Бенгальская суба
Поделись знанием:
К:Появились в 1574 годуК:Исчезли в 1757 году
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
(перенаправлено с «Субадар Бенгалии»)
| Бенгальская суба | |||||||
| Суба-и-Бангала | |||||||
| Суба (провинция) Империи Великих Моголов | |||||||
| |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
| Столица | Танда (1574—1595), Раджмахал (1595—1610), Дакка (1610—1639), Раджмахал (1639—1660), Дакка (1660—1703), Муршидабад (с 1703) | ||||||
| Субадары | |||||||
Бенгальская суба или Суба-и-Бангала — одна из суб (провинций) Могольской империи с 1574 по 1757 годы. 25 сентября 1574 года Муним-хан, командующий могольской армии, занял Танду, столицу последнего афганского правителя Бенгалии Дауд-хана Каррани. Так в Бенгалии было введено могольское правление. В 1713 году Муршид Кули-хан получил должность наиб назима (заместителя субадара) Бенгалии. В 1717 году он стал её субадаром, или назимом, и Бенгалия стала полностью независимой от имперского контроля. Вслед за поражением последнего независимого субадара Бенгалии Сирадж уд-Даулы в битве при Плесси 23 июня 1757 года и его смертью 2 июля 1757 года Бенгалия перешла под контроль Британской Ост-Индской компании. Преемники Сирадж уд-Даулы были просто марионетками в руках Ост-Индской компании.
Административное деление
Согласно системе взимания земельного налога Тодар Мала, в 1582 году Бенгальская суба делилась на 24 саркара (округа), которые включали 19 саркар собственно Бенгалии и 5 саркар Ориссы. В 1607 году во время правления Джахангира Орисса стала отдельной субой. 19 саркар же были позднее разделены на 682 парганы. В 1658 году, после реформы системы земельного налогообложения Шаха Шуджи, были добавлены 15 новых саркар и 361 новая паргана. В 1722 году Муршид Кули-хан разделил всю субу на 13 чакал, которые позднее были разделены на 1660 парган.
Изначально столицей субы была Танда. 9 ноября 1595 новой столицей стал Раджмахал благодаря Ман Сингху I, который переименовал его в Акбарнагар. В 1610 году столица была перенесена из Раджмахала в Дакку и переименована в Джахангирнагар. В 1639 году Шах Шуджа снова перенёс столицу в Раджмахал. В 1660 году Муаззам-хан (Мир Джумла) снова перенёс столицу в Дакку. В 1703 году Муршид Кули-хан, затем дивани (главный налоговый инспектор) Бенгалии и будущий наваб Бенгалии, перенёс своё ведомство из Дакки в Максудабад и позже переименовал его в Муршидабад.
 |
Гангаридаи, Ванга, Пундра, Сухма, Анга, Харикела |
Шашанка, Манава |
Пала, Сена |
Бенгальский султанат, Дева Мухаммад Хилджи, Раджа Ганеша |
Пратападитья, Раджа Ситарам Рай Баро-Бхуян |
Наваб Бенгалии, Уоррен Гастингс, Заминдар, Голод в Бенгалии (1769—1773) |
Реформация индуизма, Бенгальское Возрождение Вивекананда, Джагдиш Чандра Бос, Рабиндранат Тагор, Субхаш Чандра Бос |
Второй раздел Бенгалии, Война за независимость Бангладеш Муджибур Рахман, Джьоти Басу |
Список 19 саркар
| Саркар | Паргана |
|---|---|
| Удамабар (Танда) | 52 парганы |
| Джаннатабад (Лакхнаути) | 66 парган |
| Фатхабад | 31 паргана |
| Махмудабад | 88 парган |
| Халифатабад | 35 парган |
| Бакла | 4 парганы |
| Пурния | 9 парган |
| Таджпур | 29 парган |
| Гхорагхат | 84 парганы |
| Пинджара | 21 паргана |
| Барбакабад | 38 парган |
| Базуха | 32 парганы |
| Сонаргаон | 52 парганы |
| Силхет | 8 парган |
| Читтагонг | 7 парган |
| Шарифабад | 26 парган |
| Сулейманабад | 31 паргана |
| Сатгаон | 53 парганы |
| Мандаран | 16 парган |
Список субадаров Бенгалии
Список содержит имена и даты правления субадаров Бенгалии в 1574—1757 годах:[1]
| Имя | Дата правления |
|---|---|
| Муним-хан | 25 сентября 1574 — 23 октября 1575 |
| Хан Джахан I | 15 ноября 1575 — 19 декабря 1578 |
| Музаффар-хан Турбати | 1579—1580 |
| Мирза-Азиз Кока | 1582—1583 |
| Шахбаз-хан | 18 мая 1583—1585 |
| Садик-хан | 1585—1586 |
| Вазир-хан | 1586—1587 |
| Саид-хан Чагтай | 1587—1594 |
| Ман Сингх I | 4 июня 1594—1606 |
| Кутб уд-Дин-хан Кока | 2 сентября 1606 — май 1607 |
| Джахангир Кули Бек | 1607—1608 |
| Ислам-хан I | Июнь 1608—1613 |
| Касим-хан Чишти | 1613—1617 |
| Ибрагим-хан | 1617—1624 |
| Махабат-хан | 1625—1626 |
| Мукаррам-хан | 1626—1627 |
| Фидаи-хан | 1627—1628 |
| Касим-хан Джувайни | 1628—1632 |
| Азам-хан Мир Мухаммед Бакар | 1632—1635 |
| Ислам-хан II | 1635—1639 |
| Шах Шуджа | 1639—1660 |
| Мир Джумла II | Май 1660 — 30 марта 1663 |
| Шаиста-хан | Март 1664—1678 |
| Фидаи-хан (Азам-хан Кока) | 1678 |
| Мухаммад Азам-шах | 1678—1679 |
| Шаиста-хан | 1679—1688 |
| Хан-и-Джахан Бахадур-хан | 1688—1689 |
| Ибрагим-хан | 1689—1697 |
| Азим уш-Шан | 1697—1712 |
| Хан-и-Джахан | 1712—1713 |
| Джахангир-Шах Бахадур (Фархунда-Сийяр) | Февраль 1713 — май 1713 |
| Музаффар Джанг Мир Джумла | 1713—1716 |
| Муршид Кули-хан | 1717—1727 |
| Шуджа уд-Дин | 1727—1739 |
| Сарфараз-хан | 1739—1740 |
| Аливарди-хан | 1740—1756 |
| Сирадж уд-Даула | 1756 — 2 июля 1757 |
Напишите отзыв о статье "Бенгальская суба"
Примечания
- ↑ Eaton Richard M. The Rise of Islam and the Bengal Frontier, 1204-1760. — Berkeley: University of California Press, 1993. — P. 325-6. — ISBN 0-520-20507-3.
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бенгальская суба
По арфе золотой бродя,Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
