университете. В недавнем прошлом братства также были запрещены в Уильямском и Амхерстонском колледжах, хотя в настоящее время братство в Амхерсте снова функционирует на вполне легальном положении.

Администрация университета Виктории и студенческий совет университета совместно потребовали официального запрета на функционирование студенческих братств.

«Организации греческих букв» в других регионах

Студенческие «организации греческих букв» существуют почти исключительно в США и англоязычных университетах Канады, а также в учебных заведениях Карибов, Африки и Франции. Наиболее разветвлённую «греческую систему» в мире имеет Университет Иллинойса со своими 69 «братствами» и 36 «сестричествами». Знаменитое афроамериканское «сестричество» Sigma Gamma Hu имеет филиалы в университетах Вирджинских островов, Германии и на Бермудах. Небольшое время действовала небольшая группа Si Phi в Эдинбурге (Шотландия).

Во время гражданской войны в США студенческие объединения функционировали главным образом для создания материальной поддержки учащихся за границей, в период Второй мировой войны и после неё — для помощи американским военнослужащим — бывшим студентам учебных заведений США.

Первым студенческим объединением в Африке стало афроамериканское «сестричество» Zeta Phi Beta, основанное в Вашингтоне и открывшее собственную «организацию греческой буквы» в 1948 году в Африке. В настоящее время «сестричество» Zeta Phi Beta имеет филиалы организации в США, Африке, Европе и на Карибах.

Zeta Psi имеет несколько филиалов в Канаде и одну группу в Германии, Sigma Teta Pi существует в Канаде и Франции. В Пуэрто-Рико имеется ряд социальных «братств» и «сестричеств», филиалы которых действуют в Соединённых штатах, примером такой обратной связи может служить организация Phi Sigma Alpha. Там же функционируют много филиалов объединений из США, например «братства» и «сестричества» студенческой организации Sigma Lambda Beta International.

Список «организаций греческих букв»

Братства Chi Phi 1824 год Theta Chi 1856 год Zeta Psi 1870 год Phi Delta Theta 1873 год Delta Kappa Epsilon 1876 год Beta Theta Pi 1879 год Phi Gamma Delta 1881 год Sigma Nu 1892 год Chi Psi 1841 год Delta Upsilon 1896 год Alpha Tau Omega 1900 год Theta Delta Chi 1900 год Kappa Sigma 1901 год Sigma Phi Epsilon 1901 год Акация 1905 год Kappa Delta Rho 1905 год Alpha Delta Phi 1908 год Delta Chi 1910 год Alpha Sigma Phi 1913 год Lambda Chi Alpha 1913 год Sigma Pi 1913 год (с 1894 года известно, как Pirate Club) Phi Kappa Tau 1921 год (с 1916 года известно, как Orund Club) Zeta Beta Tau 1921 год Alpha Phi Alpha 1922 год Pi Lambda Phi 1922 год Pi Alpha Phi 1926 год Alpha Gamma Omega 1938 год Alpha Phi Omega 1939 год Kappa Alpha Psi 1947 год Alpha Epsilon Pi 1949 год Lambda Theta Phi 1975 год Lambda Phi Epsilon 1988 год Alpha Xi Omega 1997 год (с 1914 года известно, как Alpha Kappa Lambda) Mu Omicron Zeta 1992 год Delta Tau Delta Pi Kappa Alpha Pi Kappa Phi 1904 год Sigma Alpha Epsilon Sigma Alpha Mu Sigma Chi Sigma Phi 1912 год Tau Kappa Epsilon Kappa Gamma Alpha 2010 год Theta Xi Phi Sigma Alpha 1928 год Sigma Theta Pi Sigma Phi Delta

Сестричества Kappa Kappa Gamma 1880 год Kappa Alpha Theta 1890 год Gamma Phi Beta 1894 год Chi Omega 1895 год Pi Beta Phi 1900 год Delta Delta Delta 1900 год Alpha Phi 1901 год Alpha Omicron Pi 1897 год Delta Gamma 1907 год Alpha Xi Delta 1909 год Alpha Chi Omega 1909 год Sigma Kappa 1910 год Alpha Delta Pi 1913 год Alpha Gamma Delta 1915 год Delta Zeta 1915 год Zeta Tau Alpha 1915 год Phi Mu 1916 год Kappa Delta 1917 год Delta Sigma Theta 1921 год Alpha Kappa Alpha 1921 год Alpha Epsilon Phi 1923 год Alpha Delta Chi 1929 год Delta Phi Epsilon 1948 год Alpha Kappa Delta Phi Sigma Omicron Pi Sigma Phi Omega Kappa Kappa Zeta Kappa Kappa Toun

Ссылки

• Cobb, L. Martin; Michael McRee (2007). «Why We Should Close More Chapters». Perspectives Spring 2007: 4-8.
• Hollmann, Barbara B. (2002). «Hazing: Hidden Campus Crime». New Directions for Student Services 2002 (99): 11-24. DOI:10.1002/ss.57.
• Jones Ricky L. Black haze: violence, sacrifice, and manhood in Black Greek-letter fraternities. — Albany, NY: State University of New York Press. — ISBN 9780791459768.
• Kimbrough Walter M. Black Greek 101. — London: Fairleigh Dickinson University Press. — ISBN 9780838640241.
• Leitch Alexander. Greek-letter fraternities // [etcweb.princeton.edu/CampusWWW/Companion/greek_letter_fraternities.html A Princeton companion]. — Princeton University Press.
• Black Greek-letter organizations in the twenty-first century. — Lexington, KY: University Press of Kentucky. — ISBN 9780813124919.
• Martin Ida Shaw. The sorority handbook. — 6. — Menasha, WI: Georgia Banta, 1912. — P. 27. — ISBN 0814328571.
• Sanua Marianne R. Going Greek: Jewish college fraternities in the United States, 1895-1945. — Detroit, MI: Wayne State University Press, 2003.
• Shonrock, Michael D. (1998). «Standards and Expectations for Greek Letter Organizations». New Directions for Student Services 1998 (81): 79-85. DOI:10.1002/ss.8107.
• Torbenson Craig L. The origin and evolution of college fraternities and sororities // African American fraternities and sororities: The legacy and the vision. — Lexington, KY: University Press of Kentucky, 2005. — P. 58. — ISBN 0813123445.
• Turk Diana B. Bound by a mighty vow: Sisterhood and women’s fraternities, 1870-1920. — New York: New York University Press. — P. 3. — ISBN 0814782752.
• (1998) «Greek Letter Organizations: Communities of Learners?». New Directions for Student Services 1998 (81): 7-17. DOI:10.1002/ss.8101.

Отрывок, характеризующий Студенческие объединения в Северной Америке

За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.