Стюарт, Джеймс, 1-й граф Морей
| Джеймс Стюарт англ. James Stewart<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Джеймс Стюарт (фрагмент свадебного портрета). Художник Ганс Эворт, 1562 г.</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1562 — 1570 | ||
| Предшественник: | новая креация | |
| Преемник: | Элизабет Стюарт, 2-я графиня Морей | |
| ||
| 1567 — 1570 | ||
| Преемник: | Мэтью Стюарт, 4-й граф Леннокс | |
| Рождение: | ок. 1531 | |
| Смерть: | 23 января 1570 | |
| Род: | Стюарты | |
| Отец: | Яков V, король Шотландии | |
| Мать: | Маргарет Эрскин | |
| Супруга: | Агнес Кит | |
| Дети: | дочери: Элизабет, Аннабель, Маргарет | |
Джеймс Стюарт (англ. James Stewart; 1531—23 января 1570), граф Морей (с 1562 г.) — крупный шотландский государственный деятель середины XVI века, регент Шотландии в 1567—1570 гг.
Молодые годы
Джеймс Стюарт был незаконнорожденным сыном шотландского короля Якова V и Маргарет Эрскин, и, таким образом, приходился единокровным братом королеве Шотландии Марии Стюарт.
В период правления Марии де Гиз лорд Джеймс поддерживал политику королевы-матери, за что получил в своё распоряжение доходы с ряда шотландских и французских аббатств. Однако во второй половине 1550-х годов под влиянием проповедей Джона Нокса лорд Джеймс перешел в протестантство. Развитие Реформации в Шотландии открывало для него широкие возможности, поскольку его сестра, королева Мария Стюарт, была католичкой и находилась в то время во Франции. Поэтому практически с самого начала протестантской революции в 1559 году лорд Джеймс присоединился к восставшим. При поддержке английских войск революция завершилась в 1560 году победой протестантов. Джеймс Стюарт вошел в новое правительство, его влияние усилилось. Английский посол Уильям Сесил даже считал вероятным, что вскоре Джеймс сможет добиться шотландского престола. Однако большинство баронов Шотландии не поддерживали идею смены монарха. В 1561 году в Шотландию возвратилась королева Мария Стюарт.
Морей и Мария Стюарт
Первое время после возвращения на родину королева Мария, не будучи искушенной в хитросплетениях шотландской политики, возложила руководство королевской администрацией на своего брата Джеймса Стюарта и его сподвижника Уильяма Мейтланда, лидеров «умеренных протестантов» и последовательных сторонников сближения с Англией. Лорду Джеймсу удалось в 1561—1563 гг. добиться определенной стабилизации ситуации в Шотландии: радикальные протестанты (в том числе и Джон Нокс) были отстранены от процессов принятия государственных решений и их восстание в 1561 году было подавлено, а консерваторы во главе с графом Хантли были усмирены королевскими войсками (поход Джеймса Стюарта в северо-восточные регионы в 1563 году). В Шотландии начали осуществляться умеренные протестантские реформы, закладывалась основа новой церковной иерархии (акт 1562 года о порядке распределения церковных доходов между церковью и государством). В 1562 году королева передала своему брату графство Морей на севере страны.
Но неожиданный брак Марии Стюарт и лорда Дарнли, заключенный 29 июля 1565 года, разрушил хрупкое равновесие в стране. Этот союз означал крах политики сближения с Англией, проводимой Мореем и Мейтландом, и начало самостоятельного правления королевы. Джеймс Стюарт был вынужден уйти в отставку и стал планировать заговор против Марии. Поддержку заговору обещала Англия и ряд шотландских баронов (герцог де Шательро и граф Аргайл). В августе 1565 года Морей поднял восстание и обратился с призывом к протестантам страны о совместных действиях против королевы. Однако энергичные действия Марии Стюарт не позволили восстанию набрать мощь, королевская армия атаковала Морея, и он был вынужден бежать в Англию. Елизавета I обещанную помощь не прислала.
В Шотландию граф Морей смог вернуться лишь в 1566 году, после убийства Давида Риччо, когда королеве потребовалось дополнительная поддержка против радикальных протестантов. Джеймс Стюарт был помилован и вернулся в состав правительства. Тем временем усиливался антагонизм между королевой и её супругом, лордом Дарнли. Против последнего сложилось несколько заговоров, в результате которых он был убит 10 февраля 1567 года при обстоятельствах, бросающих тень подозрения на королеву Марию. Участие Морея в заговоре против Дарнли не подтверждается документально, хотя, по всей видимости, он знал о готовящемся преступлении, а возможно даже и ему способствовал, надеясь скомпрометировать Марию Стюарт. И действительно уже летом 1567 года, после нового брака королевы с графом Ботвеллом, против Марии Стюарт поднялось практически все шотландское дворянство. 24 июля 1567 года королева подписала отречение от престола в пользу своего сына, годовалого Якова VI, регентом при котором должен был стать граф Морей.
Регент Шотландии
22 августа 1567 года Джеймс Стюарт был провозглашен регентом Шотландии. Новый правитель начал проводить политику примирения, пытаясь привлечь на свою сторону как можно больше баронов из числа участников свержения Марии Стюарт. Однако 2 мая 1568 года свергнутая королева бежала из заключения в Лохлевенском замке. На её сторону немедленно перешли несколько крупных аристократов (Шательро, Аргайл, Хантли), которым удалось собрать крупную армию. К счастью для регента ему удалось разбить войска королевы в битве при Лангсайде 13 мая 1568 года. Мария Стюарт бежала в Англию и обратилась за помощью к Елизавете I. Английская королева согласилась на посредничество, и в октябре 1568 года началось расследование обстоятельств убийства лорда Дарнли и последующего свержения Марии Стюарт. Морею, во многом благодаря публикации так называемых «Писем из ларца», удалось убедить Елизавету I в законности переворота. Англия признала правительство Морея и даже предоставила ему достаточно крупный кредит.
С опорой на Англию Джеймс Стюарт мог добиться стабилизации внутреннего положения Шотландии и продолжить протестантские реформы. Однако в стране оставалась значительная и влиятельная группа сторонников свергнутой королевы Марии («партия королевы»). К ней вскоре примкнул и Мейтланд, давний сподвижник регента. 23 января 1570 года Джеймс Стюарт был убит в Линлитгоу одним из сторонников королевы. Смерть Морея стала сигналом к начале гражданской войны в Шотландии между «партией короля» и «партией королевы», которая продлилась до 1573 года.
Характер
Существуют две полярные точки зрения на личность графа Морея. В народной памяти он сохранился как «добрый регент», возможно, лучший в шотландской истории, чье относительно спокойное правление так контрастировало с периодом смут и гражданских войн, который начался после его смерти. С другой стороны, Стефан Цвейг в своей апологии королевы Марии Стюарт изобразил Морея как коварного и расчетливого интригана, подстроившего свержение своей сестры. По всей видимости, обе эти позиции далеки от реальности: Джеймс Стюарт неоднократно терпел поражения и допускал политические просчеты, его успехи во многом объяснялись благоприятным стечением обстоятельств, а благо государства и церкви было для него неотделимо от собственных амбиций.
В культуре
- В кинематографе
- В фильме Заговор против короны роль лорда Джеймса исполнил Стивен Даффи.
Напишите отзыв о статье "Стюарт, Джеймс, 1-й граф Морей"
Отрывок, характеризующий Стюарт, Джеймс, 1-й граф Морей
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
