Суассонская область

Суассонская область
Автономный эксклав Западной Римской империи
← 461 — 486 →
Суассонская область в 486 году
Столица	Суассон (462 — 486)
Magister militum
- 461 — 464	Эгидий Афраний
комит
- 464 — 469	Павел из Анже
Дукс
- 469 — 486	Сиагрий
История
-  461	непризнание Либия Севера императором
-  476	Падение Западной Римской империи
-  486	Битва при Суассоне

К:Появились в 461 годуК:Исчезли в 486 году

Суассонская область (фр. Domaine gallo-romain) — автономная римская территория в Северной Галлии, возникшая около 459 года по распоряжению Майориана — одного из последних императоров Римской империи. Вскоре после административного образования области она утратила связь со столицей, поскольку все промежуточные местности оказались захваченными германцами.

Тем не менее, галло-римский предводитель Сиагрий оказывал успешное сопротивление германским силам в 464—486 годах. Однако в 486 году он потерпел поражение от франков в Суассонской битве. На месте провинции возникло раннесредневековое германское государственное образование, населённое, впрочем, в основном романским населением, известное также как Суассонское королевство, преемник государства салических франков и предшественник Нейстрии. Существовало с 486 до 584 года. Столицей области был город Суассон.

География

Между Северным морем, Соммой, Маасом, Луарой и Арморикой варваров было немного (за исключением тех, кто входил в состав наёмных ополчений), и именно эти земли находились во власти наместника Эгидия, не признававшего императорской власти после смерти императора Майориана.

Суассонское королевство, являясь римским анклавом, было окружено варварскими королевствами: на западе — Арморика, наводнённая бриттскими беженцами, вытесненными из-за моря англосаксами, на юге — королевство вестготов (потеря Оверни после бегства Экдиция в 475 году), Франкское королевство на севере — франки, двигавшиеся с низовьев Рейна, королевство бургундов на юго-востоке и королевство алеманнов, перешедших Рейн, к востоку.

Таким образом, власть правителя Суассонского королевства распространялась на земли вокруг городов Noviomagus Veromanduorum, Augustomagus и Augusta Suessionum, охватывая современные регионы Верхняя и Нижняя Нормандия, Иль-де-Франс, Центр, Шампань — Арденны, и частично: Бургундия, Земли Луары, Пикардия и Нор — Па-де-Кале.

История

«Галло-романский Домен» возник в правлении западного императора Майориана, который назначил Эгидия Афрания Сиагрия, выходца из знатной римской семьи в Восточной Галлии, магистром армии в префектуре Галлии.

Майориан, вступив в 457 году на престол и упрочив своё положение в столице, первой задачей поставил преодоление раскола между провинциальной галло-римской и столичной римской аристократией, который до крайности усугубило убийство Авита, выходца из Галлии. Когда новость о низложении императора Авита добралась до Галлии, та отказалась признавать Майориана в качестве законного преемника..

В 458 Майориан, оставив Рицимера в Италии, отправился во главе войска, состоявшего, в большинстве своём, из варваров, в Галлию вместе с двумя magister militum — Эгидием и Непоцианом. Императорская армия разгромила вестготов во главе с королём Теодорихом II в битве при Арелате, король был вынужден бежать. Римляне, воспользовавшись победой, навязали готам новый договор: тем пришлось отказаться от Септимании и обширных завоевания в Испании, отвести войска к западу от Аквитании и вернуться к статусу федератов. Майориан вслед за этой победой назначил новым magister militum per Gallias Эгидия.

Оставшиеся от римских владений за Альпами земли на северо-западе Галлии с Италией и с основной территорией Империи соединяла узкая полоса римских владений в Оверни, Провансе и Лангедоке. К концу правления Майориана этот коридор был захвачен германскими племенами — бургундами, завладевшими Сапаудией и долиной Роны, и вестготами, захватившими Овернь с богатейшим Арелатом — которые, таким образом, отрезали Эгидия и его граждан от империи.

Смерть Майориана развязала руки Теодориха. Так как новый император, ставленник Рицимера Либий Север, не был признан римским полководцем в Северной Галлии Эгидием, он обратился к Теодериху. Король вестготов в 462 году под предлогом оказания помощи Либию Северу завладел городом Нарбонной, который он столь давно хотел присоединить к своим владениям. Агриппина, предшественник Эгидия на посту полководца Галлии, сдал Нарбонну Теодориху, чтобы получить поддержку готов.

Отступив за Луару, преследуемый братом Теодориха Фридерихом Эгидий воспользовался помощью союзника, Хильдерика, турнейского короля салических франков, который в 463 году сражался против вестготов на стороне Эгидия под Орлеаном (в той битве римляне одержали победу, и именно в связи с этими событиями анналы впервые упоминают короля Хильдерика). Согласно Григорию Турскому, Эгидий даже управлял некоторое время франками после изгнания Хильдерика, лишившегося власти из-за распущенности, но Хильдерик позднее вернулся из ссылки. Галльский правитель после сражения под Орлеаном (в котором погиб Фридерих), усилившись отрядами франков и аланов, отбросил готов за Луару, а вскоре вступил в переговоры с королём вандалов (Идаций 224); вероятно, планируя одновременное нападение на Италию и на королевство вестготов.

