Генриетта Стюарт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Стюарт, Генриетта»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Стюарт.
Генриетта Английская
англ. Henrietta of England<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Пьера Миньяра</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Генриетты Английской, герцогини Орлеанской</td></tr>

Герцогиня Орлеанская
31 марта 1661 — 30 июня 1670
Монарх: Людовик XIV
Предшественник: Маргарита Лотарингская[en]
Преемник: Елизавета Шарлотта Пфальцская
 
Вероисповедание: англиканство → католицизм
Рождение: 26 июня 1644(1644-06-26)
Эксетер, Королевство Англия
Смерть: 30 июня 1670(1670-06-30) (26 лет)
Сен-Клу, Королевство Франция
Место погребения: Аббатство Сен-Дени
Род: Стюарты → Орлеанский дом
Имя при рождении: Генриетта Стюарт
Отец: Карл I
Мать: Генриетта Мария Французская
Супруг: Филипп I Орлеанский
Дети: Мария Луиза, Филипп Карл, Анна Мария

Генрие́тта А́нна Стю́арт, герцоги́ня Орлеа́нская (англ. Henrietta Anna Stuart; 16 (26) июня 1644 года, Эксетер — 30 июня 1670 года, Сен-Клу) — младшая дочь Карла I Стюарта и Генриетты Марии Французской.

В возрасте двух лет Генриетта была вывезена из Англии гувернанткой и оказалась при дворе своего кузена Людовика XIV, где получила прозвище «Минетта» (в переводе с французского — «кошечка» или «котёнок»)[1]. После свадьбы с братом короля Филиппом Французским принцессу стали называть при дворе по титулу — «Мадам»[2]. Влияние, которое принцесса имела при дворе, было причиной напряжённости в её отношениях с мужем[3]. Генриетта играла большую роль в заключении Дуврского договора. Вскоре после подписания договора и возвращения во Францию Генриетта умерла. Обстоятельства смерти принцессы были таковы, что многие современники посчитали, что Генриетта была отравлена, однако официально причиной смерти стал гастроэнтерит.

Потомки Генриетты оказались старшими в доме Стюартов после пресечения его мужской линии вместе со смертью Генриха Стюарта в 1807 году. Однако они были отстранены от престолонаследия Англии и Шотландии в 1701 году из-за принадлежности к католической религии.





Ранние годы в Англии

Принцесса Генриетта родилась 16 июня 1644 года накануне второй битвы при Ньюбери[en], в разгар гражданской войны. Местом её рождения стал Бедфорд-хаус в Эксетере — резиденция герцога Бедфорда[en], который незадолго до этого вернулся на сторону роялистов. Отцом принцессы был английский король Карл I; матерью — Генриетта Мария Французская, младшая дочь французского короля Генриха IV и его жены Марии Медичи[4][5]. Именно с матерью Генриетта всю жизнь поддерживала наиболее близкие отношения[6]. Родство принцессы с французскими королями Людовиком XIII и Людовиком XIV в дальнейшей жизни окажется очень полезным для неё самой и её семьи.

Незадолго до рождения Генриетты её мать была вынуждена покинуть Оксфорд и перебраться в Эксетер, куда она прибыла 1 мая 1644 года. Состояние здоровья королевы было таково, что её смерть при предстоящих родах являлась, по мнению многих, наиболее вероятным исходом[7]. Новорождённая принцесса была передана заботам Анны Вильерс[en], известной в то время как леди Далкит[8][5]. Ради безопасности принцессы королева решила отправить её в Фалмут, где находилась предпоследняя английская крепость, всё ещё верная королю — замок Пенденнис[en]; оттуда Генриетта Мария собиралась вместе с дочерью отправиться во Францию, где могла просить помощи для мужа у Людовика XIV. Прибывшая в Фалмут в середине июля королева была проинформирована, что маленькая принцесса приехала в город больной (у неё случались конвульсии), но уже полностью излечилась. Тем не менее, во Францию королева отправилась одна. 26 июля Генриетту навестил отец[5]. Незадолго до приезда король распорядился провести обряд крещения принцессы в соответствии с законами церкви Англии; обряд был проведён 21 июля в Эксетерском соборе, девочка получила имя Генриетта[9][5]. Принцессу перевезли в Отлендский дворец[en] за пределами Лондона, где она и её свита находились в течение трёх месяцев. С отцом Генриетта больше не виделась[6]. В июне 1646 года принцесса с небольшой свитой тайно покинула дворец; леди Далкит обеспечила благополучное прибытие Генриетты во Францию, где дочь воссоединилась с матерью[10][5].

