Субандрио

Это имя — индонезийское; здесь «Субандрио» — личное имя, а фамилии у этого человека нет.

Субандрио Subandrio<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Субандрио, 1964</td></tr>
Министр иностранных дел Индонезии
9 апреля 1957 — 18 марта 1966
Президент:	Сукарно
Предшественник:	Руслан Абдулгани
Преемник:	Адам Малик
Посол Индонезии в Великобритании
1949 год — 1954 год
Президент:	Сукарно
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Супомо
Рождение:	15 сентября 1914(1914-09-15) Маланг, Кепаньян, Восточная Ява, Голландская Ост-Индия
Смерть:	3 июля 2004(2004-07-03) (89 лет) Джакарта, Индонезия
Супруга:	1)? 2) Шри Кусдьянтинха
Образование:	медицинский факультет университета Джакарты (1942)
Учёная степень:	доктор
Профессия:	медик, хирург

Субандрио (англ.  Subandrio — до 1947 года употреблялось написание Soebandrio, 15 сентября 1914, Маланг, Кепаньян (англ. Kepanjen), Голландская Ост-Индия, ныне Восточная Ява, Индонезия — 3 июля 2004, Джакарта) — индонезийский политический и государственный деятель, министр иностранных дел Индонезии в 1957 — 1966 годах, один из наиболее влиятельных деятелей эпохи правления президента Сукарно.

Биография

Юность. Медицинская практика.

Субандрио родился 15 сентября 1914 год а в Маланге на острове Ява, Голландская Ост-Индия, ныне провинция Восточная Ява, Индонезия. В 1942 году окончил медицинское училище «Sekolah Tinggi Kedokteran Jakarta», (GHS) в Джакарте, получив специальность врача — хирурга .

В студенческие годы Субандрио участвовал в антиголландском национально-освободительном движении. После окончания обучения вел медицинскую практику как врач — терапевт в Семаранге, в период японской оккупации (1942—1945) участвовал в работе антияпонского подполья.

Был близок к Социалистической партии Сутана Шарира и благодаря этому в 1945 году, когда Индонезия провозгласила независимость, поступил на работу в министерство информации. В 1946 году Сутан Шарир назначил его генеральным секретарем министерства информации в своем правительстве.

Карьера дипломата

В 1947 году Субандрио был назначен на дипломатический пост в посольстве в Лондоне (ему было поручено организовать там информационную службу), а в 1950 году был назначен послом Индонезии в Великобритании.

В начале 1954 года Субандрио был назначен послом Индонезии в СССР и 13 апреля вручил верительные грамоты в Москве. В Советском Союзе Субандрио стал поклонником левых идей, однако не стал коммунистом, как иногда утверждали впоследствии . Летом 1955 года он сопровождал премьер-министра Индонезии Али Састроамиджойо в Китайскую Народную Республику .

В начале 1956 года Субандрио был назначен генеральным секретарем министерства иностранных дел.

Министр иностранных дел Индонезии. Рост влияния

9 апреля 1957 года президент Сукарно назначил Субандрио министром иностранных дел Индонезии в «рабочем кабинете» (индон. Kabinet Karya) Джуанда Картавиджайя. Уже к этому времени он входил в ближайшее окружение Сукарно и даже считался одним из друзей индонезийского президента.

В 1960 году Субандрио занял также посты второго заместителя первого министра Джуанды и начальника Управления внутренней безопасности и разведки Индонезии.

Субандрио и внешняя политика Индонезии

Политика неприсоединения и борьбы с неоколониализмом

Субандрио продолжил провозглашенную Сукарно на Бандунгской конференции 1955 года политику неприсоединения к военным блокам, борьбы за мир, против колониализма, расизма и неоколониализма.

Индонезия почти сразу же (19 июля) признала республиканский режим генерала Абдель Керима Касема в Ираке, пришедший к власти после свержения монархии. 27 октября было признано также сформированное в изгнании Временное правительство Алжирской Республики во главе с Ферхатом Аббасом. В июле 1960 года Субандрио заявил о готовности Индонезии оказать помощь правительству Патриса Лумумбы в Конго. В апреле 1961 года в Бандунге прошла сессия Совета солидарности народов Азии и Африки. В августе 1964 года Индонезия разорвала дипломатические отношения с Южным Вьетнамом и преобразовала представительство в Ханое (Демократическая Республика Вьетнам) в посольство.