В 464 же году после сражения с саксами военачальник Эгидий умер от чумы. Также, по предположениям, он мог быть убит по приказу одного из врагов короля Хильдерика. Его преемник Павел из Анже также погиб, отражая нападение саксов под предводительством племенного князя Адовакрия на город Анжер. Власть Эгидия унаследовал его сын Афраний Сиагрий. Сиагрий, оставшийся последним представителем Империи на Западе, именовался титулом Dux (провинциальный военачальник), но соседние германские племена называли его «королём римлян» (отсюда одно из названий его анклава). В 476 году Сиагрий, властвовавший в Суассонской области, не признал верховной власти Одоакра, который свергнул последнего императора Запада.

Хотя и Сиагрий, полагавший, что его «государство», сохранив римскую структуру, могло бы явиться законным преемником Западной империи, и Одоакр, направили послов ко двору императора Восточной Римской империи, император Зенон признал легитимной власть Одоакра над Западом, оставив без внимания просьбу Сиагрия. Государство в междуречье Луары и Соммы порвало все связи с Италией и не имело дальнейших контактов с Восточной Римской империи, хотя даже после 476 года Сиагрий продолжал утверждать, что он лишь управляет римской провинцией, хотя салические франки расторгли договор и прекратили выполнять федератские обязательства.

Король турнейских франков — одного из салических племён — Хильдерик I умер в 481 г., и ему наследовал его сын от брака с Базиной Хлодвиг. 19-летний Хлодвиг в союзе со своим родственником, камбрейским королём Рагнахаром, выступил против последнего римского наместника Галлии и разгромил его войско в битве при Суассоне в 486 году; эта победа упоминается многими как величайшая из побед Хлодвига. Завоевание страны не было затруднительно, так как без поддержки романо-галльской армии, частью погибшей, частью рассеянной при Суассоне (хотя часть отрядов отбивалась несколько лет), и бегства Сиагрия население не препятствовало утверждению франков — формально франкский вождь-союзник восточного императора был легитимнее «короля» Сиагрия, единственным реальным подтверждением законности власти которого была армия, хотя немалую роль сыграло и то, что после битвы при Суассоне и бегства Сиагрия ни у одного полководца или чиновника не было ни авторитета, ни возможностей превратить несколько разрозненных оплотов галло-римлян в единое сопротивление франкам. Города капитулировали один за другим и переходили на сторону победителя, который получил возможность наделить своих дружинников землей, не стесняя высшие классы романского населения.

Сиагрий бежал в Тулузу к королю вестготов Алариху II, но Хлодвиг под угрозой объявления войны потребовал его выдачи. Сиагрий был закован, передан франкским посланцам и затем заколот мечом в 486/7.

Хлодвиг управлял франками до своей смерти в 511. Когда он умер, франкское королевство было разделено между его четырьмя взрослыми сыновьями таким образом, чтобы каждому досталась примерно равная часть фиска. Хлотарь I получил Суассонскую область, которой ранее правил Сиагрий (сам Хлотарь родился в Суассоне через десять лет после смерти Сиагрия). Благодаря умелой дипломатии, постоянным войнам и убийствам родственников, Хлотарь стал королём всей Галлии к 555 году.

Когда в 561 году Хлотарь умер, франкское государство вновь было разделено: на три царства, по одному для каждого сына. Западное королевство Нейстрия по-прежнему управлялось из Суассона, пока все франки не были вновь объединены нейстрийским королём Хлотарем II в 613. За исключением периода 639—673 годов, когда произошло разделение Нейстрии и Австразии, франкское государство оставалось единым до Верденского договора в 843 году.

Армия

Когда Эгидий был назначен магистром армии в Галлии императором Майорианом, он подчинил себе остатки римских войск в Галлии. Согласно Приску, Эгидий и Сиагрий командовали «значительными силами». В какой-то момент Эгидий и/или Сиагрий даже угрожали правителям Западной Римской империи вторжением в Италию, если империя не удовлетворит их просьбы. Их армии также оказывали активное сопротивление растущей силе вестготского королевства, расположенному к югу от Суассона. Тем не менее, нет никаких конкретных цифр, которые позволили бы объективно оценить общую численность армии последних наместников римской Галлии.

В IV и V веках область от Суассона до Реймса являлась важным военным центром; там находились также мастерские по производству оружия. В Реймсе ещё в V веке в государственной мануфактуре по изготовлению оружия работали «barbaricarii» сирийского происхождения, занимавшиеся изготовлением дамасских и инкрустированных мечей. Производство оружия продолжалось в V веке и тогда, когда римская армия в Северной Галлии под командованием Эгидия и Сиагрия противостояла центральному правительству в Италии и была отрезана от Италии из-за расширения господства вестготов в Южной Галлии.

Правители

Римские правители

Комиты (правители) Северной Галлии (457—486)

Столица — Новиодун (Суассон), с 469 — Лютеция (Париж)

• Эгидий Афраний (457—465)
• Павел (фр.) (465—469), убит
• Сиагрий, сын Эгидия (469—486), убит

Германские короли

• 486—511: Хлодвиг I
• 511—561: Хлотарь I
• 561—575: Хильперик I
• 575—575: Сигиберт I (в личном союзе)
• 575—584: Хильперик I (второй раз)

Примечания

Комментарии

Литература

• Drinkwater, John, e Hugh Elton, Fifth-Century Gaul: A Crisis of Identity?, Cambridge University Press, ISBN 0-521-52933-6, pp. 172—174.
• MacGeorge, Penny, Late Roman Warlords, Oxford University Press, 2002, ISBN 0-19-925244-0.
• O’Flynn, John Michael, Generalissimos of the Western Roman Empire, University of Alberta, 1983, ISBN 0-88864-031-5, pp. 110—111, 124—125.

Отрывок, характеризующий Суассонская область

Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.