Стуруа, Иван Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Стуруа, Вано»)
Перейти к: навигация, поиск
Стуруа Иван (Вано) Фёдорович
ივანე (ვანო) თედორეს სტურუა
Председатель Всегрузинского Центрального Исполнительного комитета
ноябрь 1922 — январь 1923
Предшественник: Махарадзе, Филипп Иесеевич
Преемник: Цхакая, Михаил Григорьевич
 
Рождение: 16 декабря 1870(1870-12-16)
с. Кулаши Российская империя ныне Самтредский район Грузия
Смерть: 13 апреля 1931(1931-04-13) (60 лет)
Тбилиси СССР
Партия: КПСС с 1898

Иван (Вано) Фёдорович Стуруа (груз. ივანე (ვანო) თედორეს სტურუა, 28 (16) декабря 1870, село Кулаши13 апреля 1931, Тбилиси) — грузинский революционер, нарком земледелия Грузинской ССР. Брат Георгия Стуруа.



Биография

Родился в крестьянской семье. В 1889 году начал работать в Тифлисских железнодорожных мастерских, где в 1896 году вступил в РСДРП. Организовывал забастовки, сотрудничал в подпольных типографиях в Баку, Петербурге и Выборге, за что подвергался репрессиям. В 1917 году становится руководителем большевистской организации в Самтредиа. В 1920 году избран членом ЦК КП(б) Грузии. С 1922 по 1924 год — нарком земледелия. С 10.1922 - 01.1923 председатель Всегрузинского Центрального Исполнительного комитета. С 1924 года — член ЦКК.

Память

Именем Вано Стуруа был назван Бакинский судоремонтный завод.

Напишите отзыв о статье "Стуруа, Иван Фёдорович"

Отрывок, характеризующий Стуруа, Иван Фёдорович

Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.