Индонезия и СССР

Субандрио играл большую роль в развитии советско-индонезийского сотрудничества, часто посещал СССР. На рубеже 1950-60-х годов благодаря поездкам Сукарно и Субандрио в СССР советско-индонезийское сотрудничество стало нарастать и принимать невиданные до тех пор масштабы.

Привлечение кредитов

Грандиозные экономические планы Сукарно требовали привлечения огромных средств, которыми Индонезия не обладала. Даже беспримерная помощь Советского Союза, не могла обеспечить выполнение задуманного индонезийским президентом. Министерство иностранных дел стало ведомством, которое занялось поиском и привлечением иностранных кредитов и экономической помощи. В 1962 году Субандрио получил в дополнение к посту министра иностранных дел также пост министра внешнеэкономических связей.

В феврале 1959 года Польша предоставила Индонезии заем в 5 миллионов долларов на строительство небольших судоверфей, Япония отправила в Индонезию 300 тракторов (на сумму в 3 миллиона долларов) для распашки 10000 гектар джунглей на севере Суматры для посевов риса и сахарного тростника, США предоставили заем в 9 миллионов долларов на восстановление железной дороги Танджунгэним — Палембанг на юге Суматры и модернизацию гаваней. В мае с одной из компаний США был подписан контракт на строительство под Палембангом большого завода по производству удобрений и т. д.. В январе 1960 года Экспортно-импортный банк США выделил два займа в 47,5 миллионов долларов для строительства завода удобрений в Палембанге и гидроэлектростанции в Сурабае, а ФРГ решила оказать помощь в строительстве доменной печи, оловоплавильного завода и дока.

Проблема Западного Ириана

Субандрио сыграл большую роль в восстановлении территориального единства Индонезии и решении проблемы Западного Ириана. 15 августа он подписал соглашение о Западном Ириане, по которому он возвращался Индонезии.

Конфликт с Малайзией

Не меньшее влияние оказал он и на развитие конфликта между Индонезией и Малайзией, приведшего к фактическому военному противостоянию двух стран в 1963—1966 годах.

Роль Субандрио в конфликте с Малайзией оценивали по-разному. В 1968 году вышла книга «Коммунистическая опасность», в которой утверждалось, что Субандрио (как и Сукарно) манипулировали индонезийские коммунисты. Индонезийский исследователь Ютрехт считал, что наоборот, Субандрио, желавший славы и метивший в преемники Сукарно, сам, параллельно с армейским командованием, провоцировал конфликт и влиял на президента. Советские исследователи М. С. Капица и Н. П. Малетин считали, что обвинения в адрес Субандрио верны лишь частично и Сукарно сам принимал все окончательные решения.

Союз с КНР

Субандрио стоял у истоков создания оси «Пекин — Джакарта» и был сторонником тесного сотрудничества с КНР. Он полностью поддерживал политику Сукарно — сворачивание отношений с СССР, выход Индонезии из ООН, попытки создать новое Движение неприсоединения и даже переименование Индийского океана в Индонезийский океан.

В центре внутреннего кризиса

«Наследник» Сукарно

В последние годы правления Сукарно влияние Субандрио стало почти неограниченным. «Мягкие манеры, личная преданность, тонкое и незаметное подыгрывание президенту обеспечили Субандрио полное доверие. Часто, когда Сукарно не мог спать из-за хронической болезни почек, он среди ночи звонил Субандрио, врачу по образованию, просил его посидеть у постели и побеседовать о том, как развиваются события в мире». Многие, в том числе и в среде индонезийских коммунистов, считали Субандрио неофициальным наследником Сукарно. Кроме того в 1963 году, когда возник и начал укрепляться союз Индонезии и Китая, Субандрио установил негласные связи с Коммунистической партией Индонезии, обладавшей огромным влиянием на политическую жизнь страны. Субандрио также установил хорошие отношения с главнокомандующим ВВС маршалом авиации Омаром Дани, который единственный среди высших офицеров готов был поддерживать любые левые планы президента и его окружения.