Жизнь и брак во Франции

Уже при французском дворе при конфирмации принцессе было дано второе имя — Анна, в честь её тётки, французской королевы Анны Австрийской[9][5]. По прибытии во Францию дочь и мать поселились в апартаментах Лувра, Генриетта получила пенсию в размере тридцати тысяч ливров и право пользования Сен-Жерменским дворцом. Такие роскошные привилегии были вскоре урезаны, поскольку все деньги, что получала королева Генриетта Мария, стали передаваться её мужу в Англию или же роялистам, бежавшим во Францию[11]. Всё это время леди Далкит не оставляла принцессу[12].

В феврале 1649 года мать Генриетты была извещена о казни её мужа Карла I, обезглавленного 30 января. В конце Фронды, в разгар которой королева и принцесса оставались в Лувре, Генриетта Мария вместе с дочерью перебралась в Пале-Рояль, где уже проживал молодой король Людовик XIV с матерью и братом. В это время Генриетта Мария решила обратить дочь, крещённую в англиканстве, в католичество[13]. По просьбе королевы капеллану принцессы было поручено обратить в католичество и её гувернантку леди Далкит, однако он потерпел неудачу, и после смерти мужа в 1651 году леди Далкит вернулась в Англию[12]. В 1650 году в Париж приехал старший брат Генриетты, Карл, с которым принцесса очень сблизилась[12]. С приездом другого брата Генриетты, герцога Глостера[en], в 1652 год маленький английский двор значительно расширился[12]. В 1654 году принцесса совершила свой первый публичный выход: она вместе с матерью и братьями была приглашена на бал, который давал кардинал Мазарини[12]. Генриетта быстро очаровала французский двор своими познаниями во французском языке, увлечением литературой и музыкой[12]. После окончания Фронды французский двор сделал приоритетным поиск невесты для молодого короля. Генриетта Мария стала намекать на союз дочери и Людовика XIV, но королева Анна отвергла эту идею, предпочтя Генриетте дочь своего брата Филиппа IV, Марию Терезию[14]. Людовик XIV и Мария Терезия поженились в июне 1660 года, после чего Анна обратила внимание на своего второго, ещё неженатого сына Филиппа, герцога Орлеанского. Во время проживания в Шато-де-Коломб, личной резиденции Генриетты Марии за пределами Парижа, мать и дочь узнали о реставрации монархии в Англии и провозглашении королём брата Генриетты Карла II[15]; обе они вернулись в Париж. Это судьбоносное изменение заставило Филиппа Орлеанского, известного бисексуала, с которым была связана серия скандальных историй, просить руки Генриетты. Ранее при дворе распространились слухи о том, что Генриетта получила предложение о браке от Карла Эммануила Савойского и великого герцога Тосканы, но вопрос о браке не был решён из-за изгнаннического статуса принцессы[16].

Нетерпеливый Филипп желал убедиться, что сможет жениться на Генриетте как можно скорее, но королева Генриетта Мария собиралась вернуться в Англию, чтобы расплатиться с долгами, обеспечить приданое для дочери и предотвратить объявление герцога Йоркского о браке с Анной Хайд, бывшей фрейлиной королевской принцессы[17]. В это же время, в сентябре 1660 года, от оспы умер герцог Глостер, и Генриетта находилась в тоске и трауре по брату[18][19]. В октябре Генриетта с матерью отправилась из Кале в Дувр, где остановилась в Дуврском замке. Французский двор официально просил руки принцессы 22 ноября; тогда же был решён вопрос с приданым Генриетты: Карл II согласился дать сестре в качестве приданого восемьсот сорок тысяч ливров[20] и ещё двадцать тысяч на другие расходы. Генриетта также получила в качестве личного подарка сорок тысяч ливров и Шато-де-Монтаржи в качестве личной резиденции[21].

Возвращение Генриетты во Францию было отложено из-за смерти от оспы её старшей сестры Марии, принцессы Оранской. В конце концов, Генриетта покинула Англию в январе 1661 года. 30 марта Генриетта и Филипп подписали брачный контракт в Пале-Рояле; официальная церемония состоялась на следующий день[22]. После празднований молодожёны отправились в Тюильри, их новую резиденцию[23]. Поскольку теперь Генриетта была замужем за Месье — младшим братом короля, — принцессу стали именовать «Мадам, герцогиня Орлеанская»[24].

