Стэнли, Чарльз Джон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джон Стэнли
Charles John Stanley

Джон Стэнли
Основная информация
Дата рождения

1712(1712)

Место рождения

Лондон

Дата смерти

1786(1786)

Место смерти

Лондон

Страна

Великобритания Великобритания

Профессии

композитор, органист, клавесинист, скрипач

Жанры

органная музыка, духовная музыка, оратория, ода

Чарльз Джон Стэнли (англ. Charles John Stanley, 17 января 1712 по старому стилю — 19 мая 1786) — английский композитор и органист эпохи позднего барокко.





Биография

Джон Стэнли родился в Лондоне 17 января 1712. В возрасте двух лет он неудачно упал на мраморный очаг с фарфоровой миской в руке. Этот несчастный случай оставил его почти слепым на всю жизнь.

Джон начал изучать музыку в возрасте семи лет под руководством Мориса Грина, композитора и органиста в соборе Св. Павла. Он учился, по словам Чарльза Бёрни, «с большим усердием и успехом, который был удивителен». В возрасте девяти лет Стэнли уже играл на органе — вероятно, в качестве временного заменяющего — в окружной церкви Олл-Хэллоус Брэд Стрит. Местный органист скончался 23 сентября 1723 года, и ровно месяц спустя одиннадцатилетний Стэнли был назначен на его место с зарплатой в 20 фунтов в год.

Когда Стэнли исполнилось четырнадцать лет, «в предпочтении к большому числу кандидатов», согласно Бёрни, он был выбран органистом в церковь св. Андрея в Холборне, а в возрасте семнадцати лет стал самым молодым человеком, получившим степень бакалавра музыки (англ. Bachelor of Music, B.Mus). в Оксфордском университете.

В 1734 году Стэнли был назначен органистом в Общество Внутреннего Темпла, и эту позицию он сохранил до своей смерти в 1786 году. Именно в древней церкви Темпла его блестящая игра на органе и клавесине привлекла внимание многих выдающихся музыкантов, включая Генделя, который регулярно посещал церковь, чтобы услышать игру Стэнли. Стэнли был также хорошим скрипачом.

В 1738 году Стэнли женился на Саре Арлонд — дочери капитана Эдварда Арлонда из East India Company, от которого затем получал приданое 7,000 фунтов в год. Сестра Сары Энн, которая в это время жила с ними, стала переписчиком работ слепого композитора.

Будучи фактически слепым, Стэнли, однако, имел замечательную память, которая помогала ему дирижировать многие оратории Генделя, самому писать музыку и получать удовольствие от карточных игр со своими многочисленными друзьями. Если Стэнли требовалось аккомпанировать свежесозданной оратории, он просил, чтобы его невестка сыграла её только один раз — этого было достаточно для Стэнли, чтобы выучить произведение. Он часто играл на органе в Воксхолл-Гарденз, наиболее предпочитая играть на благотворительных акциях и при открытии любых недавно построенных церковных органов. Стэнли даже выкраивал время на преподавание. В 1757 была впервые исполнена его оратория Jephthah.

После смерти Генделя в 1760 году Стэнли начал сотрудничество с композитором Джоном Кристофером Смитом и позже с Томасом Линли, имея целью продолжить серию ораторий в Ковент-Гарден. В течение первого сезона Стэнли написал ораторию Zimri. Он лично аккомпанировал всем ораториям и исполнял концерты во время каждого интервала. Также в 1760 он составил оду в память о Георге II и в знак уважения к Георгу III, которая была впервые исполнена в театре Друри-Лейн. По случаю свадьбы короля в 1762 он составил драматическую пасторальную ораторию, Arcadia.

Гендель был начальником [en.wikipedia.org/wiki/Foundling_Hospital лондонской больницы подкидышей]. Орган был подарком Генделя больнице, и сам Гендель дирижировал одиннадцатью исполнениями своей «Мессии» там, таким образом зарабатывая 7,000 фунтов для благотворительных целей. Продолжая идти по стопам Генделя, Стэнли избрался начальником больницы в 1770 году, и с 1775 до 1777 он тоже перечислял средства, вырученные с исполнения «Мессии» в помощь фондам больницы.

В 1779 Стэнли сменил Уильяма Бойса на должности Мастера королевской музыки. В этом качестве он составил многие новогодние и поздравительные оды ко дню рождения монарха, но, к сожалению, эта музыка не сохранилась. Последняя работа Стэнли, вероятно, — ода, сочиненная на день рождения короля (4 июня 1786). Стэнли так и не услышал её исполнение, поскольку скончался в своем доме в Хаттон-Гарден 19 мая 1786 в возрасте 74-х лет.

Работы Стэнли включают также оперу Teraminta, драматическую кантату The Choice of Hercules, двенадцать иных кантат с текстами Джона Хокинса, оратории Jephtha, The Fall of Egypt, Zimri, и, кроме того, инструментальную музыку — в частности, трехтомник импровизаций для органа (1748, 1752 и 1754). Почти весь импровизационный материал характеризуется коротким, медленным вступлением, за которым следует либо соло-стоп, либо фуга. Некоторые из импровизаций были переложены для струнного камерного оркестра и трубы и исполняются в наши дни.

Работы

  • Opus 1 Eight Solos for Flute and Continuo (1740)
  • Opus 2 Six Concertos for strings (or organ & strings or flute & continuo) (1742/1745)
  • Opus 3 Six Cantatas (1742)
  • Opus 4 Six Solos for Flute and Continuo (1745)
  • Opus 5 Ten Voluntaries for Organ (1748)
  • Opus 6 Ten Voluntaries for Organ (1752)
  • Opus 7 Ten Voluntaries for Organ (1754)
  • Opus 8 Six Cantatas (1751)
  • Opus 9 Three Cantatas (1751)
  • Jephthah: Oratorio (1757)
  • Opus 10 Six Concertos for Organ or Harpsichord solo (1775)
  • Zimiri: Oratorio (1760)
  • Arcadia: A dramatic pastoral Oratorio (1762)
  • The Fall of Egypt: Oratorio (1774)

Напишите отзыв о статье "Стэнли, Чарльз Джон"

Литература

  • Prescott, John Richard. [www.escholarship.org/uc/item/6cn0h2r2#page-3 John Stanley, "A Miracle of Art and Nature": The Role of Disability in the Life and Career of a Blind Eighteenth-Century Musician (Ph.D. thesis)]. — UC Berkeley, 2011.
  • Charles Burney — [www.hoasm.org/VIIJ/StanleyAccount.html Some Account of John Stanley Esq.] // The European Magazine. — 1784.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Стэнли, Чарльз Джон

– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!