В ноябре 1963 года, после смерти Джуанды должность первого министра была упразднена и заменена президиумом из трех заместителей премьер-министра Сукарно. Субандрио стал первым из членов президиума и заместителем премьер-министра, теперь уже официально вторым человеком в стране после Сукарно.

В начале января 1965 года Субандрио выступил с заявлением, имевшим общенациональное значение. Он провозгласил поддержанный Сукарно лозунг Коммунистической партии о «сокрушении экономической династии» направленный на ослабление власти бюрократии и армии. Субандрио заявил, что государственный аппарат — «экономическая династия» — владеет всем в стране и что необходимо единство не ради единства нации, а единство революционных и прогрессивных сил. Он назвал 1965 год годом кристаллизации, трудным годом, когда некоторые прежние товарищи по оружию могут стать контрреволюционерами.

Майский конфликт 1965 года

В мае 1965 года Субандрио оказался в центре конфликта между левыми силами и армией Индонезии. Военное командование резко воспротивилось политизации вооруженных сил и фактическому введению в частях политкомиссаров от левых партий, поддерживавших курс Сукарно. Военные считали Субандрио едва ли не главным инициатором такого шага, и в ночь на 28 мая Субандрио вместе с одним из лидеров Компартии Ньото, опасаясь за свою жизнь, вылетели в Китай. В Кантоне они встретились с Премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем и министром иностранных дел Чэнь И. Пока шло совещание в Кантоне, Сукарно объявил командующим военными округами о раскрытом заговоре с целью убийства его самого, Субандрио и главнокомандующего сухопутными войсками генерал-лейтенанта Ахмада Яни. Он разрешил конфликт заявлением, что армия не нуждается в контроле со стороны партий. После этого Субандрио вернулся в страну.

Субандрио против армии

После того, как 11 июля 1965 года маршал авиации Омар Дани возглавил КОЛАГ — объединенное командование «Готовность», на которое возлагалась подготовка войны с Малайзией, Субандрио усилил выступления против правого армейского командования, которое он называл «бюрократическими капиталистами» и «расхитителями». Если Сукарно только угрожал правым генералам, то в августе Субандрио уже прямо призывал народ расправиться с ними. Когда в сентябре коммунисты и другие левые партии провели в Джакарте демонстрации против «бюрократических капиталистов» — «кабиров», Субандрио приветствовал их.

Он заявил, что между «рабочими и капиталистами — бюрократами не может быть компромисса и их сокрушение — необходимое условие для завершения революции». "Власть должна принадлежать народу, который должен вырвать её из рук «кабиров» .

Роль в событиях сентября 1965 года

В сентябре 1965 года агенты Субандрио узнали и доложили ему как руководителю спецслужб страны о встрече правых генералов во главе с генерал-лейтенантом Яни, готовивших свержение Сукарно. Возможно, через него о заговоре стало известно лидеру КПИ Айдиту и маршалу Омару Дани, который 29 сентября доложил об этом Сукарно. В результате возник левый контрзаговор во главе с подполковником Унтунгом, который 30 сентября предпринял попытку физически устранить командование армии. Однако самого Субандрио не было в Джакарте (он находился на Суматре), когда возникло «движение 30 сентября» и произошла попытка переворота. При этом левые заговорщики заочно включили его в состав Революционного совета Индонезии, о чем было сообщено по радио. Одновременно Унтунг своим декретом распустил правительство, и, следовательно, Субандрио лишился всех своих постов. Его положение спасло то, что Сукарно не утвердил декреты Унтунга и просто игнорировал их. Президент обосновался на базе ВВС Халим и 1 октября выслал на Суматру самолет за Субандрио, однако тот нашел предлог не возвращаться в столицу. Когда он все же вернулся в Джакарту, то прежние его позиции были уже потеряны. Сукарно сохранил за Субандрио все его посты, но власть самого президента таяла на глазах. В первых числах ноября Сукарно пошел на уступку армии, требовавшей ареста Субандрио как организатора «Движения 30 сентября» и суда над ним — он сместил его с должности руководителя Управления внутренней безопасности и разведки Индонезии. 6 ноября Сукарно вновь решительно отверг требования командования о смещении Субандрио — «Я не позволю вывести Субандрио из кабинета! Нет, он по-прежнему первый заместитель премьер-министра! И по-прежнему министр иностранных дел. По-прежнему! У Индонезии в течение 20 лет независимости не было министра иностранных дел более толкового, решительного и делового, чем Субандрио! » .

