Стэйли, Лейн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лейн Стэйли
Layne Staley

Стэйли на выступлении с Alice in Chains в Бостоне, 1992 год
Основная информация
Полное имя

Лейн Томас Стэйли

Дата рождения

22 августа 1967(1967-08-22)

Место рождения

Киркленд, штат Вашингтон, США

Дата смерти

5 апреля 2002(2002-04-05) (34 года)

Место смерти

Сиэтл, штат Вашингтон, США

Годы активности

1979 — 2002

Профессии

музыкант
автор-исполнитель

Певческий голос

тенор

Инструменты

вокал
гитара
ударные

Жанры

альтернативный метал, гранж, хэви-метал, хард-рок, альтернативный рок, блюз-рок, спид-метал, глэм-рок

Коллективы

Sleze
Alice N' Chains
Alice in Chains
Mad Season
Second Coming
Class of '99

Сотрудничество

Heart
Tool

Лейблы

Columbia

[www.layne-staley.com/ Официальный сайт]

Лейн Томас Стэйли (англ. Layne Thomas Staley; 22 августа 1967 — 5 апреля 2002) — вокалист и один из основателей американской рок-группы Alice in Chains, образованной в 1987 году. Лейн Стэйли также был участником таких супергрупп, как Mad Season и Class of ’99.





Биография

Ранние годы

Лейн Стэйли родился в семье Фила Стэйли (англ. Phil Staley) и Нэнси МакКоллум (англ. Nancy McCallum) в Кирклэнде, штат Вашингтон. Когда ему было 7 лет, его родители развелись, после чего его воспитывали мать и отчим, Джим Элмер. В начале 2002 г., незадолго до смерти, Лейн описывал опыт переживания развода родителей: «Мой мир превратился в кошмар, вокруг меня были только тени. Мне сказали, что мой отец умер, но моя семья всегда знала, что он где-то неподалёку, сидит на наркотиках. С того времени я всегда спрашивал себя „Где мой папа?“. Мне было очень грустно и мне его не хватало. Он выпал из моей жизни на 15 лет». В этом же интервью он сказал, что убедил себя, что если станет знаменитостью, его отец вернётся.

Стэйли начал играть на ударных, когда ему было 12 лет; он играл вещи из репертуара некоторых глэм-коллективов, в то же время он хотел быть вокалистом. После распада его группы Sleeze в 1986 году, Стэйли сформировал Alice N’ Chainz, группу, которая, по его словам, «одевалась в бабские шмотки и играла спид-метал». Название Alice N’ Chainz (рус. Алиса в цепях) отражало ироническое отношение Стэйли к ортодоксальным металлистам, которые украшали свою одежду множеством цепей. Новая группа выступала в Сиэтле, играя кавер-версии песен Slayer и Armored Saint. Стэйли встретил Джерри Кантрелла, работая в репетиционной студии Music Bank, где два музыканта стали соседями по комнате. Alice N’ Chainz вскоре распалась и Стэйли присоединился к фанк-коллективу, которому требовался гитарист. Стэйли предложил Кантреллу присоединиться к коллективу в качестве сессионного гитариста. Кантрелл согласился, при условии, что Стэйли присоединится к группе Кантрелла Diamond Lie, которая в то время включала в себя ударника Шона Кинни (англ. Sean Kinney) и басиста Майка Старра (англ. Mike Starr). В конечном счёте фанк-проект распался и Стэйли присоединился к Кантреллу на постоянной основе. Diamond Lie играли в клубах на северном Тихоокеанском побережье, часто растягивая 15-минутный материал на 45-минутный сет. Немного позже группа поменяла название на Alice in Chains.

Alice in Chains

Alice in Chains выпустили дебютный альбом Facelift 21 августа 1990 г.. Второй сингл, «Man in the Box», слова к которому написал Стэйли, стал полномасштабным хитом. «Man in the Box» широко известен и узнаваем благодаря характерной «заглавной бессловесной мелодии, характерному напряжённому вокалу Лейна Стэйли, совпадающим в унисон с перегруженным звуком гитар, вместе с более сухим и менее резким голосом Кантрелла». Facelift стал дважды платиновым согласно данным RIAA, будучи проданным в количестве более двух миллионов копий в США. В сентябре 1992 г. Alice in Chains выпустили Dirt, самый успешный альбом группы. Хорошо принятый критиками, он дебютировал на шестой строчке Billboard 200 и был сертифицирован как четырежды платиновый. Группа не проводила длительных гастролей в поддержку альбома из-за наркозависимости Стэйли. В ходе гастролей басист Старр покинул группу по личным причинам. На смену ему пришел Майк Айнез.

