Суариш, Мариу

Мариу Алберту Нобре Лопеш Суариш Mário Alberto Nobre Lopes Soares<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Португалии
9 марта 1986 года — 9 марта 1996 года
Предшественник:	Рамалью Эаниш, Антониу душ Сантуш
Преемник:	Бранку де Сампайю, Жорже Фернанду
Премьер-министр Португалии
9 июня 1983 года — 6 ноября 1985 года
Предшественник:	Франсишку Пинту Балсемау
Преемник:	Анибал Каваку Силва
Премьер-министр Португалии
23 июля 1976 года — 28 августа 1978 года
Предшественник:	Вашку Алмейда-и-Кошта
Преемник:	Алфреду Нобри да Кошта
Министр иностранных дел Португалии
16 мая 1974 года — 26 марта 1975 года
Предшественник:	Руй Патришиу
Преемник:	Эрнешту Аугушту Мелу Антунеш
Вероисповедание:	агностик
Рождение:	7 декабря 1924(1924-12-07) (99 лет) Лиссабон, Первая Португальская республика
Отец:	Жуан Лопиш Суариш (1878—1970)
Мать:	Элиза Нобри Батишта (1887—1955)
Супруга:	Мария Баррозу
Дети:	сын Жуан и дочь Мария Изабел
Партия:	Социалистическая партия Португалии
Образование:	Лиссабонский университет
Профессия:	историк, юрист
Награды:	Большая золотая медаль SEP (1984)

Ма́риу Албе́рту Но́бри Ло́пиш Суа́риш (порт. Mário Alberto Nobre Lopes Soares, р. 7 декабря 1924 года, Лиссабон, Португалия) — португальский политик-социалист, дважды премьер-министр Португалии, президент Португалии в 1986—96 гг.

Биография

Сын педагога, Суариш ещё студентом вступил в Коммунистическую партию (вышел в 1951 году) и активно участвовал в борьбе против режима Антониу Салазар. Суариш неоднократно арестовывался, что лишило его возможности работать по специальности преподавателем истории и географии и вынудило его стать юристом. Он активно участвовал в избирательных кампаниях оппозиции, в том числе в президентской кампании Умберту Делгаду в 1958 году. Постепенно его взгляды становились менее коммунистическими, и в апреле 1964 года он участвовал в создании в Женеве партии Социалистическое действие Португалии. В марте 1968 года Суариш с семьёй был выслан в Сан-Томе и Принсипи, но уже через 8 месяцев после прихода к власти Марселу Каэтану смог вернуться на Родину. В 1970 году Суариш вынужден был уехать за границу, где в 1973 году участвовал в создании Социалистической партии Португалии и был избран её генеральным секретарём.

Политическая деятельность после 1974

На следующий день после Революции гвоздик Суариш вернулся на родину, где стал министром по делам заморских территорий временного правительства, и, в частности, вёл в этой должности переговоры о независимости Мозамбика с лидером ФРЕЛИМО Саморой Машелом. После победы социалистов на парламентских выборах в 1976 году Суариш сформировал правительство меньшинства после неудачных переговоров о коалиции с коммунистами. Жёсткие меры, предпринятые им для стабилизации экономики страны, сделали его непопулярным и вынудили уйти через два года в отставку. После победы левых сил на парламентских выборах в 1983 году Суариш вновь стал премьер-министром, сформировав коалицию социалистов и социал-демократов. Главным его достижением на этом посту стала успешная подготовка к вступлению Португалии в ЕЭС. В 1985 году Суариш проиграл парламентские выборы социал-демократам во главе с Анибалом Каваку Силвой, но в 1986 году, сумев сплотить левые силы, одержал победу с незначительным преимуществом во втором туре президентских выборов над Диогу Фрейташем ду Амаралом, лидировавшим в первом туре, а в 1991 году был переизбран в первом же туре при поддержке как социалистов, так и социал-демократов. Был почётным председателем Социнтерна.

После ухода с поста президента Суариш в 1999—2004 годах был депутатом Европейского парламента, а в 2006 году вновь стал официальным кандидатом социалистов на президентских выборах, но проиграл Анибалу Каваку Силве и независимому левому Мануэлу Алегри, набрав менее 15 % голосов.

Литература

• Мариу Суариш (Люди и события) // Новое время. — М., 1974. — № 27. — С. 17.

Ссылки

• [www.fmsoares.pt Фонд Мариу Суариша]

Отрывок, характеризующий Суариш, Мариу

– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.