Поначалу брак принцессы казался вполне удачным, а Филипп — любящим мужем, несмотря на то, что между супругами было мало общего[19]. За год в браке Генриетта родила дочь, которую окрестили Марией Луизой. Некоторые придворные ставили под сомнение отцовство Филиппа, намекая, что отцом новорождённой принцессы был король Людовик XIV или граф де Гиш. Между Генриеттой и Гишем, возможно, завязался роман в начале замужества принцессы, несмотря на то, что тот, как предполагалось, успел побывать любовником самого Филиппа[25].

Вскоре после этого король сделал своей фавориткой одну из фрейлин Генриетты, Луизу Лавальер, которая появилась при дворе в конце 1661 года и защищала герцогиню Орлеанскую в деле Гиша. Следующий ребёнок Филиппа Орлеанского и Генриетты — сын Филипп[en] — родился в июле 1664 года и получил титул герцога Валуа; мальчик умер в 1666 году через несколько часов после наречения его Филиппом Шарлем. Смерть маленького герцога сильно опечалила Генриетту[26]. В июле 1665 года Генриетта родила мёртвую дочь; четыре года спустя герцогиня родила другую дочь[27], окрещённую Анной Марией в 1670 году.

В 1666 году при дворе герцога и герцогини оказался шевалье де Лоррен — наиболее видный предполагаемый любовник Филиппа[28]. Именно Лоррен часто соперничал с Генриеттой за власть внутри двора герцога Орлеанского; после смерти Генриетты он стал соперником второй жены Филиппа, Елизаветы Шарлотты Пфальцской[29].

Генриетту часто называли при дворе интеллигентной принцессой; принцесса вела переписку с Мольером, Расином, Лафонтеном, Бюсси-Рабютеном и другими знаменитостями того времени[30][19]. Она также любила садоводство и разбила водный сад в Пале-Рояле[31]. Генриетта собрала большую коллекцию картин, среди которых были работы Ван Дейка и Корреджо[32]. Столь бурная активность принцессы заставила историков думать, что Генриетта страдала нервной анорексией[33].

В конце 1669 года Генриетта потеряла мать, королеву Генриетту Марию, которая умерла после принятия чрезмерной дозы опиатов в качестве болеутоляющего[34]. Генриетта была опустошена; ситуацию усугубил Филипп, который ещё до похорон стал претендовать на наследство жены[6].

Дуврский договор

Основная статья: Дуврский договор

Генриетта сыграла важную роль в дипломатических переговорах между её родной Англией и Францией. Брат принцессы, Карл II, с которым у Генриетты всегда были близкие отношения, пытался установить более тесные связи с Францией ещё с 1663 года. Удалось ему это лишь в 1669 году, когда Карл открыто признался, что стал католиком, и пообещал вернуть Англию в лоно католической церкви. Генриетте не терпелось посетить родину, в чём её поощрял король Людовик XIV, желавший заключения договора. Филипп Орлеанский, однако, раздражался из-за флирта Генриетты с Гишем и другими своими любовниками и оставался непреклонен в том, что не следовало допускать, чтобы принцесса отправилась жаловаться на его отношение английскому королю, и что она должна оставаться рядом с ним во Франции[35]. Принцесса сумела убедить французского короля отпустить её в Англию, в Дувр, куда она прибыла 26 мая 1670 года и оставалась там до 1 июня — дня подписания договора[36].

Карл II отказался от Тройственного альянса со Швецией и Голландией в пользу оказания помощи Людовику XIV в завоевании Голландской республики, которую тот считал частью невыплаченного приданого своей жены, королевы Марии Терезии. Англии в случае завоевания Голландии было обещано несколько очень прибыльных портов вдоль одной из её крупнейших рек. Публичное оглашение договора состоялось только в 1830 году[37]. Успешность миссии Генриетты была обусловлена любовью к ней брата и близкими отношениями между ними; немалую роль в этом деле сыграла фрейлина Генриетты Луиза Рене де Керуаль, которая прибыла в Англию вместе с принцессой и быстро очаровала английского короля. 18 июня, проведя некоторое время в Англии, Генриетта вернулась во Францию[38]. Луиза уехала во Францию вместе с ней, но вскоре после смерти Генриетты вернулась в Англию и стала фавориткой Карла II[35].