Хотя Кантрелл писал или принимал участие в написании почти всей музыки Alice in Chains, Стэйли писал всё больше и больше текстов песен, в итоге написав около половины текстов группы и написав полностью три песни — «Hate to Feel», «Angry Chair» и «Head Creeps». В текстах Стэйли чётко прослеживается его борьба с героиновой зависимостью и другие личные проблемы.

В 1994 году увидел свет второй акустический мини-альбом Jar of Flies. Он дебютировал на первой строчке хит-парадов, став первым альбомом Alice in Chains и первым мини-альбомом, достигшим такого успеха. Другие члены Alice in Chains, наблюдая ухудшающееся состояние Стэйли, предпочли не проводить тур в поддержку Jar of Flies. После выхода альбома Стэйли лёг в реабилитационную клинику и начал работать над сторонними проектами с несколькими музыкантами из Сиэтла, включая Майка МакКриди (англ. Mike McCready) из Pearl Jam и Барретта Мартина из Screaming Trees. Новая группа Стэйли работала над материалом в течение нескольких месяцев и в итоге провела выступление в The Crocodile Cafe под именем The Gacy Bunch. Через несколько недель группа изменила название на Mad Season. В декабре 1995 г. Mad Season исполнили две песни, «Lifeless Dead» и «I Don’t Know Anything», на спутниковой радиопередаче Pearl Jam, Self-Pollution. Группа закончила запись альбома, названного Above, который был выпущен в марте 1995 г. Первый сингл, «River of Deceit», стал скромным успехом на альтернативных радиостанциях; «I Don’t Know Anything» иногда звучит в радиоэфире и в текущее время. Видеозапись концерта в Moon Theatre в Сиэтле была выпущена в августе 1995 г. под названием Live at the Moore.

В период вынужденного «отпуска» Alice in Chains слухи о героиновой зависимости Стэйли стали широко циркулировать в массмедиа и в среде слушателей, частично из-за изменений в физическом состоянии и внешнем виде музыканта, вызванными длительным употреблением героина. После выступления Стэйли в качестве приглашённого музыканта на концерте Tool, в композиции «Opiate», журнал Seattle Post-Intelligencer отметил следующее: «На концерте Rockstock радиостанции KISW-FM, прошедшем в Kitsap County Fairgrounds в Бремертоне в мае 1994 — спустя месяц после смерти Курта Кобейна — Стэйли внезапно появился на концерте. Он выглядел больным и был в шерстяной лыжной маске, пряча своё лицо за ней». В этот период начали циркулировать упорные и неподтверждённые слухи о ухудшающемся состоянии здоровья Стэйли, от версий о гангрене до версий об отсутствующих пальцах. Марк Арм из Mudhoney сказал следующее: «Помню, видел его в 95-м году… его рвало, и он был полностью зелёным, и мой желудок настроился на ту же волну, когда я наблюдал за человеком, который находится на пути, с которого не может свернуть»[1].

Alice in Chains собрались снова в 1995 г. для записи одноименного альбома, иногда называемого «Треножник» (из-за фотографии трёхногой собаки на обложке альбома). Альбом дебютировал на вершинах американских чартов и был награждён — наряду с Facelift и Jar of Flies — статусом дважды платинового альбома.

В 1996 г. группа сыграла вживую в первый раз за три года на телевизионном шоу MTV Unplugged. Лейн был ослаблен борьбой с зависимостью, весь год пытаясь наконец с ней покончить, и выглядел явно больным. Тем не менее он все еще был способен на отличное выступление на акустическом концерте. В последний раз Лейн выступил с группой 3 июля во время совместного тура с Kiss.

В октябре 1996 года бывшая девушка Лейна умерла от осложнений после вирусной инфекции, занесенной при приеме наркотиков. После этого он оставил все попытки борьбы с зависимостью.

Последние годы: 1997—2002

До вручения «Грэмми» в 1997 году Лейн не показывался на публике. Затем он записал два трека к бокс-сету группы в 1998 году. Продюсер Dirt Дэйв Джерден заметил, что Лейн «весил 80 фунтов и был белым, как призрак».

В ноябре 1998 Лейн принял участие в записи нескольких треков для группы Class of ’99, в том числе и каверов на первую и вторую часть «Another Brick in the Wall» Pink Floyd. На второй кавер был снят клип, Стэйли был единственным, кто не снимался специально для клипа. Для появления Стэйли в клипе использовались фрагменты видео Live at Moore группы Mad Season, датируемого 1995 годом. К тому времени физическое состояние Лейна настолько ухудшилось, что у него выпала часть зубов, и в вышеуказанных песнях слышно его изменившееся произношение.

