Суарес, Эдмундо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Суарес Трабанко, Эдмундо»)
Перейти к: навигация, поиск
Эдмундо Суарес
Общая информация
Полное имя Эдмундо Суарес Трабанко
Прозвище Mundo (Мир)
Родился 22 января 1916(1916-01-22)
Баракальдо, Бискайя, Испания
Умер 14 декабря 1978(1978-12-14) (62 года)
Валенсия, Испания
Гражданство Испания
Позиция нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
Салесьянос
Какалеку
Лехона
Эрандьо
Клубная карьера*
1935—1936 Атлетик Бильбао 0 (0)
1939 Рекуперасьон де Леванте 0 (0)
1939—1950 Валенсия 210 (186)
1950—1951 Алькояно 21 (9)
1935—1951 Всего за карьеру 231 (195)
Национальная сборная**
1941—1942 Испания 3 (3)
Тренерская карьера
1958—1959 Спортинг (Хихон)
1964—1965 Валенсия
1966—1968 Валенсия
1970 Реал Мурсия

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Эдму́ндо Суа́рес Траба́нко (исп. Edmundo Suárez Trabanco; 22 января 1916, Баракальдо, Бискайя — 14 декабря 1978, Валенсия, Валенсия), более известный как Му́ндо (исп. Mundo) — испанский футболист и футбольный тренер.

Эдмундо Суарес считается одним из величайших футболистов в истории клуба «Валенсия» и всего испанского футбола. Двукратный обладатель Трофея Пичичи, легендарный Мундо входит в десятку лучших голеадоров чемпионата Испании за всю его историю.





Клубная карьера

Эдмундо Суарес начинал карьеру футболиста в различных любительских командах родной Страны Басков, вскоре обратив на себя внимание сильнейшей баскской команды — «Атлетика», но дебюту молодого форварда в основном составе помешала начавшаяся гражданская война. Проведя некоторое время в армейской команде «Возвращение Востока» (исп. Recuperación de Levante), собранной на территории, контролируемой франкистами, из футболистов, призванных на военную службу, в 1939 году Суарес был приглашён в «Валенсию», в составе которой провёл 11 сезонов.

40-е годы стали временем расцвета «Валенсии»: команда на равных конкурировала с тогдашними лидерами испанского футбола: «Барселоной», мадридским «Атлетико» и «Севильей». «Летучие мыши» трижды (в 1942, 1944 и 1947 годах) становились чемпионами Испании (дважды — 1948, 1949 — команда стала второй, один раз — 1941 — третьей) и 2 раза выиграли Кубок Генералиссимуса — в 1941 и 1949 годах (ещё трижды — в 1944, 1945 и 1946 годах — дойдя до финала). Лицом клуба, лидером его нападения стал Эдмундо Суарес: габаритный, физически мощный форвард, заслуживший прозвище Мундо («мир» по-испански), 8 сезонов подряд (с 1939/40 по 1946/47) становился лучшим бомбардиром команды (результат, непревзойдённый до сих пор), дважды — в 1942 (27 голов) и 1944 (28 голов) годах — став лауреатом Трофея Пичичи.

В 1950 году Эдмундо Суарес покинул «Валенсию». Отыграв ещё один сезон в команде «Алькояно», Мундо повесил бутсы на гвоздь.

Карьера в сборной

Эдмундо Суарес сыграл за национальную команду 3 матча (в 1941—1942 годах), забил три мяча.

Тренерская карьера

Тренерскую карьеру Эдмундо Суарес начал в 1958 году, возглавив хихонский «Спортинг». В 1964 году Мундо стал главным тренером «Валенсии», сменив по ходу сезона на этом посту другого известного в прошлом футболиста клуба — Бернардино Пасьегито Переса. Под руководством Суареса «Валенсия» дошла до финала Кубка Ярмарок, где проиграла «Сарагосе». В 1965 году Эдмундо Суарес уступил пост главного тренера «Валенсии» Сабино Баринаге, но через некоторое время руководство клуба, недовольное неудачным выступлением команды в первенстве, вновь пригласило Мундо на должность тренера. В 1967 году «Валенсия» под руководством Эдмундо Суареса завоевала Кубок Испании, но это был первый и последний трофей, завоёванный Мундо в качестве тренера: уже в 1968 году он был уволен со своего поста за низкие спортивные результаты команды.

Достижения

В качестве игрока

В качестве тренера

Статистика выступлений

Клубная карьера
Клуб Сезон Лига Кубок
Испании
Прочие[1] Итого Товарищеские
матчи
[2]
Всего
Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы
Атлетик Бильбао 1935/36 0 0 0 0 1 0 1 0 ? ? ? ?
Итого 0 0 0 0 1 0 1 0 ? ? 1+ ?
Валенсия 1939/40 20 14 8 11 10 21 38 46 0 0 38 46
1940/41 22 21 7 9 0 0 29 30 12 19 41 49
1941/42 25 27 7 7 - - 32 34 5 7 37 41
1942/43 22 23 7 4 - - 29 27 3 10 32 37
1943/44 26 28 7 5 - - 33 33 5 3 38 36
1944/45 21 17 9 10 - - 30 27 0 0 30 27
1945/46 25 20 9 3 0 0 34 23 3 4 37 27
1946/47 10 10 3 1 - - 13 11 3 5 16 16
1947/48 11 5 0 0 1 0 12 5 6 3 18 8
1948/49 22 19 6 2 0 0 28 21 5 6 33 27
1949/50 6 2 0 0 0 0 6 2 4 2 10 4
Итого 210 186 63 52 11 21 284 259 46 59 330 318
Алькояно 1949/50 0 0 1 0 0 0 1 0 ? ? ? ?
1950/51 21 9 0 0 - - 21 9 ? ? ? ?
Итого 21 9 1 0 0 0 22 9 ? ? 22+ 9+
Всего за карьеру 231 195 64 52 12 21 307 268 46+ 59+ 353+ 327+

Напишите отзыв о статье "Суарес, Эдмундо"

Примечания

  1. Суперкубок Испании, региональные чемпионаты.
  2. Статистика неполна.

Ссылки

  • [futbol.sportec.es/seleccion/ficha_jugador.asp?j=455&n=mundo/edmundo/suarez/trabanco Профиль]
  • [www.ciberche.net/histoche/jugadores/19?pid=450 Статистика матчей, сыгранных за «Валенсию»]


Отрывок, характеризующий Суарес, Эдмундо

– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.