Смерть и погребение

В 1667 году Генриетта начала жаловаться на периодические сильные боли в боку. В начале апреля 1670 года, согласно сообщениям, у Генриетты начались проблемы с пищеварением настолько сильные, что она могла употреблять в пищу только молоко. 20 июня Генриетта прибыла в Париж[35], 26 июня вместе с мужем она остановилась в Сен-Клу[39]. 29 июня в пять часов вечера Генриетта выпила стакан цикориевой воды со льдом. По словам свидетелей, сразу же после этого она почувствовала боль в боку и воскликнула: «Ах! Какая боль! Что мне делать! Я, должно быть, отравлена!»[40]. Принцесса потребовала для себя противоядия и чтобы кто-нибудь изучил воду, которую она пила. Ей дали распространенное в то время лекарство от колик, а также противоядие. Королевская семья прибыла в Сен-Клу в течение нескольких часов после того, как получила известие о болезни Генриетты. К постели принцессы был призван епископ Боссюэ, который позже провёл соборование. В два часа утра следующего дня Генриетта умерла[33][35]. Многие придворные посчитали Шевалье де Лоррена и маркиза д’Эффиа соучастниками отравления Генриетты[33]. Семнадцать французских и два английских врача, английский посол и около ста зрителей присутствовали при вскрытии и, хотя в официальном сообщении говорилось о «смерти от холерной болезни (гастроэнтерита), вызванной подогревом желчи», многие наблюдатели не согласились с этим заключением[35].

Генриетта была похоронена в королевской базилике Сен-Дени 4 июля, ещё одно богослужение прошло 21 июля[41]. На службе присутствовали представители всех главных государственных органов, включая членов парламента, судов, Собрания духовенства и городских корпораций, а также представители знати и широкой общественности: королева Мария Терезия сопровождала бывшего короля Польши Яна II Казимира и английского посла герцога Бекингема; также присутствовали принцы крови и многие другие[42].

«Наконец, появились члены двора месье и мадам, несущие факелы в руках. Мавзолей, окруженный алтарями и серебряными урнами и украшенный аллегорическими скорбящими статуями, среди которых заметны были Молодость, Поэзия и Музыка, воздвигнутыми в центре хора. Здесь покоился гроб, покрытый золотой парчой, отороченной горностаем, с вышитыми на ней золотом и серебром гербами Франции и Англии. Присутствующие заняли свои места и зажгли сотни свечей, создававших облако ладана; архиепископ Реймса с помощью других епископов начал мессу, которая была воспета королевскими музыкантами под предводительством Люлли»[43].

В 1671 году Филипп Орлеанский женился во второй раз: его избранницей стала Елизавета Шарлотта Пфальцская, которая, как и Генриетта, была потомком короля Якова I[44]. Филипп Орлеанский умер в 1701 году[45].

16 октября 1793 года могила Генриетты в числе прочих была осквернена[46].

Потомство

В браке Генриетты и Филиппа родилось четверо детей[19]:

Потомками Генриетты являются несколько европейских претендентов на престолы и монархов[48].

Герб

Герб Генриетты, герцогини Орлеанской, основан на гербе её мужа Филиппа, объединённого с английским королевским гербом её отца[49].

Щит увенчан короной, соответствующей достоинству французских принцев — королевских детей[en]. Справа — герб герцогов Орлеанских (французский королевский герб — в лазоревом поле три золотых лилии — с серебряным титлом с тупыми зубцам); слева — английский королевский герб Стюартов (начетверо: в первой и четвёртой частях королевский герб Англии [в 1-й и 4-й частях в лазоревом поле три золотых лилии (французский королевский герб), во 2-й и 3-й частях в червлёном поле три золотых вооружённых лазурью леопарда (идущих льва настороже), один над другим (Англия)]; во второй части в золотом поле червлёный, вооруженный лазурью лев, окружённый двойной процветшей и противопроцветшей внутренней каймой [Шотландия]; в третьей части в лазоревом поле золотая с серебряными струнами арфа [Ирландия])[50].

В культуре

Генриетта изображена на одном из портретов коллекции «Виндзорские красавицы» Питера Лели[51].

Герцогиня Орлеанская была близкой подругой мадам де Лафайет, которая по её просьбе написала биографию принцессы[52].

Генриетта является одним из персонажей романов Дюма «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя», а также двух экранизаций первого из них: французской[fr] (1922; роль исполнила Симоне Ваудри[fr][53]) и российско-французской (1992; роль исполнила Лилия Иванова).