О жизни Стэйли в период с 1999 по 2002 гг. известно немного. Последним опубликованным фото Лейна на данный момент является фотография, сделанная 31 октября 1998 года за кулисами сольного концерта Джерри Кантрелла[2]. У матери Лейна также есть фотография Лейна в ноябре 2001 года, но по причине его болезненного вида она отказывается её публиковать. В 2013 году были опубликованы фотографии Alice In Chains, сделанные в августе 1998 года во время записи песен «Get Born Again» и «Died». На одной из фотографий запечатлено празднование 31-го дня рождения Стэйли[3].

В своем последнем интервью, в 2002 г., Стэйли сказал: «Я знаю, что скоро умру. Никогда не хотел так закончить свою жизнь. И я употребляю героин не для того, чтобы получить кайф, как многие думают. Я сделал огромную ошибку, когда начал принимать это дерьмо. Это все очень сложно объяснить. Моя печень не функционирует, меня постоянно рвет и поносит. Эта боль невыносима. Худшая боль из возможных.»

Близкие друзья говорили, что не видели его неделями, и это было нормальным явлением. В последние недели жизни Лейн посещал бар недалеко от дома, ничего не покупал и просто сидел за столиком в углу.

Смерть

19 апреля 2002 года, бухгалтеры Стэйли связались с его матерью, Нэнси Мак-Каллум, и сообщили ей, что он не снимал деньги со своего банковского счета уже две недели. Мак-Каллум позвонила в 911, чтобы сказать, что «она не слышала ничего от Стэйли около двух недель»[4]. В тот же день, полиция, вместе с Мак-Каллум и её мужем отправились в дом Стэйли. Когда полиция выломала дверь его кондоминиума, Лейн был найден мёртвым на диване, освещенный мигающим телевизором и окруженный множеством различных приспособлений для употребления наркотиков. В протоколе вскрытия констатируется, что Стэйли умер после инъекции смеси героина и кокаина, известной как «спидбол»[5].

Дискография

Alice in Chains

Другое

Год Детали альбома Группа Описание
1993 Desire Walks On
  • Релиз: 16 ноября 1993
  • Лейбл: Capitol
Heart Приглашённый вокалист на песне «Ring Them Bells».
1995 Above
  • Релиз: 14 марта 1995
  • Лейбл: Columbia
Mad Season U.S. #24, Золотой
Working Class Hero: A Tribute to John Lennon
  • Релиз: 10 октября 1995
  • Лейбл: Hollywood
Вокал на песне «I Don’t Wanna Be a Soldier».
L.O.V.Evil
  • Релиз: 15 декабря 1995
  • Лейбл: Red Rocket
Second Coming Приглашённый вокалист на песне «It’s Coming After».
1998 The Faculty: Music from the Dimension Motion Picture
  • Релиз: 8 декабря 1998
  • Лейбл: Sony
Class of '99 Вокал на песне «Another Brick in the Wall, Part 2».

Напишите отзыв о статье "Стэйли, Лейн"

Примечания

  1. [www.vh1.com/artists/news/1453544/04222002/alice_in_chains.jhtml «An Angry Angel — Layne Staley Remembered by Bandmates, Friends». vh1.com. April 22, 2002.]
  2. [img857.imageshack.us/img857/3377/19940017235977948226210.jpg Last Published Photos Of Layne Staley]
  3. [www.alternativenation.net/?p=20987 NEW PHOTOS OF ALICE IN CHAINS RECORDING “GET BORN AGAIN” & “DIED” IN 1998]
  4. [www.thesmokinggun.com/documents/crime/alice-chains-singers-death «Archive»]
  5. [www.billboard.com/search/?Nty=1&Ntx=mode%2Bmatchallpartial&Ntk=Keyword&Ns=FULL_DATE%7C1&Ne=125&N=126&Ntt=Layne%20Staley#/news/report-staley-died-of-heroin-cocaine-overdose-1484995.story «Report: Staley Died Of Heroin/Cocaine Overdose»]

Ссылки

  • [www.aliceinchains.com/ Официальный сайт Alice in Chains]
  • [www.laynestaleyfund.com/ Фонд Лейна Стэйли — Некоммерческая организация для сбора денег на лечение от наркозависимости и работ с музыкальным обществом Сиэтла.]

Отрывок, характеризующий Стэйли, Лейн

– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.