Падение

21 февраля 1966 года Сукарно объявил состав своего нового кабинета, в котором Субандрио, несмотря на усиливавшиеся требования его ареста, остался министром иностранных дел. Противники Сукарно выступили против нового кабинета и распространили список 23 министров, против которых развернули компанию травли. Возглавлял список Субандрио. 24 февраля студенческие демонстрации протеста блокировали движение в столице и Сукарно на вертолете привез Субандрио и других министров на церемонию принятия присяги. 28 февраля, после того, как студенческие организации были распущены властями, а демонстрации запрещены, Субандрио выступил с заявлением, что на террор будет отвечено террором. В ответ студенты Джакарты повесили чучело Субандрио. Протесты продолжались и нарастали. 11 марта во время заседания правительства парашютисты полка Сарво Эдди, руководившего репрессиями против левых сил на острове Ява, окружили президентский дворец. Сукарно покинул заседание, взяв с собой только Субандрио и третьего заместителя премьер-министра Хайрула Салеха и на вертолете вылетел в Богор. 12 марта, получив гарантии безопасности от генерала Сухарто, Сукарно и его окружение вернулась в Джакарту, но уже 18 марта 1966 года по приказу того же Сухарто Субандрио был арестован прямо в президентском дворце.

29 лет в тюрьме. Конец пути

В октябре 1966 года в ходе короткого судебного процесса Чрезвычайный военный трибунал приговорил Субандрио к смертной казни, как одного из организаторов попытки переворота 30 сентября 1965 года. При этом никаких доказательств того, что Субандрио знал о заговоре Унтунга, представлено не было. Приговор не был приведен в исполнение и в 1982 году по просьбе Великобритании смертная казнь была заменена на пожизненное заключение. В 1995 году Субандрио, которому был уже 81 год, был освобожден по состоянию здоровья после 29 лет, проведенных в тюрьме.

Субандрио скончался 3 июля 2004 года в Джакарте.

Семья

Субандрио был женат два раза. Первая жена умерла, вторая жена Шри Кусдянтинха и их двое сыновей дождались выхода Субандрио из тюрьмы. Они и похоронили его в 2004 году.

Источники

• Другов А. Ю. Резников А. Б. Индонезия в период «направляемой демократии» / М. Наука. Главная редакция восточной литературы — 1969
• Капица М. С., Малетин Н. П. Сукарно: политическая биография / М.: Мысль, 1980
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. 1962 / М.1962 — С.617 (биографическая справка).
• Субандрио. Люди и события// Новое время — 1958 — ноябрь

Литература

• Алешин Ю. Советско-индонезийские отношения 1945—1962. — М., 1963.
• Андреев М. А. Будущее индонезийской нефти. — М., 1964.
• Фаризов И. О. Советско-индонезийское экономическое сотрудничество. — М., 1964.
• Хрящева Н. М. Внешняя торговля Республики Индонезия (1950—1969). — М., 1970.
• Андреев Г. А. Индонезийское государство: проблема единства и автономии. 1945—1965. — М., 1974.
• Кямилев Э. Х. Политическая борьба и проблема децентрализации Индонезии. 1945—1975. — М., 1978.

На иностранных языках

• Segeh, Sjafri.(1966) Soebandrio, Durno terbesar abad ke-XX Padang : Trimuf. (индонез.)
• Subandrio, Dr.(1957) Indonesia in the United Nations : speech by the Minister for Foreign Affairs, Dr. Soebandrio … Djakarta : Ministry of Information, Republic. From the general debate of the 12th regular session of the General Assembly of the United Nations, Thursday, October 3, 1957. (англ.)
• Soebandrio, Dr. H. (2006) Yang saya alami : peristiwa G 30 S: sebelum, saat meletus dan sesudahnya penyunting, Mohamad Achadi, Soebagio Anam, Dra. Uchikowati.Jakarta : Bumi Intitama Sejahtera. ISBN 979-95553-9-6 (индонез.)
• Subandrio, Dr. H. (2001) Kesaksianku tentang G-30-S Jakarta : Forum Pendukung Reformasi Total. (англ.)

Отрывок, характеризующий Субандрио

По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.