Герцогиня появляется в нескольких фильмах и сериалах:

Родословная

Предки Генриетты Стюарт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Мэтью Стюарт, 4-й граф Леннокс
 
 
 
 
 
 
 
8. Генри Стюарт, лорд Дарнли
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Маргарита Дуглас
 
 
 
 
 
 
 
4. Яков I
король Англии, Шотландии и Ирландии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Яков V
король Шотландии
 
 
 
 
 
 
 
9. Мария Стюарт
королева Шотландии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Мария де Гиз
 
 
 
 
 
 
 
2. Карл I
король Англии, Шотландии и Ирландии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Кристиан III
король Дании и Норвегии
 
 
 
 
 
 
 
10. Фредерик II
король Дании и Норвегии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Доротея Саксен-Лауэнбургская
 
 
 
 
 
 
 
5. Анна Датская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Ульрих Мекленбургский, герцог Мекленбург-Гюстровский
 
 
 
 
 
 
 
11. София Мекленбург-Гюстровская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Елизавета Датская
 
 
 
 
 
 
 
1. Генриетта Анна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Карл IV де Бурбон, герцог Вандом
 
 
 
 
 
 
 
12. Антуан де Бурбон, герцог Вандом
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Франсуаза Алансонская
 
 
 
 
 
 
 
6. Генрих IV
король Франции и Наварры
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Генрих II
король Наварры
 
 
 
 
 
 
 
13. Жанна III
королева Наварры
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Маргарита Валуа
 
 
 
 
 
 
 
3. Генриетта Мария Французская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Козимо I, великий герцог Тосканы
 
 
 
 
 
 
 
14. Франческо I, великий герцог Тосканы
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Элеонора Толедская
 
 
 
 
 
 
 
7. Мария Медичи
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Фердинанд I
император Священной Римской империи
 
 
 
 
 
 
 
15. Иоанна Австрийская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Анна Ягеллонка
королева Богемии
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Генриетта Стюарт"

Примечания

  1. ↑ Barker, 1989, p. 75.
  2. ↑ Barker, 1989, p. 72.
  3. ↑ Barker, 1989, p. 78.
  4. ↑ Montgomery-Massingberd, 1977, p. 85.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 Beatty, 2003, p. 47.
  6. ↑ 1 2 3 [www.englishmonarchs.co.uk/stuart_23.html Henrietta Anne Stuart, Duchess of Orleans] (англ.). English Monarchs. Проверено 21 февраля 2016.
  7. ↑ Cartwright, 1900, p. 3.
  8. ↑ Cartwright, 1900, p. 4.
  9. ↑ 1 2 Fraser, 2006, p. 32.
  10. ↑ Cartwright, 1900, p. 13.
  11. ↑ Cartwright, 1900, p. 18.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 Beatty, 2003, p. 48.
  13. ↑ Cartwright, 1900, pp. 25—28.
  14. ↑ Fraser, 2006, p. 67.
  15. ↑ Cartwright, 1900, p. 68.
  16. ↑ Cartwright, 1900, p. 62.
  17. ↑ Cartwright, 1900, p. 67.
  18. ↑ Cartwright, 1900, p. 69.
  19. ↑ 1 2 3 4 Beatty, 2003, p. 49.
  20. ↑ Barker, 1989, p. 125.
  21. ↑ Cartwright, 1900, p. 70.
  22. ↑ Cartwright, 1900, p. 81.
  23. ↑ Cartwright, 1900, p. 90.
  24. ↑ Fraser, 2006, p. 321.
  25. ↑ Cartwright, 1900, p. 106.
  26. ↑ Barker, 1989, p. 115.
  27. ↑ Mitford, 1966, p. 87.
  28. ↑ Cartwright, 1900, p. 239.
  29. ↑ van der Cruysse, 1988, p. 165.
  30. ↑ Cartwright, 1900, p. 179.
  31. ↑ Fraser, 2006, p. 76.
  32. ↑ Fraser, 2006, p. 77.
  33. ↑ 1 2 3 Fraser, 2006, p. 155.
  34. ↑ White, 2006, p. 193.
  35. ↑ 1 2 3 4 5 Beatty, 2003, p. 50.
  36. ↑ Fraser, 2006, p. 151.
  37. ↑ Fraser, 1979, p. 276.
  38. ↑ Cartwright, 1900, p. 336.
  39. ↑ Fraser, 2006, p. 153.
  40. ↑ Cartwright, 1900, p. 345.
  41. ↑ Cartwright, 1900, p. 379.
  42. ↑ Cartwright, 1900, pp. 382—383.
  43. ↑ Cartwright, 1900, p. 383.
  44. ↑ Barker, 1989, p. 123.
  45. ↑ Barker, 1989, p. 234.
  46. ↑ Heylli, 1868, p. 104.
  47. ↑ Fraser, 2006, p. 277.
  48. ↑ Barker, 1989, p. 239.
  49. ↑ Louda, Maclagan, 1999, pp. таб. 68—69.
  50. ↑ Георгий Вилинблхов, Михаил Медведев [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2870/ Геральдический альбом. Лист 2] (рус.) // Вокруг света : журнал. — 1990. — Апрель (№ 4 (2595)).
  51. ↑ Melville, 2005, p. i.
  52. ↑ [www.gutenberg.org/author/La+Fayette,+Madame+de+(Marie-Madeleine+Pioche+de+La+Vergne) Работы Мари Мадлен де Лафайет] в проекте «Гутенберг»
  53. ↑ «Vingt ans après» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  54. ↑ «Последний король» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  55. ↑ «Broadside» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  56. ↑ «Minette» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  57. ↑ «Phoenix Song» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  58. ↑ «Versailles» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Литература

  • Barker, Nancy Nichols. [books.google.ru/books?id=UvOwAAAAIAAJ Brother to the Sun King: Philippe, Duke of Orléans]. — Baltimore/London: Johns Hopkins University Press, 1989. — 317 p. — ISBN 080183791X, 9780801837913.
  • Beatty, Michael A. [books.google.ru/books?id=2xNmOeE7LH8C The English Royal Family of America, from Jamestown to the American Revolution]. — McFarland, 2003. — P. 47—51. — 261 p. — ISBN 0786415584, 9780786415588.
  • Cartwright, Julia. [archive.org/details/madamelifeofhenr00adyjrich Madame : a life of Henrietta, daughter of Charles I. and duchess of Orleans]. — London: Seeley and Co.Ltd, 1900. — 438 p.
  • van der Cruysse, Dirk. [books.google.ru/books?id=3C9-QgAACAAJ Madame Palatine, princesse européenne]. — Fayard, 1988. — P. 165. — 748 p. — ISBN 2213022003, 9782213022000.
  • Fraser, Antonia. [books.google.ru/books?id=Hqn5QgAACAAJ Love and Louis XIV: The Women in the Life of the Sun King]. — Weidenfeld & Nicolson, 2006. — 388 p. — ISBN 0297829971, 9780297829973.
  • Fraser, Antonia. [books.google.ru/books?id=JlQeAAAAIAAJ Royal Charles: Charles II and the Restoration]. — Knopf, 1979. — 524 p. — ISBN 039449721X, 9780394497211.
  • Heylli, Georges d'. [books.google.ru/books?id=8kVGAAAAYAAJ L'odieuse profanation faicte des cercueils royaux de l'abbaye Sainct-Denys en l'année]. — 1868. — P. 104. — 248 p.
  • Louda, Jiří; Maclagan, Michael. [books.google.ru/books?id=NzY_PgAACAAJ Lines of Succession: Heraldry of the Royal Families of Europe]. — Little, Brown Book Group Limited, 1999. — 308 p. — ISBN 0316848204, 9780316848206.
  • Melville, Lewis. The Windsor Beauties: Ladies of the Court of Charles II. — Ann Arbor: Victorian Heritage Press, 2005. — P. i. — ISBN 1-932690-13-1.
  • Mitford, Nancy. [books.google.ru/books?id=Oc5nAAAAMAAJ The Sun King]. — Harper & Row, 1966. — 255 p.
  • Montgomery-Massingberd, Hugh. [books.google.ru/books?id=7GdtQwAACAAJ Burke's Royal Families of the World]. — London: Burke's Peerage, 1977. — Т. 1. — P. 85. — 594 p. — ISBN 0850110297, 9780850110296.
  • White, Michelle A. [books.google.ru/books?id=oz-BxVxgzhwC Henrietta Maria and the English Civil Wars]. — Ashgate Publishing, 2006. — P. 193. — 224 p. — ISBN 0754639428, 9780754639428.

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/p10140.htm#i101394 Henrietta Anne Stuart] (англ.). Thepeerage.com. Проверено 25 октября 2015.
  • Jacques-Bénigne Bossuet. [flaubert.univ-rouen.fr/bovary/bovary_6/textes/oraisons.html Oraison funèbre de Henriette-Anne d'Angleterre (1670)] (фр.). flaubert.univ-rouen.fr. Проверено 25 октября 2015.

Отрывок, характеризующий Генриетта Стюарт

Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Генриетта_Стюарт&oldid=80532132»